От Пекина до Берлина. 1927–1945

Оценивая общее состояние войск и обстановку, я не мог просить у Военного совета фронта какой-либо помощи, зная, что он отдает нам все возможное, чтобы облегчить положение. В ночь на 15 сентября все переправы через Волгу были задействованы. Переправлялась 13?я гвардейская дивизия.

Всю ночь работники штаба армии не смыкали глаз: одни на передовой линии фронта восстанавливали порядки подразделений; другие – вели бои у домов специалистов и у вокзала и тем самым обеспечивали переправу частей дивизии Родимцева; третьи – в районе центральной пристани встречали переправлявшиеся батальоны и выводили их по разрушенным улицам на передовую линию.

За ночь удалось переправить только 34?й и 42?й полки. Наступивший рассвет и появление авиации противника помешали дальнейшей переправе.

Прибывшие полки заняли участок в центре города от оврага Крутой до вокзала; на вокзал был направлен первый батальон 42?го полка. Мамаев курган оборонял батальон дивизии Сараева и подразделения 112?й стрелковой дивизии И. Е. Ермолкина. Левее (юго-западнее) вокзала оборонялись остатки танковой бригады, сводного полка и 42?й стрелковой бригады Батракова. На остальных участках все оставалось без перемен.

С утра 15 сентября противник начал атаку в двух направлениях: в центре армии – на вокзал и на Мамаев курган наступали части 295?й, 76?й и 71?й пехотных дивизий с танками; на левом фланге – на пригород Минина, Купоросное наступали части 24?й и 14?й танковой и 94?й пехотной дивизий. На правом фланге было относительно спокойно. Атаке предшествовал мощный удар с воздуха. Затем авиация противника повисла над нашими боевыми порядками.

Бой сразу принял для нас тяжелый характер. Не успели прибывшие ночью свежие части Родимцева осмотреться и закрепиться, как сразу были атакованы превосходящими силами врага. Его авиация буквально вбивала в землю все, что было на улицах.

Особенно ожесточенные бои развернулись у вокзала и в пригороде Минина. Четыре раза в течение дня вокзал переходил из рук в руки и к ночи остался у нас. Дома специалистов, которые атаковал 34?й полк дивизии Родимцева с танками тяжелой бригады, остались в руках немцев. Стрелковая бригада полковника М. С. Батракова с подразделениями дивизии А. А. Сараева, понеся большие потери, была оттеснена на рубеж Лесопосадочная. Гвардейская стрелковая дивизия В. П. Дубянского и отдельные подразделения других частей, тоже понеся большие потери, отошли на западную окраину города, южнее реки Царица.

К вечеру 15 сентября трудно было сказать, в чьих руках находится Мамаев курган: сведения поступали противоречивые. Автоматчики противника просочились по реке Царица к железнодорожному мосту и обстреливали наш командный пункт. Охрана командного пункта армии снова вступила в бой. Кроме того, укрываясь от непрерывных бомбежек и обстрелов, в коридоры блиндажа, несмотря на охрану и контроль при входах, к ночи набилось множество людей. Люди из армейских частей связи, батальоны охраны, АХЧ, офицеры связи от частей, шоферы и другие проходили через входы по «срочным и неотложным делам» и задерживались там. А так как блиндаж не имел вентиляции, духота, смрад, спертый воздух, особенно по ночам, доводили нас, работников командного пункта, до потери сознания. Мы по очереди выходили на воздух, чтобы отдышаться. Южнее реки Царица пылали кварталы города. Было светло как днем. Пули немецких автоматчиков свистели над головами и у ног. Но ничто не могло удержать нас в душном блиндаже.

В эту ночь всех нас тревожила судьба Мамаева кургана. Овладев им, противник господствовал бы над всем городом и над Волгой.

Я приказал во что бы то ни стало переправить ночью оставшиеся на той стороне Волги подразделения 39?го полка И. П. Едина и вывести его к Мамаеву кургану, чтобы он мог с рассветом занять там оборону и удерживать вершину кургана любой ценой.

Управлять всей армией из блиндажа в балке становилось трудно, поэтому я приказал генералу Н. М. Пожарскому с частью работников оперативного отдела и штаба артиллерии организовать вспомогательный пункт управления (ВПУ) на берегу Волги, возле пристани, напротив южного берега острова Зайцевский. Этот ВПУ во главе с Пожарским был промежуточной инстанцией, между штабом армии и частями правого фланга.

В боях 15 сентября противник потерял только убитыми свыше двух тысяч человек. Раненых всегда бывает в три-четыре раза больше. В общей сложности за 14–15 сентября немцы потеряли восемь-десять тысяч человек и 54 сожженных танка. Наши части тоже понесли большие потери в живой силе и технике и отошли. Когда я говорю: «части понесли большие потери и отошли» – это не значит, что люди отходили по приказу, организованно, с одного рубежа обороны на другой. Это значит, что наши бойцы (даже не подразделения) выползали из-под немецких танков, чаще всего раненые, на следующий рубеж, где их принимали, объединяли в подразделения, снабжали, главным образом боеприпасами, и снова бросали в бой.

Вскоре гитлеровцы поняли, что город нахрапом не возьмешь, что кусается он очень больно. В дальнейшем они стали действовать осмотрительнее: атаки подготовляли тщательно и в бой шли уже без гармошек, без песен и плясок… Прямо скажем: шли на верную смерть.

Бои 13, 14 и 15 сентября в самом городе показали, что истребление захватчиков в развалинах города идет значительно успешнее, нежели в голых степях между Волгой и Доном.

Несмотря на большое превосходство в силах, враг несет неизмеримо большие потери при наступлении по узким улицам и развалинам домов, часто не видя, откуда по нему ведут огонь и где его поджидает смерть.

Земля у Волги на улицах города, в садах и парках стала скользкой от крови, и гитлеровцы скользят по ней, как по наклонной, к своей гибели, говорили защитники города.

Наши бойцы и командиры знали, что отходить назад некуда и нельзя, и главное, они поняли, что захватчиков можно бить, что они не забронированы, что наши пулеметы и автоматы очень хорошо прошивают их насквозь. Бронебойщики не боялись подпускать немецкие танки на 50-100 метров и наверняка поражали их.

16 и 17 сентября бои шли с нарастающим напряжением. Вводя свежие резервы, противник непрерывно атаковал в центре части 13?й гвардейской дивизии и стрелковой бригады Батракова. Особенно жестокие бои шли в районе Мамаева кургана и вокзала.

С утра 16 сентября полк Елина с подразделениями 112?й стрелковой дивизии отбил Мамаев курган, но дальнейшее наступление задержалось. Начались встречные бои и встречные атаки, вернее, смертельные схватки, которые продолжались на Мамаевом кургане до конца января 1943 года.

Противник тоже понимал, что, завладев Мамаевым курганом, он будет господствовать над городом, над заводскими поселками и над Волгой, Для достижения этой цели он не жалел ни сил, ни средств. Мы, в свою очередь, решили во что бы то ни стало удержать Мамаев курган. Здесь были разгромлены многие танковые и пехотные полки и дивизии противника и не одна наша дивизия выдержала жесточайшие бои, бои на истребление, невиданные в истории по своему упорству и жестокости.

Авиабомбы до тонны весом, артиллерийские снаряды калибром до 203 миллиметров переворачивали землю, но рукопашные схватки, когда в ход идут штык и граната, были в тех условиях главным, наиболее действенным и реальным средством борьбы.

Мамаев курган и в самую снежную пору оставался черным: снег здесь быстро таял и перемешивался с землей от огня артиллерии.

Бои за дома специалистов то затихали, то вспыхивали с новой силой. Как только наши атаки или огонь ослабевали, противник немедленно начинал бить по центральной переправе на Волге. И мы вынуждены были все время наступать, сковывать засевшего и накоплявшегося в домах специалистов противника.

Читатели увидят фотоснимок одного дома, превращенного в крепость. Этот дом называется «домом Павлова». Конечно, Яков Федотович Павлов не является домовладельцем, но он сумел со своими бойцами превратить его в крепость, за которую немецкие захватчики положили не одну сотню своих солдат и офицеров и не могли взять его ни штурмом, ни длительной осадой. Свыше 50 суток длился бой за этот дом. Восточнее этого дома до сих пор стоит четырехэтажное здание со срезанной наполовину снарядами заводской трубой. Это бывшая мельница, которая в общей системе обороны с «домом Павлова», явилась преградой для рвущегося врага к Волге. По просьбе ветеранов сталинградских боев эта мельница оставлена в том виде, в каком простояла все дни обороны. Она изрешечена пулями, снарядами и минами и стоит как свидетель героических боев 1942 года.

Около этой мельницы создается музей Царицынской обороны и Сталинградской битвы, где будут собраны реликвии исторических сражений.

В районе вокзала борьба шла с переменным успехом. Вокзал и соседние здания по четыре-пять раз в день переходили из рук в руки. Каждый штурм стоил обеим сторонам десятков и сотен жизней. Силы борющихся таяли, подразделения редели. Как нам, так и противнику приходилось вводить свежие силы, то есть резервы.

Стойкое сопротивление наших воинов в центре города, особенно воинов 13?й гвардейской дивизии, срывало планы и расчеты Паулюса. В конце концов он бросил в бой все силы 2?й ударной группы, которая дислоцировалась в районе Воропоново, Песчанка, Садовая.

Две танковые, одна моторизованная и одна пехотная дивизии противника, пополнившись людьми и техникой, повели решительное наступление на левое крыло армии. Для нас оно не было неожиданным, но сил, чтобы отразить удары этого кулака, мы не имели. И хотя противник был сильнее нас не менее чем в пятнадцать-двадцать раз, каждый свой шаг вперед он оплачивал дорогой ценой.

В военной истории верхом упорства считаются случаи, когда объект атаки город или деревня – переходят несколько раз из рук в руки. На южной окраине города стоит до сих пор громадное здание – элеватор. С 17 по 20 сентября там круглые сутки шли бои. Не только элеватор в целом, но и отдельные его этажи и хранилища по нескольку раз переходили из рук в руки. Командир гвардейской стрелковой дивизии полковник Дубянский докладывал мне по телефону: «Обстановка изменилась. Раньше мы находились наверху элеватора, а немцы внизу. Сейчас мы выбили немцев снизу, но зато они проникли наверх, и там, в верхней части элеватора идет бой».

Таких упорно оборонявшихся объектов в городе были десятки и сотни; внутри них «с переменным успехом» неделями шла борьба за каждую комнату, за каждый выступ, за каждый марш лестничной клетки.

Утром 16 сентября я доложил Военному совету фронта, что резервов у нас нет в то время как противник все время вводит в бой свежие части, и что еще несколько дней таких кровопролитных боев – и армия будет обессилена, обескровлена. Я просил срочно усилить армию двумя-тремя свежими дивизиями.

Командование фронта, очевидно, хорошо знало обстановку в городе, и оценило значение городских боев. Бои 12–16 сентября показали, что в городе обороняющиеся войска могут наносить значительно большие потери наступающему, чем контрудары целых армий наступающих по открытой степной местности. Войска Сталинградского, а затем Донского фронтов не могли прорвать полосу обороны противника шириной 8-10 километров и выйти на соединение с 62?й армией. Войска противника – 6?я полевая армия Паулюса и 4?я танковая Гота не одолели за несколько месяцев 5-10 километров до Волги, чтобы сбросить поредевшие войска 62?й армии в Волгу.

Упорная оборона в городе обессилила армию. Это учло командование фронтом и направило в распоряжение армии одну бригаду морской пехоты и одну танковую бригаду. 92?я морская стрелковая бригада была укомплектована хорошо, личный состав – североморцы – был исключительный. Она получила задачу занять участок обороны по железной дороге в границах: с севера – река Царица, с юга – треугольник, образуемый железными дорогами.

Танковая бригада имела в своем составе только легкие танки с 45-миллиметровыми пушками. Ей была поставлена задача: занять круговую оборону в районе железнодорожной петли в полукилометре восточнее Мамаева кургана и не пускать противника к Волге.

Бои на южной окраине города в районе элеватора по упорству наших людей заслуживает особого внимания. Я надеюсь, что читатель не осудит меня, если я отвлеку его внимание от боевых действий и приведу несколько строк из письма участника боя за элеватор, командира пулеметного взвода 92?й морской стрелковой бригады Андрея Хозяинова, который в настоящее время живет в Орле.

Андрей Хозяинов пишет мне:

«Недавно по радио читали главы из Вашей книги «Армия массового героизма». Когда вы в своих воспоминаниях перечисляли героические подвиги частей, подразделений и отдельных воинов 62?й армии, когда вы упоминали о подвигах матросов и солдат бригады североморцев, я вместе с семьей сидел у радио и слушал. Я очень волновался при этом. Мой десятилетний сынишка сразу заметил мое волнение и спросил: «Папа, почему ты так, волнуешься?» «Потому, – ответил я, – что эти сентябрьские дни 1942 года навсегда останутся в моей памяти».

Я помню, как в Нижней Ахтубе нас встретил представитель штаба 62?й армии и указал рукой на пылающий западный берег Волги. Наша бригада североморцев переправилась через реку в ночь на 17 сентября и уже на рассвете вступила в бой с фашистскими захватчиками.

Каждый из нас понимал и знал ясно свои задачи. Работниками штаба и политотдела 62?й армии мы были хорошо информированы о создавшейся обстановке.

Помню, как в ночь на 18 сентября, после жаркого боя, меня вызвали на командный пункт батальона и дали приказ: добраться с пулеметным взводом до элеватора и вместе с оборонявшимся там подразделением удержать его в своих руках во что бы то ни стало. Той же ночью мы достигли указанного нам пункта и представились начальнику гарнизона. В это время элеватор оборонялся батальоном гвардейцев численностью не более 30–35 человек вместе с тяжело и легко раненными, которых не успели еще отправить, в тыл.

Гвардейцы были очень рады нашему прибытию, сразу посыпались веселые боевые шутки и реплики. В прибывшем взводе было 18 человек при хорошем вооружении. У нас имелись два станковых и один ручной пулемет, два противотанковых ружья, три автомата и радиостанция.

18?го на рассвете с южной стороны элеватора появился фашистский танк с белым флагом. «Что случилось?» – подумали мы. Из танка показались двое: один фашистский офицер, другой – переводчик. Офицер через переводчика начал уговаривать нас, чтобы мы сдались «доблестной» немецкой армии, так как оборона бесполезна и нам больше не следует тут сидеть. «Освободите скорее элеватор, увещевал нас гитлеровец. – В случае отказа пощады не будет. Через час начнем бомбить и раздавим вас». «Вот так нахалы!» – подумали мы и тут же дали короткий ответ фашистскому лейтенанту:

«Передай по радио всем фашистам, чтобы катились на легком катере… к боговой матери… А парламентеры могут отправляться обратно, но только пешком».

Фашистский танк попытался было ретироваться, но тут же залпом двух наших противотанковых ружей был остановлен.

Вскоре с южной и с западной сторон в атаку на элеватор пошли танки и пехота противника численностью примерно раз в десять сильнее нас. За первой отбитой атакой началась вторая, за ней – третья, а над элеватором висела «рама» – самолет-разведчик. Он корректировал огонь и сообщал обстановку в нашем районе. Всего 18 сентября было отбито девять атак.

Мы очень берегли боеприпасы, так как подносить их было трудно и далеко.

В элеваторе горела пшеница, в пулеметах вода испарялась, раненые просили пить, но воды близко не было. Так мы отбивались трое суток – день и ночь. Жара, дым, жажда, у всех потрескались губы. Днем многие из нас забирались на верхние точки элеватора и оттуда вели огонь по фашистам, а на ночь спускались вниз и занимали круговую оборону. Наша радиостанция в первый же день боя вышла из строя. Мы лишились связи со своими частями.

Но вот наступило 20 сентября. В полдень с южной и западной сторон элеватора подошло двенадцать вражеских танков. Противотанковые ружья у нас были уже без боеприпасов, гранат также не осталось ни одной. Танки подошли к элеватору с двух сторон и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон. Однако никто не дрогнул. Из пулеметов и автоматов мы били по пехоте, не давая ей ворваться внутрь элеватора. Но вот снарядом разорвало «максим» вместе с пулеметчиком, а в другом отсеке осколком пробило кожух второго «максима» и погнуло ствол. Оставался один ручной пулемет.

От взрыва в куски разлетался бетон, пшеница горела. В пыли и дыму мы не видели друг друга, но ободряли криками: «Ура! Полундра!»

Вскоре из-за танков появились фашистские автоматчики. Их было около ста пятидесяти – двухсот. В атаку шли они очень осторожно, бросая впереди себя гранаты. Нам удавалось подхватывать гранаты на лету и швырять их обратно. При каждом приближении фашистов к стенам элеватора мы по уговору все кричали: «Ура! Вперед! За Родину!»