– Тигра, например, – ответил старец.
Свет вспомнил старинную гравюру в подземелье Обители; страшного полосатого зверя на ней.
– И что потом?
– Как что, – изумился Би Рослан, – что бы ты сделал с таким тигром?
– Убил бы его, – пожал плечами Свет.
Историк надолго замолчал, изредка бросая взгляды на мощные мускулы охотника и его юное лицо, в котором лишь две вертикальные морщины на переносице придавали Свету более суровый вид. Наконец он продолжил.
– Обычно убивает зверь. Преступников не стало хватать, но арена в дни ристалищ не пустует. Я имел неосторожность назвать шахиншаха в своем скромном труде кровожадной гиеной. Другой бы давно принял мучительную смерть на арене. Но Би Рослана, – старик гордо выпрямился на своем осле, едва не достав ногами до земли, – знает весь подлунный мир. Многие ученые мужи в разных странах называют меня своим учителем. Шахиншах Нусрат прислал мне чистую подорожную, что означает – впиши в него своей рукой любой город, за пределами Рагистана.
– И какой же город вписал ты в него, почтеннейший Би Рослан?
Историк вытянул из подорожной сумки свиток, и подал его охотнику. Тот развернул лист, скрепленный государственной печатью Рагистана. В главной своей части – там, где необходимо было поставить пункт назначения путешествующего ученого – подорожная была пуста.
– Во многих городах живут мои ученики, – повторил Би Рослан, – я еще не решил, где остановлюсь.
– А есть ли у тебя ученики в Зеленграде?
– Да, – кивнул ученый муж, – там живет один из них, Би Насими.
Тут и он, наконец, задал свой вопрос:
– Не будет ли нескромным с моей стороны, юный друг, спросить – какая причина сорвала тебя из родных мест? И куда ты направляешь своего коня?
Свет надолго задумался, а потом все-таки ответил – всю, или почти всю правду. О Халиде, например, он обмолвился лишь несколькими словами. Был бы здесь Бензир – сухие слова охотника обрели бы красочную полноту, заиграли новыми цветами, словно старые, никогда не надоедающие сказки.
Но даже столь скупой на подробности рассказ заставил смотреть Би Рослана на охотника с удивлением, а потом с искренним восхищением. Он не стал переспрашивать охотника, надеясь, что очередной трактат, в котором он уже сочинил первую страницу, обретет со временем все последующие; только вот времени для расспросов осталось очень мало. Ведь до столицы славинов уже не так далеко. Хотя…
Так, в неспешных разговорах, путники достигли большого леса, который, как не подгонял купец мулов, они за один переход пересечь не успели. Алмазар на глазах наливался бледностью и тревогой. Что-то он знал об этой чаще; что-то, заставляющее его крутить головой по сторонам так резко, что непонятно было, как у него до сих пор не закружилась голова.
Ночевать пришлось в лесу – у жаркого костра. Работники засветло натаскали сухих сучьев, а Свет, направившийся с одним из них в чащу, вернулся, когда костер едва тлел, разгоняя темноту вокруг себя не больше, чем на две сажени. Он вернулся, волоча за собой связанное тело, уверенный, что больше никто их до утра не потревожит. Потому что еще шесть разбойников остались впереди – там, где караван должен был проследовать поутру. Они были живы, но спали неестественным сном, прервать который мог разве что один из мастеров Дао.
– А зачем их тащить сюда, – резонно подумал Свет, – все равно завтра будем проезжать мимо.
Был еще один разбойник, покинувший замаскированный лагерь раньше, чем его отыскал охотник.
– Этот, – решил Свет, – тоже никуда не денется. Людские самонадеянность и любопытство не знают границ.
Посчитав свои обязанности на сегодня выполненными, охотник завалился спать, доверив ночную вахту Волку.
Ранним утром его попутчики проснулись, не заметив поначалу, что на одного ночевавшего в лагере стало больше. Алмазар, первый заметивший связанного разбойника, подскочил к нему и перевернул на спину, являя всем сонное лицо проснувшегося грабителя.
– Это же Седой разбойник, – вскричал он, отступая.
Видно было, что он до судорог в теле испугался даже такого – связанного – грабителя.
– За его голову дают сто золотых. Это стоит больше, чем весь мой товар.
Он повернулся к Свету; в его глазах сверкнула алчная искра. Сверкнула и погасла, когда Свет присел над грабителем и спросил:
– А за остальное?
– Что остальное? – не понял Алмазар.
– За голову – сотню, а за остальное – руки, там, ноги; требуха…
Свет не выдержал, и засмеялся первым:
– Там еще шестеро лежат, нас дожидаются.
– Еще шесть десятков золотых, – прошептал купец и, уже громче, в страхе, – как же мы довезем их до города?
– А кто нам помешает? – пожал охотник плечами, – может он?
Поднятый незаметно для остальных камень полетел в крону раскидистого дуба, под которым ночевали путники, и вниз полетел еще один – восьмой – и последний разбойник из банды Седого разбойника, которая только что перестала существовать. Разбойник, разлегшийся у корней дерева с наливающейся шишкой во лбу, был невысоким, но чудовищно широкоплечим – практически квадратным. Этот бандит, к которому как нельзя лучше подошли слова, сказанные накануне Светом, улегся рядом со своим атаманом, через всю голову которого действительно пролегла полоса седых волос. Свет не стал интересоваться – от рождения она у разбойника, или приобретенная от криков жертв насилия, на которое горазды все разбойники. Он лишь улыбнулся, поворачиваясь к купцу.
– Что ж, почтенный Алмазар, поздравляю тебя.
– Ийе! – удивился тот, – а меня с чем поздравлять?
– Хотя бы с тем, что я сейчас состою у тебя на службе, и этот трофей, – палец охотника ткнулся в седую гриву, отчего разбойник дернулся, – твой.
Купец обрадовано схватился за руку Света и принялся ее трясти, приговаривая:
– Завтра… Завтра же мы обменяем их на золотые монеты, и половина из них будет твоя.
Тут он запнулся, видимо посчитав, что излишне щедр; заглянул опять в глаза охотника, и не стал ничего менять в своих планах на завтрашний день.
Так получилось, что к вечеру следующего дня путники, сделав небольшой крюк в сторону – до ближайшего городка – выехали из него, звеня в карманах целым состоянием. Причем если Алмазар свою половину сразу же припрятал, юный охотник разделил свою долю на четыре части, одну из которых и ссыпал в свой тощий кошель. Три другие держали в руках Би Рослан и два батрака, не верящие своему счастью. На взгляд купца Свет поступил совершенно неразумно, но… Он вспомнил взгляд охотника, поежился, и радужные мечтания о том, как он отберет золото у своих неразумных родственников, растаяли как туман.
А Свет и Би Рослан улыбались, видя, как впервые на их глазах всегда поникшие, хоть и крепкие плечи батраков расправились, и на губах заиграли несмелые пока улыбки. Шутка ли – столько золота, сколько они запрятали поглубже в свои одежды, никогда не было в их нищей деревушке – даже продай жители все свое имущество вместе с домами. В их повеселевших глазах ясно читалось, как они уже тратят – скупо, как и любой крестьянин – свалившееся богатство.
Так, в оживившейся атмосфере, караван достиг границы Хурасана с государством славинов. Но если по эту сторону границы никого не было, за тонким бревном, означавшим пограничный переход, маячили фигуры стражников. И хотя эту хлипкую преграду можно было объехать с обеих сторон, торговец спешился и с почтительным видом отправился к офицеру – командиру стражников. Он вернулся совсем скоро – и в его лице не было теперь ни капли почтительности; только злость и обреченность.
– Этот шакал, – начал он вполголоса, опасливо косясь на стражников, – требует платы за проезд, хотя я уже заплатил все подати. Я предложил ему целый золотой! Но ему мало.
Свет, до последнего державшийся позади, выехал теперь вперед. Он спешился, и подошел к бревну, небрежно отесанному и покрытому красной краской, которая, как известно, везде означает: «Стой! Внимание!».
– Мы можем проехать только здесь? – спросил он, обращаясь к ближайшему стражнику.
Тот ощерился в издевательской улыбке и кивнул. Свет медленно потянул из ножен саблю, помнившую камни Обители. Тут же зазвенели, покидая ножны, клинки стражников. Лишь их командир не достал оружия, все же предусмотрительно отступив на пару шагов назад.
Охотник, не обращая никакого внимания на них, так же неторопливо вытянул саблю до конца. Мысленно попросив прощения у благородной стали, он взмахнул клинком и… Тот превратился в сплошную сверкающую полосу, невообразимым образом перемещавшуюся в руках Света от толстого конца бревна к тонкому. И только когда охотник остановился, одним движением вонзив саблю обратно в ножны, граница между двумя государствами перестала существовать. Все бревно – точнее плоские блины, подобные тем, на которые родичи Света ставили горячие горшки из печи – разом рухнули на землю. Стражник, собравший их потом для костра, сбился со счета. Может потому, что с грехом пополам умел считать лишь до сотни?
А Свет вернулся к лошади, одним прыжком оказался в седле, и медленно проехал мимо стражи. Караван тронулся за ним. Стражники так и не отпустили занесенные для ударов сабли. Сейчас они обнаженным оружием словно отдавали салют. Молодой охотник въехал на земли, где некогда правил его знаменитый предок.