Мастер лукаво усмехнулся:
– Что ж, попробуй повторить.
Он оглядел стоящие рядом деревья, выбрал одно, толщиной не меньше, чем внушительный кулак Света, и взмахнул рукой. Плавное движение ладони не задержал ствол дерева; лишь преодолев эту преграду, мастер остановил взмах.
Свет тряхнул головой, понимая, что подобное невозможно. Однако дерево, которое не каждый срубил бы ударом топора, вдруг завалилось набок, обнажая ровный срез – или скол – не смог сразу подобрать охотник названия творению голой человеческой ладони.
Мастер Ли, словно не замечая замешательства Света, снова огляделся; он выбрал теперь высокую ровную сосну. Медленно, словно нехотя, мастер направил к ней свой свой бег. Неторопливо, с кошачьей грацией, он подбежал к дереву, и так же, как кошка, продолжил свой бег уже по вертикальной поверхности. Казалось, что земля отпустила мастера, не тянет его к себе, как любого другого.
Добравшись до нижней ветки – на высоте никак не меньше пяти саженей – мастер на мгновение повис на ней, затем бесстрашно отпустил руки; мягко приземлился, сделал кувырок вперед и остановился, теперь улыбнувшись Свету. Подмигнув ошеломленному охотнику, мастер плавно побежал по поляне. Резко ускорив движение, он вдруг… исчез – как раз по центру прогалины. А ведь рядом не было не то что дерева – даже самого маленького кустика! Свет резко дернул головой, пытаясь продолжить движение мастера, и обнаружить его впереди. Тщетно!
Возникнув вдруг из небытия за спиной охотника, мастер Ли несильно хлопнул юного товарища по плечу. Свет вздрогнул, резко поворачиваясь. Он растерянно улыбался, сразу восприняв увиденное не как чудо или балаганный фокус, но как воплощение реальных, практически безграничных возможностей человека. Не полученных благодаря капризу природы, а наработанных годами и годами тяжких тренировок.
– Ты научился этому? – все-таки спросил он.
– Да, – коротко ответил мастер Ли.
– Ты научишь меня этому?
– Да, – повторил мастер, пряча улыбку.
Он не сказал охотнику, что его собственное обучение длилось долгих сорок лет. И не все они, особенно первые, были приятными…
Через три дня мастер Ли стоял перед Советом рода, ощущая спиной горячее дыхание юного охотника. Старейшины переглядывались и качали головами, слушая его просьбу о вступлении в род.
– Кто возьмет в мужья эту страхолюдину, – спрашивали они себя, оглядывая непривычное их взглядам лицо мастера.
Не был он и младенцем, которого, по заветам Ясеня, могла усыновить любая семья рода. Этим и заканчивались возможности вступления в маленький род. Радогор, с вечера выслушавший горячие просьбы племянника, лишь беспомощно пожал плечами. Он ничем не мог помочь родичу.
Но юный охотник был не так прост. Свет вдруг шагнул из-за спины мастера и повернулся к нему. Он положил руку на голову человека гораздо ниже себя, но годящегося ему не то что в отцы, а в деды, и торжественно произнес:
– Объявляю тебя своим сыном, – и, с вызовом обернувшись на старейшин, продолжил, – нарекаю тебя… Иванкой.
– Тебя бы самого еще усыновить, – выкрикнул вдруг Кудлат из рядов сородичей, окруживших Совет.
Видимо, в нем до сих пор дремала обида за проигранный поединок – вот она вырвалась; в самый неподходящий момент.
– Не тебе ли? – очень вовремя выкрикнул кто-то из той же толпы, и все дружно рассмеялись, очевидно, тоже вспомнив поединок. Напряжение ощутимо спало.
Совет, не нарушая заветов Ясеня, в которых ничего не говорилось ни о возрасте усыновляемого, ни – тем более – его будущих родителей, принял мастера Ли в род.
С этого дня для Света началась удивительная, наполненная каждое мгновение, жизнь. Мастер Ли, с внутренней дрожью вспоминавший свои первые, самые трудные годы обучения боевому мастерству, не переставал удивляться неистовой энергии молодого охотника. Свет впитывал знания быстрее, чем пересохшие пески пустыни благодатные капли дождя.
Собираясь первоначально передать Свету лишь внешние, самые эффектные приемы владения техникой Дао, он сам незаметно втянулся в процесс обучения.
Один из двенадцати Великих мастеров Дао, Ли смог добраться до вершин искусства, впитав за десятилетия огромные знания, веками копившиеся в Обители. Это было не только искусство побеждать силой и ловкостью, оставаясь самому невредимым. В подвалах древней Обители Дао можно было найти свитки по всем областям знаний, ведомым человеку; труды лучших умов прошлого. Самыми разными путями они попадали в библиотеку Обители, равной которой не было в подлунном мире. Многие из них ни разу не были развернуты, пока до них не добрались жадные до нового руки мастера Ли.
А теперь этот водопад мудрости, спрессованный острым умом мастера в стремительный ручей действительно важных и полезных знаний и навыков, изливался на молодого охотника; впитывался его разбуженным мозгом.
С первых же дней им стало тесно в рамках родного языка Света. Тогда, по ходу занятий, он с ошеломительной быстротой выучил дуганский язык. Но и его не стало хватать, когда мастер решился, наконец, рассказать о причинах своего бегства из Обители.
– Нас стало одиннадцать – Великих мастеров Дао – когда скончался мой старый учитель, – начал он глухим голосом, – войти в наш круг должен был мастер Иджомах, и никто не поднял голоса против него. Он был честен с собой и с нами, когда давал клятву хранить и укреплять традиции Дао. Уже почти двенадцать столетий стоит в горах Обитель, основанная первым мастером Дао. Начиная с его двенадцати учеников, ни один Великий мастер не свершил поступка, повлекшего за собой ущерб Обители, не поплатившись за это жизнью. Впрочем, таких раньше не было.
Мастер Иджомах тоже не помышлял ничего во вред Обители. Напротив – он вознамерился многократно усилить ее. Я уже говорил о знаменитом поэте народов парсов – Фардосе, – напомнил он Свету, – он обладал великой силой, которой наделил свои стихи. Умирая, он оставил ее своему народу… И теперь эта сила воплощается в одной из Предводительниц кочевого племени парсов.
Мой бедный язык не в состоянии передать всей красоты его строк, но вот тебе краткий пересказ последней поэмы Фардоса: «… Придет крепкий телом и твердый духом человек и овладеет этой силой во благо другим. Что сделает он – свершит ли подвиг, спасаю гордую деву парсов, или принесет ее в жертву, знает только небо…».
Мастер надолго замолчал; Свет не двигался, боясь спугнуть воспоминания старого бойца.
– Но, – поднял наконец кверху палец мастер Ли: «… ничем не проявится сила эта в деве и найти ее – вот главная задача…».
– И.., – начал было Свет.
– И мастер Иджомах решил найти эту силу, дабы приумножить мощь Обители.
– Но ведь никто не знает, в чем заключена эта сила? – прервал его Свет.
– В чем, или в ком? – горько поправил его учитель, – что ж, Иджомах нашел выход. Он, конечно, не стал разъезжать по городам и весям, свершая подвиги во славу кочевниц. Но решил, что может обрести силу, принося их одну за другой в жертву во имя Обители. Полилась большая кровь, ведь ни одно гордое племя не отдаст свою Повелительницу без боя. И льется до сих пор, если только Иджомах не добился своего.
– И ни один из двенадцати мастеров не воспротивился этому? – спросил молодой охотник, уже зная ответ.
– Увы, лишь мне одному показалась чрезмерной цена за обладание силой. Приговоренный кругом Двенадцати к смерти, я бежал. Благодарение небу (он поднял голову кверху), что успел добраться до земель твоего рода… Нашего рода, – поправился он, улыбнувшись.
– Не знаю, какая сила хранит твой род – но она превзошла усилия одиннадцати Великих, пытавшихся вернуть меня. Там, где ты подобрал меня, Свет, я бы умер… Или повернул назад – к более ужасной смерти.
Мастер Ли надолго замолчал.
– Расскажи мне о Фардосе, учитель, – прервал, наконец, молчание ученик, – неужели в словах может быть сила?
В этом Свет убедился сам, выучив под руководством мастера парсийский язык – еще быстрее, чем дуганский. Он заворожено слушал наставника, переживая вместе с поэтом то яростный гнев, то безмерную печаль, то глубокую любовь, то обжигающую ненависть.
Учитель огорченно развел руками:
– Это все стихи Фардоса, которые я знаю. Слышал, что много их, не записанных, передают из племени в племя парсы. А может, сами сочиняют.
Как не велика была жажда знаний Света, все же больше он тяготел к боевым искусствам. Полностью отдаваясь тренировкам, он не раз удивлял учителя той скоростью, с которой приобщался к мастерству Дао. Случалось, что и отвергал тот или иной прием, или изменял его, подгоняя под собственное тело и темперамент.
Так, скептически разбирая нарисованный учителем на куске бересты арбалет, Свет ткнул пальцем в зарядно-пусковое устройство оружия:
– Сколько времени пройдет, чтобы снарядить, прицелиться и выстрелить?
– Умелые стрелки за минуту могут сделать десять… даже пятнадцать выстрелов.
– А сколько это – минута? – спросил озадаченный Свет.
Учитель к тому времени еще не познакомил его с исчислением времени, принятом в более цивилизованном мире. Тонко чувствуя ритм времени, он медленно отсчитал минуту.
– Считай снова, – попросил Свет, поправляя колчан со стрелами.