Веское доказательство. Роман

На другой день в шесть вечера Вадим стоял у памятника Екатерине Второй с букетиком ярко-красных тюльпанов в ожидании Гали.

Подкравшись неслышной походкой, она запросто подхватила его под руку, как старого знакомого, и нежно поцеловала в щёку.

– Предлагаю выпить шампанского, – сказал он, пригласив её в модное в те времена кафе-мороженицу, прозванное среди студентов «Лягушатницей» из-за обилия зелёного в драпировке уютных кабинок и остальной мебели. Выйдя оттуда через час, в лёгком приятном опьянении они, смешавшись с беспечной толпой, прогулялись по Невскому проспекту, свернув на безлюдную Мойку, и вскоре оказались возле его дома.

– Не хочешь посмотреть, как живёт одинокий студент? – переходя на ты, предложил он, слабо веря в её согласие.

– Хочу, – не раздумывая, ответила она.

Они поднялись в его небольшую комнату в старой коммуналке. Вытянутая кверху, она напоминала монашескую келью с романтическим видом на чугунный мостик.

Стоило Гале войти в неё, как комната чудесным образом преобразилась, став их маленькой обителью любви.

Испытывая трепетное волнение, он поцеловал робко стоявшую Галю. Ему хотелось казаться опытным партнёром, знавшим все тонкости, но овладевшие им чувства сделали его таким же неопытным любовником, как и то хрупкое создание, которое он страстно прижимал к себе.

– Я влюблён, – само слетело у него губ горячее признание.

– И я! – ответила она, подтверждая полным любви взглядом желание принадлежать ему.

Стоило им слиться воедино, как их юные неиспорченные души, воспарив над всем, почувствовали пьянящий вкус свободы.

Спустя неделю после первого свидания, пролетевшую как один волшебный миг, она переехала из общежития в его комнату на Мойке.

Соседка по коммуналке, старушка с дворянскими корнями, с первой минуты полюбившая Галю, не переставала восхищаться их парой.

– Вы, милые мои, настоящие денди – умны, талантливы, а главное – необыкновенно хороши собой, – говорила она, встречаясь с ними по утрам на общей кухне.

– У этой девочки появилось столько страсти! Её па де ша легки и воздушны, она просто парит над сценой, – сказала хореограф Гали, известная всему миру Наталия Полянская, делясь с коллегами впечатлениями о любимой ученице.

– Наверняка влюбилась, – пошутил один из них.

– В это трудно поверить – никто из моего класса не отдаётся работе так самоотверженно. Завидное трудолюбие…

– Не говоря уже про огромный талант, – поддержала Полянскую её помощница. – Тому, кто забрал эту девочку из детского дома в глухой провинции и привёз к нам в училище, надо поставить памятник.

– Не перевелись ещё благородные души, – согласилась Наталия Полянская. – Всё дело в дворянском происхождении.

– Бедный ребёнок, лишиться родителей в таком раннем возрасте – это ужасно! – воскликнула молчавшая до этого председатель худсовета училища. – Это счастье, что божий дар не пропадёт даром!

– Из неё получится великая балерина!

– Именно ей я бы доверила главную партию в нашем выпускном спектакле.

Большая светлая комната с угловым балконом и окнами, выходящими на излом канала. Маленькая девочка кружится перед отцом, который сидит за письменным столом с карандашом в руке, погруженный в свои теоремы. Старинный паркет поскрипывает у нее под ногами, словно вторя звучащей из черного круглого репродуктора музыке. Оторвавшись от работы, отец сдвигает очки на кончик носа и улыбается, любуясь танцующей Галей.

«В любви малышки к танцу есть что-то волшебное», – думает он, вспоминая, как она, еще не начав толком ходить, уже пыталась кружиться. Дверь открывается, в комнату входит мать и с привычной веселостью объявляет: «Все немедленно идут гулять». Они прогуливаются по заполненной фланерами набережной и наслаждаются теплым июльским солнцем. Отец, приобняв мать, что-то говорит ей, а оставшаяся без присмотра Галя убегает к спуску, насмерть напугав родителей. Они бросаются вдогонку, успев перехватить девочку у самой воды. Вместе поднимают ее на руки, целуют, мягко бранят и называют своей маленькой проказницей. Она видит их тонкие лица, обрамленные лучами солнца, похожие на лики святых. Потом, вспоминая эти уже подернутые пеленой забвения картины из детства, Галя всегда чувствовала себя счастливой: то была память о потерянном Рае.

Помнила она и то хмурое утро, когда за отцом пришли люди в длинных плащах. Как плакала мать, обнимая его на прощание, уже понимая, что это навсегда.

Затем был долгий стук колес. Сердобольные старушки, заглядывавшие в окна на полустанках, предлагали вареную картошку из почерневших алюминиевых кастрюль. А когда поезд, наконец, остановился, в вагон вошли люди в шинелях и молча увели мать.

В детском доме, куда определили Галю, было много детей с похожей судьбой. Старые воспитательницы, жалея ребенка, отвечали на вопросы о маме, что та больна, поэтому не может прийти, но конечно помнит про свою любимую доченьку.

Но мама не приходила, и Галя становилась все печальней.

Увидев любовь девочки к танцам и, чтобы отвлечь от мрачных мыслей, отдали в хореографическую студию при Дворце пионеров. Руководила студией старая дворянка с горделивой осанкой и строгим выражением лица, которое сразу добрело, как только заканчивалась репетиция.

Они разучивали бальные танцы, и маленькая Галя радостно отплясывала краковяк, держась руками крест-накрест с мальчиком из старшего класса.

Научившись вальсировать, она c легкостью плыла по залу, подчиняясь движениям партнера, представляя себя на балу у сказочного принца. После занятий, уже в одиночестве, она пыталась повторить увиденные где-то балетные движения, испытывая при этом волнующее чувство полета. В эти моменты ее наглухо запахнутая душа вырывалась наружу, воспаряя над миром. Вскоре ее наставница, Екатерина Львовна Иноземцева, разглядев явный талант, взяла Галю под особую опеку, найдя, наконец, ту, которой можно было передать весь опыт, накопленный на сцене императорского театра.

Когда малышке исполнилось девять, в детский дом пришла трагическая весть: в лагере от туберкулеза умерла мать Гали. Екатерина Львовна решила лично отвезти Галю в Ленинград, в знаменитое хореографическое училище.

«У девочки огромные способности, она рождена для большой сцены!» – уверяла она местных чиновников, надеясь получить разрешения на отъезд.

К счастью, оттепель еще не закончилась, и разрешение было получено.

Увы – Галя оказалась на несколько лет старше, чем требовалось для поступления в Ленинградское хореографическое училище. Казалось, все мечты рухнули, однако Екатерине Львовне удалось при помощи былых связей организовать для девочки отдельный просмотр. Все же Екатерину Иноземцеву еще помнили! Это был настоящий триумф: комиссия, в состав которой вошли знаменитые на всю страну педагоги, единодушно приняла решение: вопреки всем правилам, ее зачислили сразу в третий класс. Никогда еще Екатерина Львовна не была так счастлива. Некоторое время она оставалась подле Гали, снимая маленькую комнатку на набережной Фонтанки рядом с училищем. Но вскоре отпуск закончился, многочисленные питомцы забрасывали свою наставницу письмами, да и начальство настойчиво просило вернуться к работе. Пришлось возвращаться.

Глава 2

– Всё уже решено, – воскликнула Галя, подпрыгивая от радости словно ребёнок. – Я буду танцевать главную партию на сцене, где выступали все великие. Любимый, я безумно счастлива! – она несколько раз чмокнула Вадима в щёку. – После выпускного мы всем курсом идём в «Европейскую».

– Давай пригласим Серёжку Разумовского. Он, как и я, обожает худышек, – проникшись её радостным настроем, сказал Вадим.

– Уверена, девчонки не будут против твоих математических гениев.

Была весна, холодная и ветреная, но с ослепляющим солнцем и необычайно голубым после изнуряющей, серой зимы небом. Они шли по улице с длинными повторяющимися, как в сюрреалистическом сне, фасадами. То и дело останавливаясь, Галя представляла восхищённому взгляду Вадима воздушные па из своей будущей премьеры. В короткой меховой шубке и чёрной фетровой кепи, из-под которой смотрели большие миндалевидные глаза, а сзади был выпущен прелестный золотистый хвостик, она казалась ему той волшебной феёй, которую ей предстояло исполнить на большой сцене.

Дебют до этого неизвестной выпускницы хореографического училища прошёл с грандиозным успехом. Все, кому посчастливилось быть в тот вечер в прославленном театре, сразу увидели в ней восходящую звезду. После чествования педагогов все дипломники встретились вновь в ресторане гостиницы «Европейская», сохранившем благодаря блестящему стилю неповторимый дух серебряного века. Заняв весь зал, они устроили в свою честь громкий салют, открыв разом две дюжины шампанского.

– Обожаю арт-нуво! – воскликнула Галя и, блаженно улыбнувшись, прочитала Вадиму строки из Игоря Северянина. Она всё ещё жила в образе своей героини.

Вечный оппонент Вадима в математических спорах, Серёжа Разумовский, прозванный за привлекательную внешность принцем, предложил поднять бокалы за бесподобную Галину. Волшебно зазвенел на столах хрусталь, сопровождаемый дружными «ура».

– Счастливчик ты, Пушкарёв. Отхватил сногсшибательную красавицу. А как божественно танцует! – сказал Разумовский, прямо-таки сияя радушием. – Смотри не потеряй. Таких, как она, обычно переманивает к себе Большой театр. Не бросишь же ты ради неё свою новую должность, не побежишь за ней в столицу?

– Ещё как побегу! – не задумываясь, ответил Вадим. – Вот только место её не в «Большом», а на мировой сцене – здесь такую, как она, быстро затопчут бюрократы от искусства.

– Ну ты и хватанул! Да тебя самого после НПО отсюда не выпустят – нам, брат, суждено служить отечеству. Давай выпьем за успешную карьеру. Не знаю как ты, а я так хочу забраться на самую верхушку, – мечтательно улыбнувшись, сказал Разумовский.

– Не по душе мне, когда лучшие научные открытия уходят на оборону. Трудно смириться с тем, что созданные мной программы будут управлять ракетами, направленными на человечество.

– К чертям эти мысли! Какое нам с тобой дело, куда полетят ракеты? Главное, что родина оценит нашу работу. Извини, старичок, но сегодня мне не до споров! – воскликнул Разумовский, вскакивая со стула и устремляясь за привлекательной балериной из кордебалета.

Оркестр заиграл старый добрый рок-н-ролл, и все, кто был за столами, бросились отплясывать энергичный джайв.

– Сегодня ты была неповторима! – сказал Вадим, прижимая в танце Галю к себе.