Дым Отечества. На войне нельзя быть молодой и красивой… Что отец вспоминал про войну

Девчонки кинулись врассыпную, по домам. Детство для них в ту минуту закончилось.

Город с боем стали занимать немецкие части, подавляя очаги сопротивления пограничников. Некоторые лубенчане, воспользовавшись отсутствием какой-либо власти, разграбили магазины, склады, пекарню. Часть из них заплатила за это жизнью, так и оставшись лежать рядом с украденным мешком муки.

Прибежал лейтенант-зенитчик и предложил помощь, так как они получили приказ отходить, он мог взять их с собой. Бабушка Мелания Паевская, пережившая и Первую мировую с эвакуацией из района Гродно в Россию, и Гражданскую войну, рассудила здраво, что они с малым ребенком никуда не поедут, а Талочка пусть едет. Можно только восхищаться проницательностью бабушки Мелании, если бы вся семья решила уехать, то вероятно минут через десять после этого они все могли погибнуть.

Зачем ехать?! Этот вопрос даже не обсуждался. «Ведь для нас мир – не мир, а постоянно воюющие „лагеря“, мы так приучены». – Писал Солженицын. К тому же Талочка была комсомолкой, а советская пропаганда заверяла, что немцы коммунистов и комсомольцев убивают сразу без всяких проволочек. И самый важный аргумент: НЕЛЬЗЯ В ВОЙНУ БЫТЬ МОЛОДОЙ И КРАСИВОЙ.

Времени на сборы и прощания не было, поэтому в чемодан наскоро побросали то, что казалось важным, в том числе альбом с семейными фотографиями! Все то, что ни при каких обстоятельствах не могло пригодиться в условиях бегства. Ощущение у всех было такое, что наступает конец света.

Они сели в грузовик, в кузове были солдаты, а лейтенант уступил Талочке свое место в кабине рядом с водителем. Машина помчалась по улице. Вероятно, зенитчики намеревались попасть в Пирятин, где находился штаб фронта. То есть ехали в сторону Киева, на запад. На востоке были немцы, на севере вел бой героический отряд пограничников, занесенных войной в глубокий тыл с западной границы.

Грузовик сделал несколько поворотов по улицам и выехал на перекресток возле церкви, неподалеку от школы (штаба пограничников).

Эта церковь сохранилась до сих пор, но вокруг практически не осталось старых зданий. Мотор грузовика заглох в самый неподходящий момент. Водитель мигом выскочил из машины и оказался за углом вместе с другими солдатами, выпрыгнувшими из кузова. На Талочку, как ей показалось, смотрел немецкий танк, стоявший на перекрестке. Видимо этот танк прошел через железнодорожный мост. Талочка заворожено смотрела, как башня танка медленно поворачивалась… Она еще полчаса назад была дома и вдруг оказалась на войне в настоящем бою! Солдаты, размахивая руками, кричали: «Ложись!!!». Талочка посмотрела на грязный пол кабины. Ее красивое светлое платьице не позволяло вот так вот просто улечься на пол.

В этот миг по кузову и по кабине кто-то сильно забарабанил. «Пули!» – мелькнуло в голове у Талочки. Она свернулась калачиком под сиденьем. Посыпалось стекло. В это время танк стали обстреливать, и он повернул башню в другую сторону. Это подоспели пограничники группы Сидоренко, посланные майором Врублевским. Водитель, пользуясь моментом, прыгнул за руль и завел мотор; еще мгновение, и грузовик, дернувшись, отъехал за угол дома.

Пограничники забросали головную машину бутылками с «коктейлем Молотова». Однако идущие следом танки открыли пулеметный огонь, и приблизиться к ним не удалось. Немецкие танкисты тоже не решились действовать дальше без поддержки пехоты и отошли.

Не останавливаясь, полуторка помчался из города на юг к Оржице, солдаты на ходу запрыгнули в кузов. Талочка высунула голову и увидела на спинке сиденья несколько дыр, из которых торчала дымившаяся начинка сиденья. Смерть в первый раз прошла мимо, в нескольких сантиметрах от нее.

Что же произошло?

В ночь на 22 августа Черкассы были оставлены советскими войсками (38-я армия). Взорваны два моста и важные объекты промышленности. Войска отступили за Днепр. Немцы упорно стремились закрепиться на днепровских островах, создавали видимость намерения именно в этом месте форсировать Днепр. На самом деле ниже по течению Днепра в районе Кременчуга немцы начали готовить масштабное наступление, одной из важнейших целей которого был город Лубны.

Решить проблему угрозы северному флангу Юго-Западного фронта должен был Брянский фронт генерала Еременко. Еременко обещал Сталину «разбить подлеца Гудериана» мощным наступлением во фланг немецкой 2-й танковой группе. С 30 августа по 12 сентября фронт атаковал Гудериана во фланг без успеха и с огромными потерями. «Подлец» Гудериан не только не был разбит, но и все это время, отбиваясь на фланге от войск Еременко, продолжал наступление на юг, к Лубнам.

Провалившееся наступление Еременко – одна из причин, по которой Юго-Западный фронт попал в «мышеловку». Сталин, видимо, до последнего надеялся, что Еременко справится с «подлецом» Гудерианом. Поэтому, наверное, Еременко, пока был жив Сталин, маршалом так и не стал. Хотя Гудериан тоже не стал генерал-фельдмаршалом, только этот Гитлеру не угодил.

Южнее и значительно восточнее Киева дело складывалось не лучше. Начиная с 6 сентября, в район Кременчуга на помощь обороняющимся начали прибывать дивизии с правого фланга 38-й армии и из 26-й (генерал-лейтенант Костенко), в том числе 81-я стрелковая дивизия фронтового резерва из Лубен.

Бабушка Мелания вела хозяйство семьи и ходила на базар за обычными покупками. Военные мешали перейти улицу, это и была 81-я стрелковая дивизия, шедшая на станцию грузиться в эшелоны. Другие части шли через город на восток по Хорольскому спуску через Сулу. У солдат был какой-то унылый вид, замечала бабушка. Она ворчала, что, мол, сами не знают, куда и зачем идут. По мнению обывателей, война была где-то там, за Киевом, на Западе. Лубенчане копали противотанковые рвы на северо-западе Лубенского района. Это укладывалось в головах обывателей: там, ближе к Киеву, это нормально. Но война наступала на Лубны с севера и готовилась к последнему броску уже и с востока.

Ночью с 8 на 9 сентября хлынул дождь, который сделал дороги непроходимыми для колесного транспорта. 9—10 сентября 1941 года 81-я стрелковая дивизия с ходу по непролазной грязи атаковала противника, продвинулась на 5—10 километров, но была остановлена немцами, оборонявшими плацдарм у Кременчуга.

К северу от Лубен 9 сентября 3-я танковая дивизия из 2-й танковой группы Гудериана прорвалась на юг и 10 сентября захватила Ромны. Угроза окружения всего Юго-Западного фронта стала очевидной и для командования фронта.

Отводить нельзя, обороняться

Неоднократные попытки доказать Сталину, что необходимо выводить войска из образовавшегося мешка, к успеху не привели. Буденный предложил отвести войска. Во время переговоров Сталина и Кирпоноса по спецсвязи, услышав слова Кирпоноса: «У нас и мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей…», – начштаба Тупиков схватился за голову. Это было вечером 11 сентября, было еще не поздно вывести войска, укрепляя фланги.

В результате сняли маршала Буденного, командующего Юго-Западным направлением, и назначили маршала Тимошенко. Это уже 12 сентября.

Немецкое командование испытывало волнение иного порядка. Оно реально опасалось, что русские в последний момент выскочат из мешка. К 12 сентября стало понятно, что все идет по плану, и русские «решили» сделать им еще один подарок. В Журнале боевых действий группы армий «Юг» генерал-фельдмаршала Герда фон Рундштедта 12 сентября появилась запись: «Опасение, что командование красных откажется от упорной обороны на р. Днепр и отведет свои силы на восток, не оправдалось. Можно скорее заключить, что русские решили еще раз сделать одолжение немецкому командованию, стремясь удерживать фронт в условиях угрозы двустороннего охвата, и подвергать обороняющиеся здесь войска опасности уничтожения». Видимо в журнал эти слова записал начальник оперативного отдела группы армий «Юг» подполковник службы генштаба Август Винтер, так сказать коллега по должности начальника оперативного управления противостоящего Юго-Западного фронта Ивана Баграмяна, сыгравшего свою роль в разворачивавшейся трагедии.

Еще в июле генерал Жуков за предложение выровнять фронт и оставить Киев лишился поста начальника Генерального штаба и отправился организовывать наступление на Ельню. Не будучи Жуковым, Буденным или Тимошенко, Кирпонос мог живо представить, что его-то просто поставят к стенке, в случае чего.

А это «чего» – катастрофа фронта, была для него очевидна. Тимошенко быстро разобрался в обстановке и передал через Баграмяна устный приказ «отходить». Видимо тоже не хотел рисковать головой, подписывая приказ нарушающий директиву Ставки – Сталина. «Пусть Кирпонос проявит максимум активности, решительнее наносит удары в направлениях на Ромны и Лубны, а не ждет, пока мы его вытащим из кольца», – напутствовал Тимошенко Баграмяна. Когда 17 сентября Баграмян прилетел с устным приказом маршала Тимошенко, в штабе генерала Кирпоноса разыгралась судьбоносная для сотен тысяч людей трагическая сцена.

Слово Баграмяну: «Я доложил о распоряжении главкома. Кирпонос долго сидел задумавшись.

– Михаил Петрович, – не выдержал Тупиков, – это приказание настолько соответствует обстановке, что нет никакого основания для колебаний. Разрешите заготовить распоряжение войскам?

– Вы привезли письменное распоряжение на отход? – не отвечая ему, спросил меня командующий.

– Нет, маршал приказал передать устно. Кирпонос, насупив густые брови, зашагал по комнате. Потом сказал: – Я ничего не могу предпринять, пока не получу документ. Вопрос слишком серьезный. – И хлопнул ладонью по столу: – Все! На этом закончим».

В целом переговоры штаба фронта (Кирпоноса) и Ставки (Сталина) длились с 10 сентября, но официально приказ Ставки прорываться поступил 18 сентября. Самостоятельно приказ прорываться на восток Кирпонос решился отдать только поздним вечером 17 сентября, уже теряя связь с войсками. Фронт был окружен, а местами просто, как говорили в то время, «драпал» под натиском немцев.

Кирпонос, хотя и слишком поздно, решил для себя дилемму: бояться Сталина или дать шанс хотя бы части вверенных ему войск спастись. Можно предположить, что с этого момента он искал смерти в бою.

22 июля 1941 года генерал Павлов, командующий войсками Западного фронта, был расстрелян, «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти».

Кирпонос не мог самовольно оставить стратегический пункт Киев без разрешения высшего командования. У него был приказ Сталина «…Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…». Фронт был обречен.

Ни о чем в то время Талочка и ее родные и не подозревали, но их судьба, как и всех лубенчан, всех мирных жителей огромной территории, оказавшейся под ударом, и судьба солдат, офицеров войск фронта была уже предрешена.

Прорыв

Пока советское высшее командование рядилось, немцы тоже не сидели сложа руки. 10 сентября командование Кременчугским плацдармом принял генерал Клейст, командующий 1-й танковой группой.

К 12 часам 11 сентября был построен 16-тонный мост (вместо 8-тонного) длиной в 2000 метров в Кременчуге, пригодный для переброски танков.

Утром 12 сентября началось наступление немецких войск с Кременчугского плацдарма.

«Обогнав пехоту, 16-я танковая дивизия немцев опрокинула застигнутого врасплох противника и его артиллерию и взяла под контроль линию снабжения неприятеля. Сопротивление было слабым. В первой половине дня 12 сентября части дивизии заняли Семеновку – это населенный пункт на половине пути от Кременчуга до Лубен», – так записано в истории 16 танковой дивизии.«Утром 12 сентября они навалились на один из полков 297-й стрелковой дивизии, рассекли ее фронт и устремились на север, в общем направлении на Хорол. В полосе их наступления у нас было совсем мало сил», – писал по этому поводу Баграмян. А немецкий генерал Альфред Филиппи написал: «И в этот момент авиаразведка неожиданно обнаружила явные признаки отхода крупных сил русских из района Прилук на рубеж Лубны, Лохвица, Ромны. Казалось, русское командование лишь теперь поняло угрозу смыкавшихся с севера и с юга немецких танковых клиньев, причем особенно неожиданным для русских было, по-видимому, наступление с юга».

Ничего неожиданного для наших не было. Разве, что проспали сосредоточение немецких танковых частей на Кременчугском плацдарме. Но и без того, все уже понимали, что фронт может спасти только чудо. Боялись Сталина и не хотели брать на себя ответственность. Это лишнее доказательство того, что драконовские меры способны только парализовать инициативу и лишить воли. Особенно это характерно для Русской и еще более для Советской армии. Менталитет и без того не слишком способствует инициативе, а тут он еще и подавлен страхом, немцев и смерти боялись меньше, чем Сталина. В 1941 году 33 советских генерала погибли не в бою! Трое умерли от болезней, двое застрелились, один погиб в катастрофе и 27 расстреляли свои по приговору трибунала. А немцы не могли понять, почему русские ведут себя так «странно». Поэтому они увидели с воздуха движение тылов фронта к рубежу реки Сула и приняли его за крупные силы русских, собирающихся идти на прорыв.

Теперь немцы двигались к Лубнам с юга и севера, почти не встречая сопротивления. За первые 12 часов танки Клейста прошли 70 км. Немцы спешили дойти и занять оборону на Суле, чтобы отразить на водном рубеже ожидавшееся ими наступление Кирпоноса в попытке прорваться из котла. Это было логично для немцев. У них не укладывалось в голове, как так можно воевать, даже Гудериан не удержался, чтобы не воспользоваться случаем и попытаться выяснить, в чем проблема. «К 26 сентября закончились нашей победой бои в районе киевского котла. Командующий 5-й армией (Михаил Потапов – В.П.) попал к нам в плен. Я беседовал с ним и задал ему несколько вопросов:

1. Когда они заметили у себя в тылу приближение моих танков?

Ответ: Приблизительно 8 сентября.

2. Почему они после этого не оставили Киев?

Ответ: Мы получили приказ фронта оставить Киев и отойти на восток, и уже были готовы к отходу, но затем последовал другой приказ, отменивший предыдущий и требовавший оборонять Киев до конца.

Выполнение этого контрприказа и привело к уничтожению всей киевской группы русских войск.

В то время мы были чрезвычайно удивлены такими действиями русского командования. Противник больше не повторял таких ошибок. Мы же, к сожалению, вынуждены были сами пережить печальный опыт такого же вмешательства в ход боевых действий». Так написал в своих мемуарах Гейнц Гудериан, намекая уже на «бесноватые» приказы Гитлера держаться до последнего солдата.

К 13 сентября 3-я танковая дивизия Моделя прорвалась к Лохвице с севера. Между немецкими войсками еще оставался свободным 40-километровый коридор. Вальтер Модель – будущий генерал-фельдмаршал, «пожарный» Гитлера, один из не многих генералов вермахта, кто мог игнорировать указания Гитлера и действовать по своему усмотрению. Модель, застрелившийся в апреле 1945 года после прорыва союзниками Западного фронта и окружения его войск, предварительно распустил своих солдат по домам. Но в сентябре 1941 года Модель был восходящей звездой Вермахта.

До катастрофы два дня

Вечером 13 сентября (или уже ночью 14 сентября) начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Тупиков отправил в Генеральный штаб и главкому Юго-Западного направления отчаянную оперсводку, в которой, в частности, было сказано: «Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами… Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней». Тупиков не ошибся, через два дня кольцо окружения замкнулось. Василий Иванович Тупиков был не глупым человеком и прекрасно понимал, что будет, если, немедля не предпринять попытку отвести войска. В канун войны он служил военным атташе в Берлине. Улетел в Москву буквально за считанные часы до начала войны, вечером 21 июня. Судьба. Если бы он не улетел в Москву, то вероятность его назначения начальником штаба фронта стремилась бы к нулю. В этом случае он лишь в самом конце июля попал бы в СССР, через Турцию, как и все другие члены Советского посольства в Берлине. Обмен посольствами произошел на Кавказе через месяц после начала войны.