Госэкзамен

… и помня совет Адольфа Ивановича. В психологии и психиатрии Елабугин будет покомпетентней многих признанных светил, и если он говорит, что борьба со своими страхами кажется ему подходящей терапией, то так тому и быть!

"Обреновичи", постукивая мелом, пишу на доске и перечёркиваю жирной линией, показывая пресечение династии.

– На смену Обреновичам придёт пророссийская династия Карагеоргиевичей.

"Карагеоргиевичи", выписываю на доске.

– Организатор переворота, капитан Драгутин Димитриевич, известен как один из лидеров националистов, имеющих своей целью объединение южнославянских народов в одно государство, – продолжаю я, – Достоверно известно, что переворот осуществили при поддержке военной разведки Российской Империи.

Прерываюсь ненадолго, чтобы дать время на осмысление ситуации.

– Можно сказать с большой долей уверенности, – продолжаю монолог, – что заговорщики не собираются уходить в тень, предоставляя всю полноту власти королю Петру Первому Карагеоргиевичу или парламенту. Напротив, они собираются взять страну под контроль[9 - Как это и произошло в действительности.], а в планах у них – объединение южных славян в королевство Югославия!

– Красиво, – нехотя признал Санька, – грязно до предела, но красиво! Одним ударом вывести из-под влияния Австрии Сербию, а учитывая территориальные претензии сербов к соседям, то и все Балканы!

– Полыхнёт, – кусая губу, соглашаюсь с братом, – хорватов и словенцев они рассматривают как "сербов католического вероисповедания". К Болгарии и Македонии у них претензии территориального характера.

– Ещё румыны, – неуверенно сказал Санька, – ввяжутся ведь, а?! Не удержатся, не смогут удержаться!

– Пожалуй, – чуть помедлив, кивнул я, – Румыния де-факто вассал Австро-Венгрии и Франции разом, то бишь союзным Болгарии странам, но нет… не удержаться! Какой-нибудь пограничный инцидент на границе болгарского княжества…

– Да не один! – живо перебил меня Чиж.

– Считаешь? – я чуть задумался, проворачивая в голове страницы Истории и вспоминая поведение этих стран в сходных ситуациях, – А ведь пожалуй!

– Сильный ход, – вздохнул Санька и закусал губы.

– Сильный, – эхом отозвалась Надя, и встав со стула, подошла к карте Европы, висящей на стене и частично перегораживающей оконный проём. Некоторое время она молча стояла перед ней, вздёрнув подбородок и заложив руки за спину.

– Народно-либеральная партия Болгарии выступает за самые тесные политические и экономические связи не только с Германией и Австро-Венгрией, но и с Великобританией, – начала она тоном гимназической учительницы, – Лидеры партии считают, что Болгария должна занять максимально нейтральную позицию.

– … и продать себя подороже в конце войны, когда победитель уже определится, – дополнил я девочку.

– Грубо, но верно, – усмехнулась она, покраснев едва заметно, а я с трудом удержался от закатывания глаз… Ох уж эти барышни в пубертатном возрасте! Всё-то у них вызывает смущение!

– Либеральная партия близка по духу Народно-Либеральной, но в отличие от неё, видит войну средством решения национальных проблем, – продолжила Надя всё тем же менторским тоном, несколько неуместным для её возраста и ситуации, – Партия эта имеет поддержку князя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, который претендует на гегемонию Болгарии на Балканах, видя себя основным претендентом на европейское наследство Османской Империи.

Замолчав, Надя прикусила губу и принялась рассматривать карту – так, будто видит с высоты птичьего полёта марширующие отряды славян, готовых вцепиться друг другу в горло. На красивом её лице начала наливаться тоска…

– Война, – тихонько сказал Санька, до сих пор не переболевший славянофильством в тяжёлой форме, подхваченным у Гиляровских, – Балканы взаимно аннигилируются…

Он отчаянно сморщился и заморгал часто. Надя, посмотрев на него, скуксилась ещё сильней.

– А нам очень нужна эта война? – тихохонько спросила она, моргая набухшими веками.

– Нет! – рявкнул я и тут же смутился, – Извини… нервы ни к чёрту!

Надя тут же сочувственно посмотрела на мой раненый бок, а взгляд брата сделался по-собачьи виноватым.

– Да нет же! – отфыкнулся я и промокнул платком потный лоб, – Это так… мелочь, право слово! Просто кувырком всё… как всегда.

– Нам не нужна война, – повторяю ещё раз, для убедительности постукивая себя кулаком по ладони, – Даже если отбросить к чертям единство славян и прочие благоглупости… Да, Сань, я знаю твоё мнение по этому поводу! Война нам не нужна ещё и потому, что боевые действия на Балканах приближают войну Мировую!

– А у нас, – продолжаю, борясь с внезапно накатившей усталостью, – каждый мирный день – это ещё один пароход с переселенцами из России. Ещё один самолёт. Десяток пулёмётов. Обученный санинструктор…

Вздохнув прерывисто, заставляю себя замолчать, хотя список этот едва ли не бесконечный.

– Не нужна… – задумчиво повторила Надя и снова обернулась к карте. Короткое, задумчивое молчание…

– А если… – она обернулась ко мне, и в голосе её прозвучал злой азарт, – уничтожить партию войны?! Физически?

В несколько минут, постукивая на доске мелом, она вывела основных фигурантов и предложила весьма дельные, а порой даже изящные, пути их устранения. И даже…

… не всегда насильственные. Да, будут трупы, в том числе и людей непричастных. Но…

– Работаем, – сухо киваю я.

– Нет… – Надя даже попятилась, – ты хочешь сказать, что мы…

Она выразительно обвела руками нас.

– … вот так вот?! Просто?

– Вот так, – спокойно отозвалась Фира, – Не самые умные, не самые компетентные… но кто, если не мы?

– Нет никаких других, Надя, – грустно усмехнулся я, – оглянись! Мы и есть отцы-основатели, столпы общества и государства!

– Ужас, да? – невпопад отозвался Санька от грифельной доски, сбивая пафос и эпос момента, – Мы, и столпы!

Он потряс нечёсанной головой, будто пытаясь выбросить оттуда эти дурацкие мысли. Столпы… Ха!

– Действительно… – Надя растерянно улыбнулась и болезненно сощурилась, массируя виски и наверное, пытаясь вспомнить более компетентных и влиятельных, – а ведь и некому больше… Боже мой…

Вторая глава

– Слово предоставляется депутату Морозову…

Спикер Городского Совета ещё не договорил, а по широкому проходу, устланному красной ковровой дорожкой, уже стремительно шёл, почти бежал Илья Логгинович, не обращая внимания на пустой левый рукав, выпавший из кармана пиджака. Плотно сжатые губы и раздувающиеся ноздри тонкого, несколько хрящеватого носа, свидетельствовали о крайнем возбуждении этого обычно спокойного и сдержанного человека, и Илья Логгинович не обманул ожиданий.

– Хватит! – рявкнул он на африкаанс, воинственно выпятив вперёд короткую, задиристую рыжеватую бородку, и с силой ударив добела сжатым кулаком по трибуне, – Хватит это терпеть! После захвата Дурбана Фольксраад навязал нам своих представителей, навязал вопреки всем демократическим процедурам! Вопреки здравому смыслу и воле народа!

– Мы не стали оспаривать это решение… – глухо произнёс он и вздохнул прерывисто, набирая воздуха в ходящую ходуном грудь, – Не стали, посчитав его за обычную перестраховку от радикалов в наших рядах! От тех немногих, кто протестовал против статуса вольного города в составе ЮАС, и видел Дурбан неотъемлемой частью Русских Кантонов! Мы пошли навстречу опасениям консервативной части Фольксраада, проглотив обиду и стерпев унижение.

– А нас… – Илья Логгинович сделал паузу, обводя присутствующих яростным взглядом, отдельно остановив свой взор на африканерах, представляющих Фольксраад в Городском Совете, – предали!

– Да! – закричал он яростно, надсаживая горло и перекрикивая орущих оскорбления буров, вскочивших со своих мест, – Предали! Я готов отстаивать свои слова хоть в суде, хоть с оружием в руках!

– … регламент! Регламент! – тщетно колотит спикер молоточком по столу, а в зале уже вовсю дерутся. Летают кресла, кого-то лупят оторванным подлокотником по спине, кровянятся рожи, мелькают кулаки, а Янсена бьют ногами, целя острыми носками штиблет в толстое бородатое лицо.