Исполняющий обязанности

Я зашёл в кабинет и сел за дубовый стол. О двух тумбах и с матовой столешницей.

Хороший стол, и дуб, похоже, не просто дуб, а морёный.

Я потянул на себя центральный ящик. Открылся легко, без скрипа. В нём – самовзводный револьвер неизвестной мне конструкции, отдельно поясная кобура. Удостоверение в кожаной обложке дремучего вида. Книга-ежедневник в кожаном, но уже новом переплете. Механический карандаш. Резинка, чтобы стирать, если что не так написал.

Первым делом я взялся за револьвер. Небольшой. В барабане патроны числом шесть. Похоже, не игрушка.

Ежедневник чист. Пиши жизнь сначала. Удостоверение удивило. “Министерство государственной безопасности СССР. Бессрочное удостоверение номер 2/11 на предъявителя. Даёт право на владение и применение любого вида оружия. При необходимости звонить по телефону Москва 2 – 17 – 14”. Печать и подпись – закорючка, а отдельно, печатными буковками “Абакумов В.С.”, причем не типографская печать, а машинопись. Раритет. Или фейк.

Открыл правую тумбу. Четыре выдвижных ящика. В первом – деньги, и много денег. Десять пачек пятитысячных купюр в банковской упаковке по сто штук. Стало быть, пять миллионов. Ещё десять – тысячными купюрами, на размен. Считай, миллион. Доллары – десять пачек по десять тысяч в каждой. И то же с евро. Однако. Удивляли и суммы – всего около двадцати миллионов в переводе на рубли, и что они лежали не в сейфе, замаскированном невесть где, а в столе, не запертом даже на ключик – хотя замочки были. Ну да, в замаскированном сейфе я бы их и не нашёл, а так – бери, пользуйся. Ай да дядюшка, ай да благодетель!

Мдя… Если деньги не фальшивые (я, вскрыв банковскую бандероль, вынул несколько купюр из серединки, на ощупь и вид настоящие, но я не эксперт), я становлюсь богатым человеком. Не по меркам чиновников, депутатов и прочих излюбленных людей, там счет на миллиарды, а по студенческим.

Да и револьвер вот так запросто – не перебор ли? Может, мой покойный дядя всё-таки был тайным депутатом? Пишут, средняя взятка депутату нынче миллион, а именным оружием их награждают, чтобы поспокойнее было. Спокойствие, конечно, мнимое, так у населения и такого нет.

На револьвере, однако, никакой гравировки типа “тов. Анкундинову за беспорочную службу” не было. На нём вообще ничего не было – ни марки производителя, ни серийного номера, ни даже царапин. Будто вчера доставлен из тайной мастерской НКВД.

Я пошарил в глубине ящика. Две коробочки револьверных патронов по тридцать шесть штук в каждой. Калибра шесть с половиной миллиметров.

Я аккуратно положил всё обратно в ящик. До времени.

Начал обследовать другие ящики – и не нашёл ничего. В левой тумбе тоже ничего. Только ключи. Три связки. В верхнем выдвижном ящике. На ключах ярлычки с чёткими надписями. Одна связка – ключи от дома, от комнат, которые можно, буде в том нужда, закрыть и открыть. Другая – ключи хозяйственные – от гаража, от амбара, от кухни и прочего. Оказывается, тут внешняя кухня. Ну да, соединенная галереей. Оно хорошо, запахи не смущают. Третьи ключики небольшие. От стола, от шкафов, от сундуков. Так и на ярлычке: сундук А, сундук Б, Сундуки В-Е (одни ключ на все). И так далее. Могучая связка маленьких ключиков.

Три сундучка стояли прямо в кабинете. В углах. Ничего необычного, сундуки теперь встречаются в лучших домах. Винтажности ради.

В сундучке по правую от стола руку, довольно пиратского вида, оказались золотые монеты. Самые разные. Александровские червонцы, Николаевские червонцы, советские “сеятели”, крюгерранды, гинеи и даже совсем мне неизвестные, с пятиконечными звездами, весьма похожими на морские. Я хотел погрузить руки по локоть, но они не погружались. Плотно лежали монеты, не пускали. Золотой закон Архимеда. Тогда я набрал их в пригоршню и пустил между пальцами обратно в сундук. Прикинул: монет здесь килограммов на восемьдесят будет, если не на все сто. Увесистый сундучок. Деньги в роли сокровищ. Три тысячи тройских унций – это уже капитал. Закрыл сундук запер замочек “от своих” – любой вор подденет ломиком, и готово, но меня почти не удивило ни золото, ни отсутствие мер предосторожности. Вернее, я считал, что они, меры, есть, и вполне эффективны, раз уж золото и бумажные деньги не украдены. Просто я о мерах пока не знаю. Ну, а сумма, что сумма… Вот у водителя нашего губернатора дома нашли то ли двести, то ли сто миллионов рублей в мешках для мусора (сначала нашли двести, потом оказалось сто), так то водитель губернатора! А разве редки новости, что, мол, у безработного на улице грабители отняли сумку с миллионом евро? И это здесь, в провинции, а в Москве суммы побольше.

Ладно, сначала я стал богатым, а спустя несколько минут очень богатым. Как водитель губернатора.

Догадываюсь, почему деньги не указаны в завещании: во-первых, источник их может быть небезупречным, во-вторых, государство обложит налогом. А дядя, похоже, государство кормить не собирался. Не в его стиле. Хотя что я знаю о его стиле?

Другие сундуки отложил на потом. Вдруг и там золото, тогда недолго и лопнуть от богачества.

Подошёл к шкафу, тоже старинному, немецкой работы – или венской, или английской, уж не знаю, ни разу не знаток, просто мебель выглядела и добротно, и стильно. В музеях такая стоит, но в музеях не прислоняться, не садиться, не касаться. А тут – вполне действующая мебель. Сейчас такую на местной мебельной фабрике под угрозой расстреляния не сделают – не сумеют.

Открыл. За непрозрачным стеклом нашёл коллекцию восковых фигурок, выполненных с большим изяществом. Маленькие копии с больших людей. Стояли на крохотных постаментах. А ещё – заготовки фигурок, без лиц. Главное же – иголки. Золотые, стальные, костяные.

Ай да дядя…

Походил, глядючи на комод, но открывать не стал. Тут свежая голова требуется, а я немного утомился.

Я вышел на крыльцо. Подышать и подумать. На просторе думается яснее, и видно дальше. Правда, и сам на виду, но сейчас, судя по всему, бояться некого.

3

И тут дверь флигеля открылась, из него вышли двое и направились ко мне. Мужчина и женщина. Оба лет пятидесяти. На обоих – полевая офицерская форма, мужская и женская соответственно. Но без погон.

Ну-ну.

Шли неспешно, но и не мешкая. По-деловому шли. И дошли быстро, сколько тут идти, метров пятьдесят.

– Добро пожаловать, Иван Петрович, – сказал мужчина.

– Нам бы у ворот вас встретить, но решили – вам сначала осмотреться нужно – сказала женщина.

– Мы у вашего дяди, Федора Федоровича, служим, – пояснил мужчина.

– Двадцать восемь лет уже, – добавила женщина.

– Ну, и у вас будем служить, если не прогоните, – сказал мужчина, но так сказал, что ясно стало: прогнать их захочет только совсем уж глупый человек.

– Откуда вы меня знаете? – первый вопрос я задал простой и естественный.

– Дядюшка ваш, Федор Федорович, много о вас рассказывал. И фотографии показывал, и видео, – сказал мужчина.

– И мы свидетели завещания, – добавила женщина.

– То есть Войкович Владимир Васильевич и Яцукевнова Анна Егоровна, – блеснул памятью и я, вспомнив завещание.

– Точно так. Я – Владимир, она – Анна, – сказал очевидное мужчина. Странно, если бы было наоборот. Хотя нынче всякое бывает.

– В чём же заключается ваша служба? – задал я второй вопрос.

– Занимаемся хозяйством. Дом, животные, растения – всё на нас, – сказала Анна.

– Животные? Растения?

– Куры, гуси, три козы, ещё кролики. Небольшой виноградник, небольшой огород. Натуральное хозяйство. Квазинатуральное, конечно, кое-что приходится закупать. Муку, растительное масло, рыбу… – просветил меня Владимир Васильевич.

– Простите, вы учитель? – рискнул перебить я.

– Да, после университета я пять лет год в год проработал учителем, – подтвердил Войкович, ничуть не удивясь моей проницательности.

– Пойду, стол накрою, – сказала Анна, – а то вы, хозяин, верно проголодались. Мы не знали, когда вы приедете, так что не обессудьте, обед будет простой.

– А мы пока осмотрим нашу ветростанцию, если хозяин не возражает. И вообще осмотримся.

– Зовите меня Иваном, – попросил я.

– Будет неловко. Особенно для нас.

– Тогда Иваном Петровичем.

– Это можно, – и мы пошли к постройке метрах в ста от усадьбы.

– Много работы? – спросил я учителя.

– Немало, но если делать её планомерно и равномерно, то не труднее, чем в колхозе, на заводе и даже в школе.