Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды

В сорока шагах от медведя

Окно в природу

Этот снимок нашего читателя Мстислава Владимировича Березовского из города Череповец. Снимок великолепный. Медведица после выхода из берлоги обходит обжитый ею участок, а три ее медвежонка открывают для себя мир. Они любопытны, подвижны, как ртуть, – рвутся вперед, но боятся пока что от матери удалиться. Большая удача – увидеть такое. Но сцена еще и снята…

Врач Мстислав Владимирович Березовский был страстным ружейным охотником. На Урале в столовую для строителей Магнитки в 30-х годах он каждое утро поставлял тридцать – сорок уток (были такие охоты!). Охотился он страстно на зверя и птицу. Пережил много лесных приключений – «тонул, по шесть-семь часов сидел на деревьях в укрытии, проходил за день по пятьдесят километров». Но пришло время (у охотников с возрастом это часто бывает), «ружейная страсть» исчезла. Увлекшись фотографией, Мстислав Владимирович вовсе повесил ружье на стену и сделался страстным фотоохотником. У него немало трофеев. Охота на вологодских медведей – особая его страсть. Я получил от него целую папку снимков. И на каждом – медведь. Один копает коренья, не замечая присутствия человека, другой, напротив, встал на дыбы, изучает, разглядывает встречного. Сняты медведи на дереве, возле воды, сняты сквозь ветки, мешающие их как следует разглядеть. Несколько лет потратил фотограф, специально разыскивая медведей. И, как он пишет, «сошелся» со зверем, то есть выдержкой и терпеньем добился такого к себе отношения, когда медведи не нападали и не бежали от человека. Появилась возможность наблюдать их жизнь с расстояния в тридцать – сорок шагов.

Вот эту медведицу Мстислав Владимирович встречал три года подряд. Каждую весну у нее появлялись три малыша.

Случалось, неделю натуралист наблюдал жизнь этой семьи, то теряя ее из виду, то вдруг встречая на расстоянии, небезопасном для наблюдателя. Жили медведи на глухом побережье Рыбинского водохранилища. И медведица-мать частенько водила ребятишек на берег отыскивать мертвую рыбу. «Я удивлялся, видя, как она отнимает еду у детей, но понял: медвежата кормились еще молоком, рыба важнее была для матери».

Иногда медвежата оставались играть на поляне. И мать уходила за рыбой одна. Не было случая, чтобы медвежата ушли с того места, где их оставили. «Любопытно, что возвращение матери они встречали своеобразно: в мгновение ока оказывались на тонких деревьях. Это инстинкт самосохранения. Медведи-самцы иногда нападают на молодняк. И в минуту, когда не ясно еще, кто приближается, лучше вскочить на тонкое деревцо, куда тяжелый медведь забраться не может. Но убедившись: вернулась мать, медвежата шарами катились с дерева вниз».

Весной звери искали главным образом растительную еду: ягоды, молодые побеги. «Местами дёрн медведица скатывала в рулон, обнажая коренья. С удовольствием вся компания копалась в муравейниках. Раза два фотограф заставал ее возле остатков лося, зарезанного зимой волками. Когда на осинах листья выросли до размеров пяти копеек, медвежата с удовольствием их поедали – медведица сноровисто нагибала, ломала молодые осинки малышам на потраву».

«Бывали критические ситуации, когда я случайно оказывался слишком близко от медвежат. И думал: в этот раз нападет, а в руках у меня только фотокамера. Но медведица спокойно уводила малышей. И я понял: она привыкла ко мне, ведет себя осторожно, но не страшится».

В каждый подходящий момент Мстислав Владимирович старался снимать. Но очень трудное дело – съемка в природе: то свет не такой, то ветки мешают, то поза у зверя неинтересная. «Однажды медведица повела малышей на рыбалку. Я скрытно перебежал вперед и занял позицию, ожидая, что семейство пройдет по открытой поляне. Так и вышло. Задыхаясь от возбужденья, я сделал пять «фотовыстрелов». Такова история фотографии.

Мстиславу Владимировичу – 73 года, возраст – почтенный для такого рода охоты. Но глаз фотографа верный, ноги носят его хорошо, пониманье природы, мудрое к ней отношение накоплены жизнью. Будем ждать от череповецкого следопыта новых вестей.

• Фото из архива В. Пескова. 27 апреля 1985 г.

В час высокой воды

Окно в природу

Половодье после снежной зимы ожидалось рекордно большим. Но морозы в апреле снег «подсушили», и мещерский разлив был лишь немногим выше обычного. И все же воды для лесных обитателей нахлынуло бедственно много.

С директором Окского заповедника Святославом Приклонским мы пробились на лодке в уголок леса, где обычно на маленьком острове пережидали паводок зайцы. Случалось, сушу делили с зайцами барсуки и еноты. На этот раз острова не было. Из воды торчали верхушки сухой травы. На кустах и в развилке одиноко стоящего дуба белела шерстка – кто-то спасался от наседавшей воды. Мы огляделись, и на обломке березы обнаружили зверя в лохматой шубе. Он без особой боязни разглядывал лодку. Но нашу попытку прийти на помощь понять не мог: на коротких ножках тихо прошел по березе и, оглянувшись, поплыл. Енотовая шуба неплохо держала пловца на воде.

«Пахнет псиной. Наверное, где-то лиса…» И тут же мы оба сразу ее увидели. Лиса лежала, свернувшись на верхушке двухметрового пня – светло-рыжий комочек, отраженный в воде. В бинокль было видно два сверкающих глаза и торчком стоящие уши. Лисицу поймать трудней, чем енота, и мы решили лишь сделать снимок.

Лизавета нас подпустила метров на двадцать. Когда алюминиевый наш барабан громыхнул, толкнувшись в корягу, она встрепенулась. «Сейчас прыгнет сверху и побежит…» Нет, Лизавета скакнула на чуть наклоненно стоявший дуб и в три секунды оказалась у самой вершины, на тонких сучьях. Услышав рассказ о таком, не поверил бы: лиса на верхушке высокого дуба! Но вот она перед нами. Ее принял бы за громадную белку. Высота примерно пять этажей над водой. Сидела надежно. Свисавший хвост чуть подрагивал, выдавая волненье лисы. Мы снимали ее так и сяк, но чувствовали: снимок будет неубедительным – не ясно, что там за зверь наверху. Вот если бы побудить верхолаза спуститься тем же путем по наклонному дубу, тогда будет видно: это лиса. Померив веслом глубину, я опростал отвороты сапог и спрыгнул в воду. Мой спутник на лодке, описав полукруг, стал приближаться к дубу, оставляя лисице единственный путь отступления. Лодка причалила прямо к дубу. Сиди спокойно лиса наверху – не видать бы нам редкого снимка. Но нервы сдали. Лизавета спустилась к наклонному дубу. Глядя вниз, минуты три она размышляла. Наверное, взобраться вверх было для нее легче, чем акробатом по крутой горке пролететь вниз к воде. Я держал объектив наведенным на нужный участок наклоненного дерева. Человеческий голос внизу заставил лису решиться… Один раз всего успел нажать я на кнопку и, проявляя позавчера пленку, волновался: что там, на снимке? Как видите, все получилось. Хорошо видна высота, видны характерные очертания зверя… Сбежав вниз, лиса бултыхнулась в воду, чуть проплыла и вскочила, энергично отряхнув с себя влагу, на ольховый кобёл. Тут мы увидели: лиса половодье пережидала не в одиночестве. На валежнике, прильнув к ней всем телом, лежала еще одна Лизавета. Ничем не выдав себя, четверть часа она следила за съемкой.

Обе лисы не выглядели заморенными. Это заставило вспомнить о зайцах, возможно, попавших в эту компанию. Но больше всего в тот день вспоминали мы акробатику лис. На низких сучьях во время разливов их видели тут не единожды. Можно даже предположить: ежегодные наводнения сделали врожденной способность здешних лис залезать на деревья. Но чтобы так высоко… Это все-таки исключительный случай.

• Фото автора. 4 мая 1985 г.

Братцы кролики

Окно в природу

Обликом он похож на молодого зайчонка. Но старый заяц заметно отличается от кролика, хотя налицо и заметное их родство. Образ жизни двух грызунов различен. Заяц держится избранной территории, знает ее досконально – ходы, выходы, лазы, убежища, но дома он не имеет. Спит, где застанет его непогода или усталость. Кролик же домовит, у него нора, и он от нее далеко не рискнет удалиться. Чуть что – домой.

Заяц живет во многих климатических зонах, вплоть до тундры. А кролик южанин любит тепло. Его отечество – южная часть Европы.

Знатоки, сличая характер двух грызунов, в резвости, сообразительности, хитрости отдают предпочтение кролику. От зайцев домашних животных вывести людям не удалось, а кролики дали немало различных пород. Лопоухие, грузные, малоподвижные жители клеток ведут начало от такого вот юркого, резвого грызуна-землекопа. Но важно заметить: дикое их наследство сейчас же берет свое, как только кролики оказываются на свободе. Потомство их от поколения к поколению быстро теряет все, что выгодно было человеку-селекционеру, и восстанавливает облик дикого кролика – подвижного, небольшого зверька с покровительственной окраской. В Серпуховском районе есть у меня знакомый лесник, весной выпускающий кроликов на свободу. Они благоденствуют – вся земля у кордона в их норах. Лесник на них охотится, как на зайцев, стреляя прямо с крыльца.

У кроликов в природе несчетно врагов – их нещадно преследует человек, во время ночных кормежек их ловят совы, в норах их настигают хорьки и куницы. Никакая Красная книга не могла бы их защитить. Их защита – громадная плодовитость: 4 – 12 крольчат каждые пять недель. Если учесть, что молодые быстро взрослеют, пара кроликов за короткое время дала бы миллионное потомство. Однако надежная узда сдерживает этот биологический пожар.

Ну а если бы пара кроликов очутилась там, где врагов у них нет? Ответ на вопрос дан самой жизнью. Кролики, опрометчиво завезенные в Австралию и Новую Зеландию, размножились так быстро и в таком громадном количестве, что стали бедствием. Их проклинали и истребляли, как саранчу, пожиравшую зелень…

А отдельно каждый зверек – сама симпатия. Этот снимок, сделанный немцем Георгом Кваденсом, нуждается в пояснении. Фотограф караулил момент, когда законный хозяин выглянет из норы. Но неожиданно из подземелья полетели пух, перья, и одно за другим, как камни, стали выкатываться яйца. «С видом победителя на свет божий появился кролик», – сообщает фотограф.

Что же произошло? Некоторые утки селятся в норах. Огари – в норах лисиц, утки пеганки – в тоннелях кроликов. Обнаружив в своем жилище непрошеных квартирантов, обычно кролики роют новую нору. Но, бывает, даже и в кролике может проснуться чувство протеста: мой дом – моя крепость!

• Фото из архива В. Пескова. 19 мая 1985 г.

Кошачий остров

Окно в природу

«Выпадает первый снежок, и они тут как тут, собираются на кордоне. Штук восемь – десять. Забираются на чердак, лезут на сеновал, прячутся в сени. Однажды через трубу прямо в кастрюлю одна угодила», – так курский лесник жаловался мне на нашествие кошек в его сторожку.

От лишних кошек в деревнях избавляются просто: сажают в мешок, уносят в лес и там выпускают: сможешь – живи. Деревенские кошки не чета городским, живущим взаперти неженкам. Деревенская кошка ловит мышей, воробьев (случается, и цыплят, за что, кстати, и попадает в мешок). Оказавшись в лесу, с голоду она не умрет и очень скоро даже оценит преимущества дикой жизни. Мышей в лесу много, а кроме того, птичьи гнезда и сами птицы. Но приходит зима, и кончается для кота масленица – холодно, голодно. Со всех сторон сбегаются кошки к лесной сторожке.

Но вот удивительный случай: кошка перетерпела зиму в лесу, причем не мягкую зиму и снежную. В Окском заповеднике при учете зверей по следам обратили внимание на странные отпечатки на снегу. Гадали: кто бы мог быть? Решили, что норка. Странный след встречался еще не раз, и никто не подумал даже, что это кошка.

Ее увидели в половодье. Весной леса у Оки заливаются на громадных пространствах. И лишь «горы» остаются сухими. Горами зовут тут маленькие, незатопляемые островки суши. На одних спасаются зайцы, еноты, лисы. На других токуют тетерева. Тимошкина грива – как раз такой островок. Орнитологи заповедника загодя поставили на «горе» шалаш и очень надеялись понаблюдать из него токовище. Но тетерева почему-то на остров не опускались. Бормотали, сидя на затопленных деревьях. Что-то мешало тетеревиным свадьбам. Шалаш? Но он тут торчит ежегодно, птицы к нему привыкают. Стали оглядывать островок и обнаружили кошку. Она пережидала тут половодье, промышляя мышей и, может быть, птиц. Большие тетерева были этому робинзону, конечно, не по зубам. Но распугать их кошка сумела. «Дикий и нелюдимый зверь! Едва мы вышли из шалаша, метнулась в воду и поплыла к дереву», – рассказывали орнитологи.

Утром мы сговорились посетить остров. В море воды увидели его, когда подплыли вплотную – полоска суши с желтой прошлогодней травой и соломенным шалашом. Кругом в воде – ветлы, дубы и липы. Взлетели с деревьев тетерева. А где же тот, кто мешает им токовать на земле? Оглядели остров, оглядели шалаш – никого. Еще два раза прошлись по суше – чудеса в решете! – исчезла куда-то кошка. Прикинули так и сяк – уплыть не могла. Стала чьей-то добычей? Невероятно: остров необитаем. Пожимая плечами, уже направились к лодке, как вдруг у самой воды под наклоненным кустиком жесткой травы я увидел кончик хвоста. Он чуть подрагивал.

Поняв, что ее обнаружили, кошка пулей метнулась поперек суши, кинулась в воду, поплыла и уже с дерева глянула желтыми злыми глазами. Это был пушистый, темно-серого цвета зверь, одичавший в лесу совершенно. Мне приходилось видеть на островах в половодье разных других животных. Присутствие человека их, конечно, пугало, но держались они обычно много спокойней. Тут же был маленький тигр. Достань в нем силы, свой остров он бы кинулся защищать.

Подыскивая точку для съемки, я забрел в воду. Но кошка решила, что ее окружают, прыгнула с дерева, проплыла до кустов, но, поняв, что на них удержаться ей будет трудно, вплавь вернулась на остров и спряталась в шалаше.

Кошки воду не любят. Но, как видим, плавают хорошо. Одичание кошки редким не назовешь. Редкость – суметь в лесу пережить суровую зиму… Мы поискали на острове перья и не нашли. Видимо, пищей зимой и теперь, в половодье, служили домашнему дикарю мыши. Это обстоятельство смягчило приговор, который обычно выносят одичавшим собакам и кошкам. Да и жалко терпящего бедствие. Кошке, однако, подобные чувства неведомы. Обнаружив птенцов на гнезде, она-то жалости не проявит… Маленький мимолетный конфликт чувства и долга, которые часто борются в человеке.

• Фото автора. 1 июня 1985 г.

На пороге у жизни

Окно в природу

Начало лета – начало жизни для новой волны пернатых. В гнездах тесно и шумно. Не по дням, а по часам растущие их обитатели просят еды. Родители сбиваются с ног – непрерывно таскают корм. Кое-какие гнезда уже опустели. Но заботы родителей не закончились… Они по-прежнему кормят птенцов, затаившихся в ветках, при опасности подают им сигнал «замереть!», призывают откликнуться, побуждают взлететь: идет приобщение к жизни.

Большинство птиц появляются на свет слепыми, голыми и совершенно беспомощными. Они вырастают и крепнут в гнезде… Их называют птенцовыми. И есть птицы, готовые встретить бушующий яростный мир бытия сразу же по вылуплении из яиц. Этой весной в Москве на одном из прудов лесопарка Тимирязевской академии я украдкой наблюдал за гнездом утки и был свидетелем появления на свет двенадцати ее малышей. Точнее сказать, я видел момент, когда мать соскользнула с гнезда, приглашая едва обсохшую ребятню плыть следом. И вся мелкота отважно ринулась в воду. Пушистые желто-бурые шарики величиною с грецкий орех не только резво поплыли, но сейчас же стали хватать с поверхности пруда каких-то козявок. Я кинул им крошки хлеба – хватают и хлеб. Все двенадцать вели себя так, как будто давно уже знали, что надо делать и как держаться. Материнское покрякивание заставляло их немедленно собираться. Но сейчас же кто-нибудь, увлекаясь поиском пищи, отделялся от группы. Обнаружив, что одинок, утенок с писком вертелся на месте. На голос матери он устремлялся не вплавь, а, кажется, прямо бегом – весь вытянут, только лапки в воде.

Часа два наблюдал я за жизнью семейства. Мать все время была начеку. По берегу пруда ходили люди, бегали собаки, вороны перелетали с ветки на ветку, жадно приглядываясь к утятам. Сколько их может дожить до осени и стать на крыло? Немного. Но сейчас они отважно встретили жизнь.

Птицы, способные заботиться о себе сразу с появлением из яйца, называются выводковыми. Птенцы уток, гусей, куликов, куропаток, тетеревов, глухарей появляются в гнезде из яиц почти одновременно и, обсохнув, за матерью сейчас же покидают гнездо. Нельзя без волнения наблюдать, как передвигаются по воде или по суше в травяных джунглях эти крошечные существа. Природа снабжает их покровительственной окраской, их поведение подчинено строгим законам наследственности – по сигналу матери они либо затаиваются, либо сломя голову устремляются на ее призывные крики. Летать они научатся не скоро. Но плавают и ходят много, с поразительной неутомимостью и с самого первого дня жизни.

С первого дня – в гущу жизни! – таков закон выводковых птиц. Иным из них приходится преодолевать еще барьер высоты. Некоторые утки выводят потомство в дуплах деревьев или в дуплянках, повешенных человеком. Обсохнув, птенцы один за другим бесстрашно с большой высоты устремляются вниз. Парашютом им служат пух и перепонки на лапах. Если «десант» задерживается, мать-утка (смотрите снимок) побуждает их быть посмелее. Сама она, будучи птенцом, уже совершала такой полет. Иногда гнездо оказывается далеко от воды, и утка отважно ведет к ней «десант» два-три километра, обходя опасности и препятствия.

В холодные дни птенцы жмутся друг к другу и к матери, чтобы согреться. Бывает, родительская спина служит для птенцов спасительным островком. На спину матери забираются птенцы лебедей и утята. А для чомги обычное дело – возить свой выводок на спине.

• Фото из журнала «Вальд лайф» (США) из архива В. Пескова. 8 июня 1985 г.