Но всё же тревожна граница,
И может случиться такое,
Что этот парнишка, как ангел,
Собой небеса успокоит.
19.08.1992.
Рабы-офицеры
Я от жизни устал, мне всё так надоело.
Что готов умереть, чем так жить неумело.
Ну, а кто я такой? На пути моём – стены.
Я – пожизненный раб КэГэБэ и системы.
Хоть работай, хоть нет, это мало что значит.
Всё равно весь твой труд под хвостом замаячит.
Нет законности, прав, у раба-офицера.
И Москва для меня не направит курьера.
Всё в руках командира – и финансы, и власть.
Вот используя власть он и кушает всласть.
Будешь ждать ты квартиру больше дюжины лет.
А они получают и не жжет партбилет.
В магазин он не ходит, а в квартирах уют.
Дефицит всей планеты прямо с базы везут.
И никто им не скажет этой правды в глаза.
Разве только проблеет из загона «коза».
Но язык тот «козлиный» командир не поймёт.
Ведь признать не захочет, что ворует и врёт.
Подхалимы – всё лижут, а «сексоты» – стучат.
Жаль, рабы-офицеры всё молчат и молчат.
Ну, когда же ударит перестройки гроза?
Ну, когда же откроет прокурорам глаза?
Почему не осудят всех чванливых чинуш?
Дух былого застоя выползает, как уж.
И у дойной коровы пьёт опять молоко.
И ползёт на высоты, где достать нелегко.
Пробудитесь, народы! И откройте глаза.
Расшифруйте дословно, что там блеет «коза»?
А она ведь всё знает, и она не молчит.
Но в закрытые двери лбом напрасно стучит.
Мы рабы-офицеры, как и были, без прав.
А у боссов, что выше, не меняется нрав.
Растоптать, опорочить, разлучить, наказать,
А на жалобы, слезы им, увы, наплевать…
Вот и рушатся судьбы и уходит семья.
Только смерть нас избавит от судьбы бытия.
24.01.1991.
Катер снова уходит в дозор
В безлунной стихии пролива, укрывшись высокой волной,
На шхуне нарушил границу с Хоккайдо «рыбак» – подставной.
Расчёт был на мертвую зону, для храбрости спирту хватив,
В сентябрьскую полночь глухую, вошёл он в Анивский залив.
Забыл, не учёл в своих планах, бдительность наших парней
С кантом зелёным в погонах, что на страже стоят рубежей.
В шестнадцать ноль-ноль по кремлевским на экране засвечена цель.
Аврал! Режет полночь прожектор, эхолот зафиксировал мель.
Вдвойне перекрыв нормативы, «рыбак» был доставлен на борт.
И вот уже заданным курсом в кильватере шхуна идёт.
«Ребята в зелёных фуражках, примите «подарок» от нас.
Запомнит надолго японец, как мы выполняем приказ».
Швартовка и шхуна у пирса, разведчик забрал «рыбака»,
Второй вон по шхуне шагает, считает улов дурака.
Отдав рыбака под охрану, катер снова уходит в дозор.
Всё стихло, и только локатор, ведёт непрерывный обзор.
11.11.1978.
Часовой у заставы
Вдали от родных и от дома,
Где ветры, морозы крепки,
Нам каждая тропка знакома
И люди для сердца близки.
Службу несём пограничную,
Признаться, она не легка.
Ходим тропою дозорную,
А вышка у нас высока.
Важно, пожалуй, здесь главное,
То служба, охрана страны.
Мы поколение славное,
Не хотим уж больше войны.
И неважно, в дождь или в холод,
Знойным летом, суровой зимой,