Славянский викинг Рюрик. Кровь героев

Годлав между тем, чувствуя во всем теле дрожь возбуждения и все еще судорожно сжимая в руке меч, осматривал крепостные стены, стараясь определить, как идет сражение, не сумели ли где-нибудь прорваться вражеские воины на стену. Но защитники стояли твердо. Он бросил взгляд на город. В трех или четырех местах полыхали пожары. Что горело – дома ли горожан или терема бояр или купцов – разбираться было некогда; заметил только, что там бегали люди, значит, можно рассчитывать, что распространения огня на весь город не допустят.

С разных участков обороны прибегали бойцы, сообщали, как складывались дела. Как он и ожидал, не выдержал отряд Микелича. Опытным взглядом заметил Годлав там какое-то замешательство, еще непонятно было, что произошло, еще не показались на помосте вражеские воины, но, чувствуя недоброе, он слетел по лестнице к сидевшей вдоль стены княжеской дружине, выдохнул:

– За мной! Мечи к бою!

И – точно: навстречу, выпучив бессмысленные, разверстые ужасом, незрячие глаза, бежало несколько человек, не слыша криков князя. Он не стал их останавливать, чтобы не терять времени, а по лестнице выскочил на помост: здесь увидел несколько саксов, теснивших защитников, освобождавших место для лезущих снизу все новых и новых вражеских воинов.

– Эх, я вас! – не удержался он от восклицания и полоснул мечом первого попавшего. Тот рухнул без звука, успев схватить судорожным движением отваливающееся плечо.

Мимо пробежали его дружинники, оттеснили от противника; началась молчаливая свирепая рубка, прерываемая иногда глухими выдохами, хрустом разрубаемых костей. Помост быстро был очищен от врагов, тела сброшены вниз.

– А где Микелич? – спросил Годлав.

– Погиб Микелич, – эхом ответил кто-то. – Вон там мы его положили.

И князь увидел старейшину. Тот лежал возле расщепленного деревянного заграждения, свернувшись калачиком; в груди у него торчала стрела, она пробила тонкую, изношенную кольчужку напротив сердца; смерть, как видно, наступила мгновенно, на лице убитого было выражение легкого удивления и успокоения одновременно.

«Погиб из-за своей скаредности и прижимистости, – невольно подумал Годлав. – Вечно он на всем выгадывал, сородичей во всем ущемлял, копил богатства. Зачем они теперь ему?»

И почему-то стало неловко и даже стыдно за те недоброжелательные слова, которыми он встретил Микелича с отрядом; надо было не тогда корить, а раньше приехать к нему в родовое поместье и потребовать получше вооружить своих воинов…

С тяжелым чувством Годлав вернулся на главную крепостную башню.

– Ну что, князь, кажется выстояли? – встретил его Дражко, поблескивая веселыми глазами. – Натиск слабеет, кое-где противник отступил. Скоро отхлынет повсюду.

– Ты так думаешь? – отстраненно ответил Годлав и подошел к краю башни. Поле боя было как на ладони. Действительно, саксы и даны поспешно бежали к своему лагерю, провожаемые победными криками защитников. Возле стены лежали кучи трупов, разломанные лестницы, проносились невесть как оказавшиеся здесь оседланные лошади.

Князь устало спустился прямо на помост.

– Дядя, посмотри на город, много пожаров?

– Да нет, всего два осталось. Но там копошатся люди, думаю, справятся.

– Слава богам. – Годлав сделал какое-то неопределенное движение руками. Потом собрался, тяжело встал, произнес: – Пусть объявят неприятелю, что можно убрать раненых и убитых. Да и нам надо заняться тем же самым…

Отступая, вражеские воины пытались отвезти назад таран, однако его колеса соскользнули с досок и глубоко увязли в рыхлой земле; охрана ушла, а следом разбежалась и прислуга. Тогда Годлав приказал открыть ворота, таран облили смолой и подожгли. Долго он дымил, распространяя вокруг горький, едкий дым.

Три дня враг отдыхал и собирался с силами. На четвертый день все повторилось в той же последовательности: сначала к крепости подошли лучники и начали засыпать ее защитников тучей стрел, а потом по лестницам полезли штурмующие. Но на сей раз к ним прибавились морские суда. Первый ряд их высадил несколько отрядов на пристани, где и завязалось ожесточенное сражение; второй ряд забрасывал стены и город камнями и горящими пиками. Защитники в ответ посылали огненные снаряды, и вот уже многие корабли запылали. Но врагам удалось захватить пристань, и они стали карабкаться по крутому берегу к крепостной стене. И в этот момент Годлав бросил против них свою дружину. С копившимися днями свирепостью и яростью дружинники по крутой обрывистой круче свалились на головы разрозненных данов и в короткой схватке уничтожили большинство их; лишь немногие успели спастись на кораблях, которые поспешили уплыть в море.

Это произошло так быстро, что противник не успел воспользоваться отвлечением сил на морском побережье и ударить усиленными подразделениями с суши. Годлав торжествовал победу.

– Еще одна такая победа, – возбужденно говорил он окружившим его старейшинам, – и враг уйдет от наших стен. Ему просто нечем будет воевать.

– Надо только поймать такой момент и умело им воспользоваться, – поддержал его Дражко.

Приступ между тем продолжался. Дважды приходилось бросать дружинников в опасные места и сбрасывать вражеских воинов со стены. Наконец натиск ослаб, противник стал выдыхаться.

– Смотри, князь, сейчас враг побежит от стены. Хорошо бы взять тебе конницу и ударить по ослабевшему, усталому врагу! Вихрем пронестись по лугу, редко кому удастся спастись за частоколом! – загорелся Дражко.

– Ты прав, дядя! – глаза Годлава лихорадочно блестели, он чувствовал, как жар из груди бросился в голову. – Прикажу своим дружинникам садиться на коней, а ты вели в нужный момент открыть ворота!

Он понял, что настал решающий момент сражения, тот момент, который может решить исход всей войны. Нечасто они, такие выгодные ситуации, возникают в ходе войны, и умелое использование дает решительную и быструю победу; не использовать их, значит совершить преступление перед своим войском и народом, а возможно, и проиграть всю кампанию.

И через некоторое время защитники увидели волнующую картину: на быстроногих откормленных конях выскочили из ворот княжеские дружинники, красиво развевались за плечами у них короткие разноцветные плащи, а спереди на белом скакуне скакал князь Годлав; пригнувшись к холке коня, он врезался в толпу бегущих врагов и наносил молниеносные удары направо и налево. Следом за ним рубились дружинники. Со стен раздавались радостные крики, люди махали руками, одеждой, потрясали оружием.

И вдруг из-за частокола начала вываливаться лавина вражеской конницы; масса всадников, растекаясь по полю, стала отрезать княжескую дружину от крепостных ворот. Был момент, когда бодричам можно было еще остановиться и проскользнуть обратно в крепость, но князь был слишком увлечен преследованием бегущего противника и вовремя не заметил опасности. Уже многие дружинники, увидев пагубность своего положения, заворачивали своих коней, на ходу крича князю, а он продолжал гоняться по полю за легкой добычей. Защитники молча, с замиранием сердца следили за действиями своего отчаянного князя.

Наконец он остановился. Трудно сказать, что заставило его это сделать. То ли увидел вражескую конницу, то ли сработало чутье воина, предупреждающее об опасности. Он мельком огляделся и понял все. Со своей дружиной он оказался в ловушке, из которой не было выхода. Оставалось либо сдаться, либо вступить в последнее сражение. Годлав решил биться. Он крикнул, чтобы воины примкнули к нему, ударил пятками в бока скакуна и рванулся в гущу неприятельской конницы…

С высоты крепостной стены было видно, как вокруг князя все закружилось, закрутилось, завертелось в диком хороводе, засверкали мечи, послышался звон оружия, крики… Потом вся конная и людская масса двинулась в сторону вражеского лагеря; различить в ней, кто из дружинников остался жив, цел ли князь, было невозможно. На стене среди защитников стоял Рерик. Прижав кулачки к губам, он молча, исподлобья следил за всем происходящим на поле брани, из его немигающих глаз текли медленные слезы.

Потянулись долгие минуты. Люди всматривались во вражеский лагерь, надеясь разглядеть и понять, что там происходит. Наконец, из ворот частокола выехал на черном скакуне король Дании Готфрид, вокруг – его свита; следом Ходо, кениг саксов, а далее воины на конях, знатные вельможи как саксонские, так и датские. За ними на некотором расстоянии на веревках четверо воинов вели князя Годлава; даже издали было видно, что он сильно пострадал во время схватки: одежда на нем была разодрана, по лицу струилась кровь. Несмотря на ранения, князь держался мужественно: ступал твердо, голову нес высоко.

Его подвели к частоколу, веревки перекинули через зубцы бревен, а затем подтянули к самому их верху. Защитники горестно ахнули: их князь висел на виду всех, распятый на вражеском укреплении. Готфрид поскакал на безопасное расстояние к крепостной стене города, подбоченясь, стал кричать:

– Слушайте меня, короля данов Готфрида! Мы пленили вашего государя! Вот он, перед вами! Его судьба зависит только от вас! Если вы сдадитесь на милость победителей, откроете крепостные ворота и впустите мои войска, князя я помилую и верну вам живым и здоровым, в этом мое королевское слово! А если откажетесь, он будет расстрелян на ваших глазах!

Защитники подавленно молчали. Рерик терся лицом о бок дяди Дражко, просил жалобным голосом:

– Дядюшка Дражко, дядюшка Дражко, ну сделайте что-нибудь, освободите папу! Прошу вас, дядечка, сделайте что-нибудь!

В этот момент Годлав вдруг напрягся и крикнул что есть силы:

– Слушайте меня, мои соплеменники и мои верные воины! Не слушайте короля, он обманет! Бейтесь до конца с проклятыми захватчиками! Стойте мужественно, а обо мне не беспокойтесь! Я рад отдать свою жизнь за вас!

Готфрид резко развернул коня, крикнул:

– Заткните ему пасть!

Даны кинулись к князю, всунули ему в рот кляп.

На верхней площадке главной башни крепости собрался совет всех старейшин племени, присутствовал и начальник войска варангов Стемид. Все стояли хмурые, повесив головы.

– Что будем делать, братья, как будем поступать в такой тяжкой обстановке? – спросил старец Мечислав, избранный вечем Рерика посадником города.

– Надо бы старшого избрать, чтобы руководил нами, – произнес Дражко после некоторого молчания. – Нельзя нам без князя…

– Ты что же это – при живом-то князе хочешь избрать нового князя? – возмутился Внислав.

Все зашумели, высказывая возмущение словами Дражко:

– Ась, что ты сказал?

– Нет, что ты сказал? И нечего притворяться глухим!

– Я не предлагал выбирать нового князя…

– Как не предлагал? Вот только что при всех высказался, все слышали!