Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Хреново выглядишь, – начал он.

– Ты выглядишь не лучше.

– У меня сорвалась выставка “Трагедия Русской Души”.

– Что случилось? – поинтересовался Власов.

– Ликующая гопота ворвалась в зал, расхреначила картины, меня закидали дерьмом. Это просто немыслимый пиздец, – Владислав злился. – Я уважаемый член арт сообщества. Часто езжу в Европу с выставками и в Америке тоже бывал. Вот ты же там работаешь, да? Вы там не понимаете, как на подобную херню отреагируют журналисты там? Я уже не говорю об обычном уважении к человеку, к художнику и к творчеству.

– Я не занимаюсь молодежными движениями. Подумай вот о чем. Что бы случилось, если вся эта агрессивная ура-патриотическая молодежь окажется без присмотра государства? Всплеск националистических и леворадикальных движений. Тебе это надо?

– А если проконтролировать, чтобы такой херни не было?

– Для тебя это херня, но для многих из тех, кто должен контролировать это не херня, а наглядная демонстрация особого пути развития России. К тому же советский человек во власти, как и в России, ещё не вымер до конца, а ты же знаешь, какое отношение к современному искусству было у Хрущёва.

– Да, Мишка, рассуждаешь ты как настоящий вертикальщик. Даже тошно стало. Ты, кстати, чего зашел?

Власов детально пересказал Владиславу всю ситуацию.

– Я же тебе говорил, что тебе надо было бросать эту блядину? – вспомнил Владислав.

– Да, говорил.

– Ну и что? Сам виноват.

– Я не знаю, что мне теперь делать? Я в дерьме. Он отобрал у меня всё.

– Ох, – Владислав сделал глубокий вдох. – Ты сказал, что этого Колю выкинут с работы и поставят тебя вместо него?

– Да, – подтвердил Владислав.

– Ты понимаешь, что твоя замечательная пассия оказала тебе неоценимую услугу, показав своё истинное лицо и намеренья. И теперь она уходит от тебя к человеку, которого без двух минут исключили из вашей Партии?

– Да, – подтвердил Власов.

– Ты понимаешь, что должен бегать и прыгать от счастья, а не ходить с кислой рожей и суицидальными мыслями, – съязвил Владислав.

Михаил сильно удивился, что не смог раньше осознать то, что донёс до него Владислав.

– Вот что. Давай я подниму тебе настроение. Комсомольцы уничтожили не всю мою выставку. Вернее почти всю кроме самой мякотки. Самой крутой работы. Сейчас.

Он ушел на пару минут, потом вернулся с пачкой фотографий.

– Это такая своеобразная подборка фотографий под общим названием: “Припадение президента к трупу России”, – с улыбкой он передал фотографии Власову. – Это нечто.

Михаил медленно рассматривал фотографии. На них Владислав в образе президента в очках и с бородкой, которая придавала ему интеллигентности, ползал по ровному пространству осенней земли с погибающей травой. Небо было серным, шел моросящий дождь. Владислав подползал к бледному трупу обнаженной худощавой девушки с торчащими из разорванного живота кишками. Лицо девушки скрывали темные волосы. Рыдая, он целовал её худые ноги, потом с глубоким выражением боли и страданий на лице он припадал к её кишкам. На фото была надпись.

СМОЖЕТ ЛИ ПРЕЗИДЕНТ НА КОЛЕНЯХ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЕ У УМИРАЮЩЕЙ СТРАНЫ ИЛИ ОН УМРЁТ ВМЕСТЕ С НЕЙ?

Власов расхохотался.

– Да. Не одни комсомольцы будут в восторге от этого креатива. Тут дело идет к двести восемьдесят второй статье. Экстремизьм, батенька.

– Так. Вот не надо каркать! У меня недавно товарища так выдворили из страны. Я черпал вдохновения из твоих бредовых сновидений.

– О, да.

Власов вернулся домой в приподнятом настроении, хотя был ещё зол на Петрова. Дома Власов продолжил осмыслять современную российскую культуру по средствам просмотра развлекательных передач для широких слоёв населения. Утром ему кто-то позвонил, Власов снял трубку. Его собеседник молчал.

– Что-то мне подозрительно долго не звонит Ярослава, – подумал Власов.

Разрыв с Анной повлиял на него. Это было крушение идеала. Анна больше не казалась ему волшебной и прекрасной, как и другие исключительно красивые девушки из интернета. Они все казались Власову такими же обычными как мешок с картошкой или мешок с сахаром.

Дальнейшее существование Власова было наполнено мучительным ожиданием. Сорокина всё не звонила. Деньги заканчивались. Ожидание давило на психику. К тому же Власов испытывал всепоглощающую ненависть к Петрову. Сначала ненависть охватывала его сознание всякий раз, когда Михаил думал о ситуации, но постепенно ненависть приняла форму приступов. Они появлялись внезапно и заставляли его мучительно ненавидеть. Михаилу пришлось одолжить немного денег у Владислава. Ожидание стало невыносимым, Сорокина не звонила. Власов не выдержал, он позвонил ей сам, но ответа не было. Номер был не зарегистрирован. Михаил испугался. Раньше он часто общался с ней по работе с этого номера. Михаил заметил, что Анна слала ему какие-то сообщения. Михаил не стал читать их, потому что думал, что там очередная порция язвительного стёба. Теперь Михаил серьезно испугался. Всё шло не так, как он планировал. Он боялся, что Петров мог победить. Сбросить Сорокину и отправить Михаила на самое дно российской жизни. Ожидание, ненависть и страх слипались в один большой омерзительный ком. Нужно было забыться. Власов пил. Сначала это были маленькие дозы, но потом алкоголизация достигла неимоверных масштабов. Жизнь стала тусклой, сильно болела голова. Когда нужно было осмысливать, Михаил наливал себе ещё.

Михаил проснулся от громкого шума. Он не помнил, когда последний раз мылся. Вроде бы на прошлой неделе или ещё позже. Власов заметил, что его квартира заполнилась черными тенями. Они ходили и везде рылись. Они напоминали милиционеров. Одна из теней подошла к Михаилу и что-то спросила. Михаила вырвало красной рвотой с едким запахом спирта. Рвота запачкала сапоги у тени. Тень стала громко материться, другие тени окружили Власова и начали избивать. Михаил плохо чувствовал боль, но всё же чувствовал. Последовал удар тупым предметом по голове. Власов потерял сознание.

– Что вы тут разлеглись? – спросил озабоченный женский голос.

– Вставай, быстро! Нажрался где-то и теперь спишь! Люди автобус ждут, на работу спешат, а он разлегся! – возмущался женский голос постарше.

Михаил открыл глаза. Левый глаз опух и плохо видел. Зверски болела голова. Он попробовал встать, после чего ощутил сильную боль в правой ноге. Власов кое-как слез с лавочки. Внезапно Михаил почувствовал головокружение и тошноту. Власов находился на какой-то автобусной остановке. Он дошел до урны и вырвал. Окружающие его люди выразили бурное негодование по этому поводу. Пинками его прогнали от остановки. Прихрамывая, Михаил дошел до отдалённой пустой скамейки и присел. Он находился на площади Трех Вокзалов. Михаил начал анализировать происходящее. В его квартиру ворвались вооружённые люди, они что-то искали, потом избили Власова до потери сознания, запихнули его в машину и выкинули здесь. На нём была меховая куртка защитного цвета, очевидно, её на него набросили, чтобы Власов не замерз, на нем были те же туфли, джинсы и потрепанная черная рубашка. Власов нащупал во внутреннем кармане куртки какой-то плотный сверток. Он достал его и развернул. Там было ровно двадцать тысяч долларов и записка от Петрова.

“ Привет, ничтожество! Наверное, ты сильно охуеваешь, но не волнуйся. Это только начало. Каждая тварь должна знать своё место, и ты должен осознать своё. Мне очень нравиться трахать ту вонючую шлюху, которую ты так любишь. И ей тоже это нравится. Она довольно опытная, я даже удивился …..”

Власов впал в ярость.

“ …. Ладно, если абстрагироваться от этого, то у тебя больше нет никаких документов, ты удалён из архивов, тебя никогда не было. Если вернешься в свою квартиру – тебя там застрелят, попробуешь с кем-нибудь контактировать – тебя застрелят. Ты думал, что ты мужчина? Ты ошибался. Я помог тебе стать тем, кем ты был всегда, Миша. Абсолютным ничтожеством, пустым местом. Ты продался мне с потрохами за двадцать штук баксов и ещё что-то пиздел про свои права. Я оказал тебе охуенную услугу, что вообще заговорил с тобой тогда, ублюдок. В общем, Миша, я вернул тебя к тому существованию, которое ты заслуживаешь. Посмотри на себя, ты же абсолютное безвольное чмо и ещё что-то хочешь от жизни? И, да, ещё кое-что, я забыл тебе сказать. Я дал команду своим ребятам из ФСО и ментам. К девяти часам вечера они придут прочесывать местность в поисках тебя. Если они найдут тебя, правильно – тебя застрелят нахрен. И ещё кое-что. Тут выяснилось, что на тебе весит десять изнасилований и пару обвинений в педофилии. Так что, я не знаю, как ты будешь жить со всем этим, но я уверен, что тебе понравится. Ведь ты создан, чтобы быть внизу….“

Михаил почувствовал вибрацию мобильного телефона в штанах. Власов достал мобильный. На экране телефона была трещина, панели отвалились, но телефон работал. Это было очередное сообщение от Анны. Михаил не стал его читать. Последнее, что было ему нужно сейчас это её насмешки. Михаил сильно боялся, нужно было бежать. Он кое-как поднялся со скамейки, нога ужасно болела. Михаил решил пролезть в электричку и уехать как можно дальше от города. Люди постоянно озирались на него, Власов не мог понять почему. Он посмотрел на своё отражение в зеркальце какой-то тонированной девятки. Его левый глаз сильно опух, нос был разбит, на верхней губе были следы запёкшейся крови, он был небритым, а его волосы были растрепанными и засаленными. От него пахло потом и спиртом. Да, наверное, никто бы не смог узнать в нем человека из администрации президента. Он скорее напоминал опустившегося в низины социума бомжа-алкоголика. Ему всё-таки удалось пролезть в электричку без билета. Он занял место в конце вагона. Михаил заметил в своем вагоне только двух старух и одного бомжа, который забрался поспать. Электричка тронулась. Власов смотрел в окно. Постепенно пейзажи унылой февральской Москвы сменялись лесным ландшафтом. Это был лес черных деревьев, торчащих из тающего снега. Власову сразу же вспомнился Лагерь. А потом он заснул, но проснулся через пару минут от внезапной мысли.

– У меня жучки в одежде! Они следят за мной, – думал он.

Примерно через час на какой-то остановке в вагон вошел контроллер. Это была подвыпившая полноватая дама за пятьдесят. После небольшой словестной перебранки она выгнала Власова из вагона. Михаил очутился на вокзале в пригороде Москвы. Хотя вроде бы всё было отремонтировано и сделано под Европу, но всё равно эстетику вокзала портили опустившиеся на дно российской жизни люди. Алкоголики спали на скамейках. Бомжи рылись в помойках и собирались в стаи в поисках угла, чтобы погреться. Какие-то ободранные гастарбайтеры с грязными изможденными лицами ели шаверму. Михаил тоже захотел есть. Кое-как ему удалось обменять тысячу долларов на рубли по слегка заниженному курсу. Обменщица приняла его за вора, а для воров обменный курс был не таким как для остальных, так как часть денег обменщица брала себе за оказанную возможность. Узбек повар с презрительным взглядом передал шаверму Михаилу. Власов жадно поглощал её, испачкав соусом себе всё лицо. Михаил купил в магазине пару бутылок воды и каких-то шоколадок. Ему предстоял долгий путь.

– Нужно найти место для ночлега, – думал он.

Михаил знал, что ему нужно делать. Он шел пару часов, пока реальность пригорода не сменилась дачными участками. Михаил потратил кучу времени, чтобы найти заброшенную дачу. Было темно, ему хотелось спать. Он забрался в недостроенную баню и уснул на деревянном полу, вспоминая своё пребывание в Лагере. Утром Михаила разбудило очередное сообщение от Анны. Он не придал никакого значения этой весточки от мешка с песком. Михаил вышел из бани и попал в гнилую реальность. Его окружали недостроенные домики, брошенные дачи, где-то виднелись сгоревшие чёрные домики. И всё это на фоне февральской природы. Михаил чувствовал опустошение.

– Наверное, Россия где-то ходит среди всего этого, – думал он.

Михаилу нужно было достать еды. Полтора часа он провёл в поисках магазина, пока один бородатый мужик не подсказал ему дорогу. В магазине Михаил купил себе множество консервов с тушенкой, открывалку, нож, пару буханок хлеба, жидкость для разжигания костров, упаковку спичек и пару бутылок минеральной воды. Михаил чувствовал зверский голод. Вернувшись в недостроенную баню, Михаил достал из пакета банку тушенки, открыл её, отрезал себе кусок хлеба и приступил к трапезе. Тушенка была плохого качества. Мяса было мало, а вот жира и жилок было много. Но Михаил всё равно всё съел. После чего он спрятал пакеты с едой в куче строительного мусора. Власов пытался попасть в обшарпанный двухэтажный деревянный домик, ему удалось влезть туда через окно, в котором вместо стёкол был полиэтилен. Внутри было пыльно и холодно. Михаил осмотрелся. Электричества не было, как и следов пребывания людей. На первом этаже располагалось что-то вроде жилого помещения со старой пыльной советской мебелью и раскладным диваном с неубранными грязными простынями. Михаил сразу вспомнил о старушечьей квартирке, в которой когда-то жил. Второй этаж был завален стройматериалами и грудой старых вещей. Михаил хотел открыть дверь изнутри. Ему повезло. Дверь закрывалась на засов. Михаил перенёс еду в дом. Он нашел веник в куче барахла и кое-как прибрался в доме. После уборки он обнаружил печку в прихожей. До этого она была завалена досками. Михаил попытался растопить её. Он накидал туда деревяшек из кучи строительного мусора возле бани и разжёг всё это при помощи спичек и горючей смеси. Власов захотел есть. Он разогрел тушенку. На этот раз ему попалась тушенка лучшего качества, и он с аппетитом съел ее, запивая водой. Через какое-то время Власов понял, что помещение не протапливается. Темнело, Михаилу хотелось спать. Ему удалось обнаружить в куче барахла два старых пуховика. Он долго вытряхивал их, после чего постелил на диван, убрав простынь и одеяло. Он лёг на них и уснул.

Когда Михаил проснулся, он сразу же почувствовал, что заболевает. Его лихорадило, поднялась температура. Но ему нужно было кое-что сделать. Власов встал с дивана и отправился на второй этаж. Михаил нашел в куче хлама пыльную рубашку и загаженные штаны по типу тех, которые носил в Лагере и зимние сапоги. Власов пытался вычистить одежду. Затем переоделся во всё это, а вместо своей меховой куртки надел один из пуховиков. Свою старую одежду он засунул в пакет, который нашел в куче строительного мусора. Он взял жидкость для розжига костров и спички. Власов отправился гулять по окрестностям. Пейзаж был унылым, людей было мало, иногда Михаилу попадались бомжи и просто опустившиеся люди, которые доживали свою жизнь в брошенных дачных домиках. Власова лихорадило, всё ещё болела нога. Михаил вышел в лесное пространство. Он кинул мешок с одеждой в сугроб, облил его горючкой и поджог.

– Надеюсь, что они меня не отследили. Всё. Теперь нет жучков, – думал он.

На обратном пути Власов заглянул в магазин и купил себе ещё минералки и разных консервов. Он хотел купить лекарств, но до аптеки нужно было долго идти пешком, так что Михаил купил себе пару бутылок водки. Он вернулся в свой домик, поел. После чего натер грудь водкой, оделся потеплее и выпил стакан водки, чтобы прогреться. Затем лёг на диван, его всё ещё сильно лихорадило. Ему становилось страшно за свою жизнь.