– Какая дурная память, Пелагея Власьевна.
– О нет, – повторила девушка, – но мне хотелось знать, что хотели вы сказать, Петр Авдеич.
– Я, Пелагея Власьевна?
– Вы, Петр Авдеич.
– Я хотел сказать, Пелагея Власьевна, что все эти дни мне было очень скучно.
– А мне? – проговорила, вздыхая, девушка
– Как, и вам тоже?
– О да, Петр Авдеич!
– Почему, скажите, сделайте одолжение.
– Сама, право, не знаю, но очень скучно; уж маменька за это бранила меня.
– Маменька ваша очень добрая, кажется, Пелагея Власьевна.
– Как ангел добра.
– За что же она бранила?
– За то, что я ужасно скучала и даже плакала.
– Вот еще как, – заметил штаб-ротмистр.
– Это глупость, я и сама знаю, Петр Авдеич; но мне так показалась несносна деревня после города: в городе было так весело.
– Это справедливо, что деревня скучна после города.
– Не правда ли, Петр Авдеич?
– Совершенно, но плакать, кажется, я бы не стал.
– Вы дело другое, вы мужчина, вы счастливы, Петр Авдеич!
– Почему же вы это думаете?
– Потому что мужчины все обыкновенно бывают счастливы, их ничто не тревожит… они не способны так чувствовать, как девица.
– Вот уж это несправедливо замечать изволите, Пелагея Власьевна, мужчины также чувствительны бывают.
– Не думаю, чтобы так…
– И сравнения нет, можно сказать больше, доказать могу.
– Я любопытна слышать.
– Да вот, например, у нас в бригаде один офицер влюбился в такую, что пляшет на канате с шестом, и поверите ли, чуть не посадил себе пулю в лоб; так вот как мужчины любят, Пелагея Власьевна…
– А вы, Петр Авдеич, – спросила Пелагея Власьевна, бросая на штаб-ротмистра томный взгляд, – могли бы испытать подобное чувство, как товарищ ваш?
– Как? к плясунье на канате?
– Не к плясунье, а все равно к другой?
– Не все равно, Пелагея Власьевна.
– Положим, если бы, например, вам встретилась девица дворянского сословия; хотя бы, например, такая, как…
– Как кто? – спросил штаб-ротмистр.
– Не знаю, с кем сравнить-с, право.
– Однако же-с?
– Право, не знаю, Петр Авдеич!
– Подумайте-с хорошенько.
– Ну, такая, как…
– Как? – повторил Петр Авдеевич.
– Как я… – едва внятно и краснея выговорила девушка.
– Как вы, Пелагея Власьевна, да встреться только такая и не совсем даже схожая-с, потому что где же-с такая может встретиться, я бы, кажется, доложу вам, просто… того…
– Вы насмешник, Петр Авдеич!
– Ей-богу, говорю от полноты то есть от сердечной или, лучше скажу, как солдат, без всяких этаких комплиментов, и где же мне-с, посудите сами, научиться всяким этаким оборотам, которые приобретаются, собственно, в обширных столицах?
– Мужчины так фальшивы бывают, Петр Авдеич, – заметила Пелагея Власьевна, жеманясь.
– Мужчины, статься может, но я-с под присягу пойти готов-с.
– Ах, не клянитесь.
– Хоть сейчас, верьте, Пелагея Власьевна!
– Я верю вам, о я верю вам, Петр Авдеич, и ежели бы… но не жарко ли вам в комнатах? вечер такой прекрасный, в роще прохладно, хотите прогуляться, Петр Авдеич?
– Сделайте ваше одолжение, Пелагея Власьевна, я с моим удовольствием.
Штаб-ротмистр бросился за своею фуражкою в соседнюю комнату, а Пелагея Власьевна частенькими шагами побежала за шляпкою и зонтиком.