В тени трона

Могущественная Виктория, переженившая своих многочисленных детей и внуков на отпрысках королевских семей всего европейского континента и по праву заслужившая уважительное прозвище Бабушка Европы, слыла дамой своевольной и с характером непредсказуемым. Она до преклонных лет сохраняла привязанность к ярким радостям жизни, а чрезмерная тучность при небольшом росте и округлость форм не препятствовали ее увлечению прогулками – не пешими конечно же, а в специально для нее сконструированном одноместном возке, запряженном любимым ишачком Жако, которым, сидя в диковинном экипаже, она сама и управляла. Впрочем, на всякий случай и для пущей безопасности, ишака вел на поводу доверенный лакей Виктории, человек испытанный во всех отношениях. В дальних зарубежных путешествиях в состав многочисленной, до ста персон, свиты входили и серый Жако, и преданный лакей, и обязательно брали в дорогу персональный королевский возок. Эта потешная тележка со складным откидным верхом стала знаменитой неотъемлемой частью антуража королевских путешествий – она ездила в ней повсюду, куда трудно было добраться в большой карете, запряженной шестериком лошадей. Например, по прибрежным холмам Ривьеры, откуда открывались чудесные неповторимые виды на Средиземное море, а по склонам холмов были рассыпаны, словно жемчужины в зеленой траве, винодельни, прославившиеся своими белыми винами, которым Виктория неизменно отдавала должное.

Зачем Бабушка Европы пригласила Михаила на приватную встречу на Французскую Ривьеру в Кап д’Ай? Вопрос этот ставил в тупик не только его самого, но и всю Семью, ломавшую голову в поисках ответа. Ясно было одно: не для того она позвала Мишу, чтобы кататься с ним по Ривьере и пить отменное белое вино. Что-то таилось за этим приглашением – важное, государственное. Аликс, проведшая детство в Виндзоре, при дворе Виктории, и видевшая в бабушке опытную интриганку, настраивала податливого Ники против поездки брата, но царь, к досаде жены, и не думал вмешиваться: предстоящая встреча родственников его не занимала ничуть, и то, что приглашение получил не он, а младший брат, не возбудило в нем зависти: в конце концов, кого приглашать – это дело бабушки. Да и что такое Миша сможет там обсуждать государственное? Ничего! Но вдовствующая императрица Мария Федоровна, мама, была несколько озадачена предстоящей поездкой сына: с чего бы вдруг Виктории взбрело в голову приглашать российского наследника с частным визитом в Кап д’Ай? Впрочем, от эксцентричной Виктории можно ожидать чего угодно…

Для высокородной европейской аристократии и просто богатых людей Ривьера была с давних пор привлекательным местом. Начало освоения иностранцами этого райского кусочка земли на французском Юге положили англичане, потянувшиеся со своего пасмурного острова к ласковому солнышку Средиземноморья. Вслед за высокородными, из королевской фамилии, островитянами последовали персоны помельче – князья и бароны с континента, и богатые русские вельможи не остались в стороне. Спустя недолгое время солнечный теплый берег, омываемый лазурными водами, заслуженно обрел славу знаменитого мирового курорта, и появиться на его набережных в зимние месяцы для европейской знати стало делом чести: можно славно провести беззаботные денечки в одном из роскошных отелей, а еще лучше обзавестись на Ривьере недвижимостью – виллой или поместьем.

Резиденцией королевы Виктории в Кап д’Ай служил замок Эрмитаж, который можно было без преувеличения назвать и дворцом или, следуя местным понятиям, шато. Дворец, строительство которого закончилось всего несколько лет назад, успел принять в своих стенах и саму королеву с принцессой Беатрис, и русскую вдовствующую императрицу, и бельгийского короля Леопольда Второго. К услугам хозяев и гостей в нем были бальный и музыкальный залы, роскошные балконы и будуары, беседки в парке, оборудованная последними техническими новинками кухня и многочисленная вышколенная обслуга. Вид на море, открывавшийся с фасада шато в закатный час, был неповторимо прекрасен. Праздничный Эрмитаж, предназначенный для отдыха и развлечений, к серьезным разговорам с глазу на глаз не располагал. Поэтому Виктория назначила Михаилу встречу в стороне от Кап д’Ай, в предгорье, на уединенной винодельне Винь д’Ор.

В предгорье вела узкая петляющая дорога, буйные заросли вдоль которой смыкались над головой. Трясясь в наемном экипаже, предназначенном для сельских прогулок, Михаил гадал, зачем для встречи с ним венценосной бабушке понадобилось забираться в такую глушь. Куда приятней, размышлял слегка озадаченный Мики, было бы добраться сюда из Кап д’Ай верхом, но такой кавалерийский бросок не оставишь незамеченным – потребовался бы протокольный эскорт, а это сводило на нет приватность родственной встречи.

У белой стены винодельни он увидел ослика, запряженного в рессорный возок, лакея в индийском тюрбане, камеристку, двух служанок и офицера в шотландской клетчатой юбке, при оружии. Больше там никого не было. Михаил вышел из экипажа и направился ко входу в дом. Никто ему не препятствовал, никто его не приветствовал; как видно, странная свита была предупреждена о прибытии гостя.

Переступив порог, Михаил очутился в небольшом, но не тесном дегустационном зале со свежепобеленными стенами, украшенными здесь и там выцветшими старинными гобеленами, на которых круглолицые селянки заняты были сбором винограда. Один-единственный стол, накрытый белоснежной скатертью, стоял посреди зала, за ним на высоком тяжелом стуле сидела королева Виктория.

– А вот и ты, мой дорогой Мики! – не подымаясь из-за стола, сказала королева и поманила его пухлой и маленькой, почти кукольной, ладошкой. – Иди сюда и садись поближе ко мне. Будем говорить по-английски, местные на нем не понимают ничего. Только французский! Они не делают вид, что не понимают, в этом их своего рода патриотизм.

– Вам все наши просили передать поклон, – сказал Михаил, усаживаясь против Виктории. – Ники с Аликс, мама и сестры, и Элла с дядей Сергеем. Все!

– Сюда стоило ехать хотя бы вот ради этого, – пропустив родственный привет мимо ушей, кивнула королева, и двойной ее подбородок качнулся. – Лучше этого вина, – она указала на стеклянный кувшин с белым вином, – нет нигде на свете. В нем бегают взапуски солнечные искры, как сказал поэт. Или не сказал, а только подумал? – Ожидая ответа, Виктория бросила на наследника русского престола лукавый взгляд.

– Сказал, – согласился Михаил.

Вот сейчас бабушка спросит, кто именно сказал, а он не найдет что ответить, и останется в дураках. «Подумал» – так сказать было бы уместней.

Но Виктория раздумала копать глубже, она придвинула к Михаилу блюдо с поджаристыми золотистыми тостами, намазанными тапенадой – густой пастой из оливок, каперсов и анчоусов, и продолжила:

– Я велела никого сюда не пускать, чтоб не мешали. Налей-ка вина, мой мальчик! Тапенада здесь просто отменная… Ну да ты сам знаешь. Не забыл с прошлого раза?

С прошлого раза прошло почти четыре года – Миша приезжал тогда в Кап д’Ай с мама и сестрой навестить Георгия, искавшего в этом климате спасенье от своей болезни, да так и не спасшегося.

– Помню… – сказал Михаил и замолчал.

– Бедный Джорджи! – вздохнув, продолжала Виктория. – От судьбы не убежишь. Молодой, очаровательный. Жизнь не успела перед ним открыться, и любовь не удалась… Знаешь, о чем я? – Королева требовательно глядела на своего визави.

В ответ Михаил кивнул чуть заметно. Он знал, о чем завела речь Бабушка Европы, но семейную эту тему обсуждать не желал. Да, Джорджи влюбился в Грузии в княжну, похожую на пэри, хотел на ней жениться, но Семья, прежде всего Ники и мама, воспротивились мезальянсу и разрушили планы влюбленных. И этот удар уж никак не способствовал выздоровлению Георгия в Абастумани… Кто-то, как говорят в России, вынес сор из избы, и слухи докатились до Лондона.

– Налей-ка еще вина, – сказала Виктория. – Жизнь продолжается, мой мальчик, раны зарастают, но шрамы остаются… Я слышала от сведущих людей, что тебе по нраву наше государственное устройство: на одной чаше весов мой трон, на другой – конституция. Весы находятся в устойчивом равновесии, все довольны и законопослушны.

«Стало быть, от сведущих людей… – попивая отменное вино из высокого бокала, оценивал услышанное от бабушки Михаил. – Сначала грузинская любовь Джорджи, теперь вот мой интерес к конституционной монархии… Это Чарльз Скотт шпионит, ее посол».

– Ники наша система совсем не нравится, – продолжала Виктория, – он абсолютист, мой посол говорит, что без разрешения царя у вас там даже птица не поет. Ники пытается идти вперед, но голова его повернута назад. Это опасный путь, он ведет к смуте. Так ему и передай, по-родственному. Хотя он вряд ли прислушается. Как ты думаешь?

– Ну, не знаю, – ушел от прямого ответа Михаил.

– А я знаю, – потягивая вино, сказала королева. – Он если кого и слушает, так это свою Аликс. Она при моем дворе росла и – может, как раз поэтому – ко мне относится с прохладцей. Ну да всем не угодишь! Зато теперь на английском говорит лучше, чем на родном.

– Вот и польза… – пробормотал Михаил. – Я тоже английский больше люблю, чем немецкий.

– Приятно слышать, – улыбнулась королева. – Скажи-ка, мальчик, ты ведь не помолвлен?

– Нет пока, – опешил Михаил от такого неожиданного поворота разговора.

– Вот именно, что пока, – посерьезнела Виктория и убрала улыбку с круглого, с толстыми щеками лица. – А пора бы. На месте твоей мамы, я бы этим занялась не откладывая. Планировать будущее династии – наша обязанность.

Михаил слушал старую королеву, не упуская ни слова. Так вот, значит, в чем причина приглашения в эту винодельню на приватную встречу. Династическое сватовство – всем известное амплуа Бабушки Европы! Можно было и раньше сообразить, а не плутать в потемках в поисках разгадки.

– Я должна думать обо всех нас, о нашей семье, – продолжала королева. – Мой проверенный ход – брачные связи. У меня на примете две претендентки, обе – принцессы королевской крови. Красавицы, ангелы! Я желаю тебе счастья, Мики, а Британии – величия. Ты любишь старую добрую Англию, и это главное.

– Мне нужно немного повременить, – покачивая солнечное вино в бокале, сказал Михаил. – Я не вполне созрел для семейной жизни. И мама…

– Никто не тащит тебя под венец уже завтра, – сердито заметила Виктория. – Объявление о помолвке наследника русского трона, да еще при такой свахе, как я, – этого будет пока достаточно. Перед тобой открывается выбор: Испания, Греция. Ты расширишь русское влияние и английское, конечно, тоже. Ты еще крепче сплотишь нашу семью. Британия будет тебе благодарна… А теперь пора перейти к сырам, – она указала пальцем, унизанным перстнями, на деревянную доску с разложенными на ней сырами.

– Выглядит заманчиво… – пробормотал Михаил, не пришедший еще в себя от неожиданного предложения Виктории.

– Вот этот просто сказка! – Виктория со знанием дела нацелила палец на маслянистый бюш-де-шевр. – И морбье-Эрмитаж нисколько не хуже.

– А бри? – спросил Миша.

– Замечательный! Вот, возьми, – руководила королева. – Они тут знают в этом толк… И попробуй рокфор. Возьми немного хлеба, джем и получи удовольствие от прекрасной Франции!

– Вы великая королева, – помолчав, сказал Михаил. – Никто никогда не проявлял обо мне такую заботу. От всего сердца – спасибо! Но дайте мне время для решения. От этого будет зависеть не только моя судьба, но и, может быть, судьба России.

– Хорошо, – подвела черту Виктория. – Ты разумный мальчик и подходишь для нашего королевского ремесла. Я хочу подарить тебе талисман, носи его и не снимай. Наклони-ка голову!

Она достала из кармашка, скрытого в складках платья, медальон на золотой цепочке – украшенную сапфирами медаль с ее профилем – и надела на шею низко наклонившегося к ней Михаила.

– Храни тебя Бог! – сказала Виктория и, коснувшись лба молодого князя влажными от вина губами, отстранила от себя его гладко причесанную голову.

3

Лондон. Будни и праздники

Заблуждается тот, кто считает Англию страной смога и мороси; выдаются здесь и погожие деньки.

В такой прозрачный, ясный денек королевская яхта «Виктория» пересекла пролив Ла-Манш, отделяющий Англию от континента, вошла в устье Темзы и пришвартовалась у Вестминстерского причала. Королеву встречали на берегу придворные, были выстроены шотландские гвардейцы в медвежьих шапках и конные драгуны. Толпились зеваки, пришедшие поглазеть на церемонию возвращения ее величества королевы Великобритании из зарубежной поездки; им никто не препятствовал – это был праздник.

Десятки и десятки газет накануне оповестили английскую публику о том, что королева возвращается на родину после отдыха, проведенного на Ривьере. Любопытство миллионов читателей искусно подогревали журналисты, прозрачно намекнувшие, что на солнечное побережье Южной Франции Викторию привело не только желание немного отдохнуть от монарших забот, но и уладить кое-какие важные государственные дела, затрагивающие интересы всех подданных британской короны. Какие именно интересы – об этом можно было только гадать, строить предположения или же искать при дворе некие источники информации, готовые за определенную мзду поделиться интересными деталями или хотя бы слухами, которыми земля полнится. Приобщить читателей к жизни и тайнам сильных мира сего – что может быть желанней для газетчика, радеющего о тиражах и собственной карьере?!

Виктория в сопровождении красочного эскорта, под приветственные возгласы народа, вполне добровольно запрудившего улицы, направилась к себе в Букингемский дворец. Путешествие подходило к концу. Заканчивался праздник перемены мест – милого и приятного времяпровождения, составленного, как мозаичная картина из разноцветных кусочков, из прекрасных ландшафтов и гастрономических чудес. Наступают будни – в меру скучные, в меру утомительные, наполненные условными обязанностями и безусловными обязательствами, скучными до зевоты.

А на Флит-стрит, в трехэтажном особняке цвета старой слоновой кости, в редакционном кабинете ежедневной газеты «24 hours» сотрудники обсуждали запланированный в завтрашний номер отчет о прибытии королевы и скрытых от общественности деталях ее вояжа во Францию. «24 hours», которая по тиражу, как говорят на ипподроме, «шла ноздря в ноздрю» с «Дейли мейл», не могла себе позволить отстать от конкурентов и не сказать хоть что-то об истинных причинах королевской поездки на Кап д’Ай. И чем более впечатляющим и даже более неправдоподобным будет этот отчет по сравнению с версиями конкурентов, тем больше благосклонного читательского внимания привлечет к себе «24 hours». Так устроен газетный мир, и без ущерба свободе слова ничего с этим не поделаешь.

Ни Букингемский дворец, ни Даунинг-стрит не предложили публике внятного коммюнике о поездке, в которое газетчики могли бы вцепиться своими клыками и вывернуть его наизнанку. Единственное, что оставалось, – положиться на какие-то утечки информации из королевского окружения, поставляемые собственными секретными источниками. У «24 hours» такой источник был, и надежный, – племянник жены королевского фаворита индуса Абдул-Карима, известного в журналистских кругах под метким прозвищем Али-Баба. Именно племянник, не привлекавший особого внимания в тени своей тетки, которую для отвода глаз привезли в Лондон из дебрей индийского Пенджаба – дабы не смущать никого ветреным поведением ее супруга, – выуживал из нее все, что хотелось услышать репортерам «24 hours» о скрытой от посторонних глаз жизни в верхах. Подробности о последней поездке Виктории, сопровождаемой среди прочей свиты и Али-Бабой, с нетерпением ждали от этого тайного осведомителя.

И таки дождались, и были они настолько ошеломительными, что заставили скрести в затылках главного редактора газеты и руководителей отделов. По простоте своей и полной слепоте в делах политических, жена проворного Али-Бабы придумать такого не могла, а стало быть, услышала потрясающие новости от своего господина.

А услышала она, по словам платного источника газеты «24 hours», вот что: к королеве Виктории в уединенную горную винодельню приехал не узнанный никем родственник – русский царь Николай, и там, за вином, они договорились совместными силами, не откладывая дело в долгий ящик, идти воевать с Китаем. Китай будет стерт в порошок, северная его часть отойдет к России, а южная, по справедливости, присоединится к Британской Индии… Тут было над чем призадуматься газетным людям – сеятелям новостей.

– Это сенсация! Надо печатать, – высказался руководитель отдела новостей.