– Эти люди – наши. Такие как я, Татьяна Юрьевна, Вадим Петрович, Андрей Дмитриевич… Александр Иванович, – чуть замявшись, добавила Майя. Смешно ведь, а на мгновение смутилась. Эта девчонка испытывает к Шульгину (почему-то она так вообразила), те же чувства, что и ей довелось, пусть всего на несколько часов. Но был ведь момент. Совсем не любовь, и не короткое сексуальное влечение, неизвестно с чего могущее возникнуть даже в отношении полного ничтожества, а…
Майя не сумела это выразить, не только словами, но и на уровне ощущения.
– Поцеловаться, если очень захочется – можно, – продолжила она инструктаж скучным голосом. – Пообниматься в укромном месте – тоже. И достаточно…
– Майя Васильевна, – неуверенно спросила Настя, – а если вдруг замуж пригласят?
Ох, ты! И такие мысли у красоток в голове бродят. Дайяна внушала или от чтения не предусмотренных программой книжек в головах возникли?
– Рано вам замуж, – Майя придала голосу интонации Прасковьи Ильиничны. – Сначала здешний «курс молодого бойца» пройти надо, хоть полгодика на окружающую жизнь посмотреть. К парням как явлению природы присмотреться, вдруг через месяц «тот самый, единственный» встретится, а ты – уже! Запомни и другим передай – «Береги честь смолоду».
– «Честь» – это к нам не относится, – с некоторым вызовом сказала Вельяминова.
– Это кто же тебе такую херню сказал? – Майя только в мужском обществе придерживалась приличий, в женском – выражений не выбирала.
– Дайяна. Так и сказала. Для вас это – оружие и инструмент, а человеческие выдумки – пусть для них и остаются.
– Вот стерва старая! – возмутилась Майя. – Вам что было сказано? Теперь нас слушаться будете, на остальное – наплевать и забыть. Доходчиво?
– Так точно, Майя Васильевна.
– Слава богу. Когда можно будет – я скажу. Теперь идите, развлекайтесь…
– Насколько я понимаю, – продолжал ранее затронутую тему Воронцов, – у вас там скоро начнутся очередные события. Не могут не начаться…
– Отчего вдруг? – удивился Вадим. – Порядок вроде навели, власть императорская укрепляется, народ доволен, оппозиции, считай, что и нет, кроме «высочайше утверждённой». Господин председатель кабинета министров и канцлер Каверзнев своим бывшим соратникам отчётливые рамки очертил…
– Снова ты, брат, наивность демонстрируешь. Впрочем, как же иначе? Мы тоже поначалу вообразили, что все проблемы решены, остаётся жить и радоваться. Оказалось совсем не так. Законы Ньютона не только в физике, они в природе и в политике так же точно действуют. «Действие равно противодействию», «Угол падения равен углу отражения» и тому подобное.
Если даже принять, что после акции Шульгина наши реальности от Великой Сети изолированы, так, по сути, ничего ведь не изменилось. Представь, что мы потерпели кораблекрушение (тьфу-тьфу-тьфу), оказались на необитаемом острове. Но на корабле кроме нас имелась партия хищников, как в «Полосатом рейсе». Или, как в «Таинственном острове», несколько вооружённых пиратов. Вот и дилемма – или мы их, или они нас. Терцио нон датур. В нашем случае это – Ловушка, оставшаяся вместе с нами внутри изолята. Продолжающая исполнять прежнюю программу: не допустить победы вновь создаваемых мыслеформ над изначально заложенной в неё схемой мироустройства…
– Вы-то откуда это знать можете?
– Само собой – ниоткуда. Косвенная информация. От Антона, от Замка, путем личных наблюдений и размышлений… Но отсюда вытекает нормальный вывод – путём экстраполяции. Если даже всей вашей мощью удастся удержать ситуацию внутри страны – непременно начнётся что-то извне. Скажем спасибо, если и у вас дуггуры не объявятся. Но и без них врагов в избытке. Поскольку, что очевидно, нынешнее государственное устройство России заведомо не предусмотрено, поскольку при дальнейшем развитии способно перевести её из химерической в натуральную реальность. Доходчиво?
– Не совсем. Почему это при демократическом устройстве моя Россия является «химерой», а при монархии – уже нет?
– Да просто потому, что развилка случилась не там, где надо. Если бы до февраля семнадцатого – монархия сохранилась естественным образом. Если после восемнадцатого – должны были победить красные. Опять же никакой демократии. А у вас, как мы просчитали, одна-единственная трёхдюймовка бахнула с перелётом на одно деление, генерал Корнилов остался жив и сумел переломить ход Гражданской войны. Точно, как если бы адмирал Макаров не взорвался на мине в Порт-Артуре. «Химера», брат…
Аналогично – серьёзные беспорядки начнутся и в мире Фёста. Синхронно или со сдвигом по фазе – предсказать не берусь. Если наша команда в ближайшее время со своими делами не разберётся – рассчитывать вы с Фёстом можете только на себя, меня да ещё вот на девочек… В крайнем случае – будет куда отступать. Только именно в крайнем. Я рассчитываю на более оптимистичный исход…
Ляхову стало неуютно. Возвращаться домой, где скоро начнётся нечто такое, в сравнении с чем его предыдущие приключения – мелкая рябь на воде? И не возвращаться нельзя. Это в мирное время отъезд по личным делам – отпуск той или иной продолжительности. В военное – дезертирство со всеми вытекающими последствиями. Не военный трибунал, так суд совести.
– Запомни следующее. Пока не было случая, чтобы наши мыслеформы Ловушка сумела подавить. С трудом, но мы всё равно выигрывали. Так и дальше будет. Наши силы растут, она слабеет…
– С чего бы вдруг? – удивился Вадим.
– Один человек сказал. Без постоянной подпитки извне её моторесурс вырабатывается. Мы всё время выдаём ей вводные почти на пределе возможностей. Непрерывно меняем логики. Тут недавно ещё один хороший товарищ к нам присоединился, тоже из «химеры», две тысячи пятьдесят шестого года. Большой специалист по искусственным разумам и всякой прочей хреновине. Он и просчитал, что Ловушка, если она есть, просто обязана работать в режиме истощения. Противодействие будет слабеть, принимаемые ею решения, примитивно выражаясь, проявлять все признаки старческого слабоумия… Так и сдохнет, забыв, кто она, зачем она, пуская слюни и оправляясь под себя.
Образ получился впечатляющим.
Вестовой снова налил им вина. Ляхов сверху видел, как высокий черноусый лейтенант кружит Майю в подобии вальса. И той это очевидным образом нравится.
А уж как бал, жаль, что не маскарад, нравится девчонкам!
Те прямо сияют, порхают, тают… Какие ещё обозначения их эмоций можно придумать?
– Вот поэтому, для окончательного приведения Ловушки в означенное состояние, и работают наши товарищи, – продолжил Воронцов, сделав глоток. – А мы им в поддержку откроем ещё два фронта. Для полноты стратегической внезапности Фёст у себя действует полностью автономно, не посвящая в свои планы ни меня, ни тебя. Ты его до поры тоже к своим заботам привлекать не станешь. Вот и посмотрим, какая в итоге конфигурация выстроится…
– Но цель! У любой операции должна быть цель. Иначе будем кружить на месте, как слепой в тумане… – Труды теоретиков от Сун-Цзы до Клаузевица и генерала Брусилова Вадим уже успел изучить досконально. Более современных начнут преподавать на следующем курсе.
– Цель у вас с Ловушкой будет общая. По форме. Сохранение стабильности во вверенном регионе и недопущение возникновения посторонних мыслеформ. Поскольку сам ты их пока создавать не умеешь, особого интереса для Ловушки не представляешь. А вот если дестабилизирующие мыслеформы начнёт конструировать кто-то другой, ты с помощью вверенных вам с Тархановым спецслужб это непременно обнаружишь. Вот тут тебе девчата и пригодятся. Интуиция насчёт всякой чертовщины у них природная. Да и здесь за время учёбы мы их немного поднатаскаем… На сегодня всё. – Воронцов поднялся с кресла. – Иди, повеселись с народом. Завтра, глядишь, что-нибудь ещё интересное в голову придёт, тогда и продолжим.
Глава 6
Весна в этом году выдалась ранняя и удивительно тёплая. Уже в первых числах мая вся городская растительность буйно зазеленела, и готовились цвести каштаны. Температура устойчиво держалась около двадцати пяти градусов, и пусть море пока оставалось прохладным, в купающихся на пляжах Аркадии, Ланжерона, Лузановки не было недостатка.
Вдоль улиц и бульваров появилось множество столиков под яркими зонтами, время за которыми проводили в основном местные жители. Настоящего наплыва отдыхающей публики пока ещё не было, в холодной и дождливой Центральной России людям трудно было поверить, что на Юге погода совсем другая.
Сравнительно молодой человек, не так давно переваливший сорокалетие, сидел на веранде кафе метрах в тридцати от Воронцовской ротонды, откуда открывался прекрасный вид на Потёмкинскую лестницу и на всю перспективу Приморского бульвара до самой Думской площади. Изредка поднося к губам побуревший от времени и дыма мундштук слоновой кости с вставленной в него сигаретой без фильтра, он любовался то ли великолепными древними платанами, то ли девушками и дамами, прогуливавшимися под их сенью.
Означенный господин, с точки зрения физиономиста средней руки или рядового сотрудника губернского жандармского управления (заинтересуй он их), выглядел не более чем небогатым лицом «свободных профессий»: коммивояжер, провинциальный журналист, помощник присяжного поверенного, в крайнем случае. Костюм так себе, туфли и снову не из лучших магазинов, а сейчас изрядно поношенные, и весь остальной антураж того же класса. Да и кружка пива, которую он тянет слишком долго, словно на вторую денег может и не хватить, дополняла картину. Никого такой человек не заинтересует.
Тем не менее Игорь Викторович, никуда не спеша, с истинным удовольствием отхлёбывал время от времени из высокой фарфоровой кружки очень недурственное «Большефонтанское» пиво. Торопиться ему действительно было некуда, а уж заказывать ли ещё или перебраться в другое заведение – ему лучше знать, в чужих советах не нуждается. В этом смысле он и ответил нагловатому половому, позволившему себе заметить, что второй час занимать столик, ничего не заказывая, – не по делу.
Выразился Чекменёв на самом деле гораздо грубее, порадовавшись одновременно, что стиля не утратил и в состоянии выглядеть человеком, которому каждый лакей считает возможным в открытую хамить. Заодно проверил и другую способность – так глянуть и так процедить сквозь зубы сугубое оскорбление, одно из самых модных в этом сезоне на Молдаванке, что парень отшатнулся, будто получил удар не словесный, а физический. (По случаю отсутствия масштабной Гражданской войны и последующей советской власти Молдаванка в Одессе сохранилась в почти первозданном виде, архитектурно, психологически и по роду занятия большинства её обитателей, продолжая радовать любителей местной экзотики).
Сделав половому успокаивающий жест, мол, вали отсюда, шлемазл, я тебя не трону, Чекменёв продолжил своё занятие, то есть – покуривал, изредка поднося к губам кружку, рассеянным взглядом озирал то набережную, то сверкающее солнечными бликами море, удивительно пустынное сегодня.
«Всё ж таки моё положение имеет массу преимуществ, – думал Чекменёв, – не занимая штатной и публичной должности, оставаясь неизвестным в лицо и по имени подавляющему большинству населения, и даже журналистам и дальновизорщикам, можно вести себя как заблагорассудится, исходя исключительно из пользы дела. Главное, чтобы вовремя получалось эту самую пользу обосновать и подтвердить весомым результатом. Остальное спишется…»
Действительно, вскоре после коронации Олега Константиновича, Олега Первого на российском престоле, Чекменёв оставил достаточно обременительный пост начальника разведуправления штаба Гвардии, якобы по причине того, что в связи с изменившимися обстоятельствами смысл и содержание этой должности более не соответствовали его интересам и квалификации. На самом деле, в новой самодержавной России его служба из единственной опоры и надежды «латентной монархии» начала превращаться в достаточно рядовое учреждение вновь формируемой системы власти.
В России началось четвёртое, после Смуты, Петровских реформ и Гражданской войны, полное переформатирование государственного устройства Великой Державы. Слава богу, пока гораздо менее болезненное, не влекущее за собой слома жизненных устоев миллионов «простых» и не очень простых людей. И в этом процессе такому человеку, как генерал Чекменёв, нужно было искать подходящую характеру и обстоятельствам экологическую нишу, политическую и нравственную.
Никуда, конечно, Игорь Викторович из ближайшего окружения Императора не ушёл, просто превратился в очередного «криптократа» – «человека с тысячью лиц». Для тех, кто его хорошо знал и раньше – устранившегося (или отстранённого) от практической работы, но оставшегося ближайшим генерал-адъютантом Его Императорского Величества, с обширнейшими, как все понимали, но неопределёнными полномочиями. Серого кардинала, имеющего, как те же «знающие люди» понимали, власть, почти сравнимую с императорской. И разведка с контрразведкой из его рук, пожалуй, никуда не делись, и массу новых функций он наверняка приобрёл. А попробуй разберись в текущих раскладах, если все карты на столе – рубашками вверх.
Для всех же прочих такой фигуры как бы и вообще не существовало. Под многими именами Чекменёв имел достаточное количество вариантов личностей, в которые, по мере необходимости и желания, перевоплощался. Что давало ему возможность, в отличие от иных сановников его уровня, находиться, наподобие Гарун аль Рашида, в центре реалий обыкновенной жизни и постигать её изнутри, а не посредством профильтрованной нижестоящими инстанциями информации.
Олег Константинович вполне поощрял означенную методику, по соображениям как государственным, так и личным. Постоянное пребывание Чекменёва рядом с собой его моментами утомляло. Напорист и настойчив временами Игорь Викторович был сверх всякой меры. Только кто эту меру определял?
Да, в море перед Одессой не видно было ни одного заслуживающего внимания теплохода, пассажирского или торгового. Это удивляло. Словно действительно уже началась война, и город подвергается дальней блокаде. Как писал Паустовский, живший здесь и ходивший по этим улицам почти сотню лет назад: «Море было таким пустынным, как в те времена, когда человек не научился строить даже плоты. Можно было неделями и месяцами всматриваться с бульвара в даль и не увидеть ничего, кроме вспышек солнца и колебания волн»[40 - К. Паустовский. «Время больших ожиданий».].
Только у самого горизонта внимательный глаз мог различить идущее с юга судно, тип и класс которого пока определить было невозможно за дальностью расстояния. Невооружённым глазом, естественно. Когда генерал поднёс к глазам портативный, но десятикратный бинокль, стало ясно, что это именно то, что он и ожидал здесь, под тентом кафе чуть левее памятника Дюку и знаменитой, единственной в мире лестницы.
Одна из личных яхт господина Катранджи. Кажется, «Лейла», силуэт достаточно характерный, две мачты, надстройка, занимающая две трети палубы, довольно высокая, чуть склонённая назад дымовая труба. Очень красивое судно, а внутри, по агентурным данным (от безвременно погибшего Фарид-бея, господина Насибова тож), вообще «Сказки венского леса». Богатейший человек, не входящий в «Периметр» мира, глава «Чёрного интернационала» и вообще чёрт его знает кто ещё, имел такую простительную в его положении слабость – в нерабочее время наслаждаться жизнью «на всю катушку», как в России почему-то говорится.
В рабочее – умел довольствоваться глотком воды и куском лепёшки, если обстановка того требовала.