Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

– Вы правы, миледи, а я нет. Вы тут, конечно, ни при чём. Просто не нужно было этих парней брать с собой, вот и всё. Сейчас сидели бы здесь с нами и даже не представляли, что могло быть иначе…

– Ладно, Миша, забудем. Я всё понимаю… – и даже сделала движение, словно собралась погладить полковника по щеке. Но вовремя спохватилась…

Из них троих только Константин Васильевич знал истину и пребывал в полной удовлетворённости, относя успешное завершение крайне неприятно складывавшейся поначалу, с момента их захвата Замком (или Арчибальдом, Ваал разберёт), ситуации в основном на свой счёт. Это его заклинания и формулы, составленные с привлечением сокровенных тантрических методик и не имеющих вербального воплощения объективных идей[2 - Объективная идея – наивысшее родовое понятие идеализма, которое не только обладает объективной реальностью, но и определяет собой чувственное бытие. Монистическая теория Платона говорит о воздействии самостоятельно данного идеального мира на реальность.], организовали текущую микрореальность, в которой удалось изящно и без потерь справиться с Арчибальдом да вдобавок гармонизировать «гендерные», как сейчас принято выражаться, отношения внутри филиала Братства. Попросту говоря, перевести излишнее напряжение эротического поля, возникшего между разнозаряженными членами стихийно сложившейся группы в полезную работу. В данном случае – бой и все сопутствующие моменты.

В это же время разместивший в однокомнатном, полутюремном, полугостиничном номере инженера Майкельсона Арчибальд открыл соседнюю дверь такой же камеры перед Строссоном.

– Прошу вас, сэр.

Услышав обращённый к нему голос, слишком знакомый, офицер наконец не выдержал. Он и так чувствовал себя до крайности странно. Мало всего случившегося на крейсере за последние полсуток, а особенно – два часа, так теперь вдруг – это!

Увидев старейшего члена клуба, мистера Боулнойза, один раз уже восставшего из могилы или куда там ещё попадают такие энергичные джентльмены, а теперь вот явившегося в облике дворецкого старого закала, Строссон буквальным образом офонарел, как выражаются русские на своём чрезвычайно перегруженном идиомами[3 - Идиома – устойчивое словосочетание, значение которого невыводимо из значений составляющих его компонентов.] и жаргонизмами языке. Оттого и внезапный переход из отсека крейсера чёрт знает куда и ему же известным способом уже как-то не слишком удивил.

Дополнительным, смягчающим шок фактором оказалась внешность окружающих лейтенант-коммандера женщин. От младших до самой старшей. Строссон имел случаи убедиться, что практически любая русская несравнимо симпатичнее, красивее, и уж тем более эффектнее взятой хоть наугад, хоть путём специального отбора островитянки. Но здесь их было шесть, и от концентрации физического совершенства и красоты, помноженных на шарм, становилось даже не по себе. Это как если бы войти в Гайд-парк и вместо опавших осенних листьев увидеть покрывающие газоны серебряные шиллинги и золотые гинеи.

На крейсере девушки не успели произвести на Остина должного впечатления в силу специфических обстоятельств их знакомства. И момента полуобнажения Анастасии и Кристины он не видел, лёжа лицом в подушку, с готовой в каждую секунду взорваться гранатой на спине.

Но если молодые леди с автоматами просто восхищали, то одетая строго и вместе с тем с тщательно выверенным намёком на фривольность дама лет тридцати пяти, то есть ровесница Строссона, очаровывала каким-то не совсем человеческим образом. Будто бы встретившаяся на пути Афродита или даже Афина Паллада, принявшая из божественного каприза облик земной женщины.

Остин решил махнуть рукой на эти и другие странности, пока не достигнута главная цель (этим, кстати, англичане отличаются от русских в лучшую сторону). Цель же была столь значительна, что иные мысли имели право только на вспомогательное существование.

Удолин ещё в первые минуты появления в Замке англичанина заметил не только вполне естественный интерес британского офицера к девушкам и несколько аффектированный – к Сильвии, но и взгляд, брошенный им на Арчибальда. Взгляд несколько смятенный, англичанин явно раньше уже видел робота и сейчас не мог сообразить, как поступить – каким-то образом обозначить это знакомство или до подходящего случая сохранить его в тайне.

Профессор решил поступить нестандартно. С пульта он приказал роботу привести второго пленника обратно. Когда они вошли, Удолин с усмешкой посмотрел на Строссона, жестом указал сесть в кресло и произнёс велеречиво:

– Поведай нам, Арчибальд, откуда ты знаешь этого молодого человека и откуда он знает тебя?

– Да вы тоже присаживайтесь, – предложил он Басманову с Сильвией. – Рассказ будет, может быть, долгим, но весьма познавательным…

Рассказ, впрочем, оказался не особенно длинным, минут на пятнадцать. Работая сейчас как коммутатор между Замком во всей его непостижимой целостности и людьми с их ограниченными возможностями восприятия, Арчибальд излагал наиболее существенные моменты своей деятельности в роли Боулнойза удивительно сжато и в то же время с предельной информативностью. Как хороший лектор-популяризатор, с приёмами мелодекламации доводящий до слушателей конспект, к примеру, «Истории Французской революции» Карлейля.

Сам Строссон был упомянут лишь однажды, как доверенное лицо адмирала Гамильтона-Рэя, переформатированного Арчибальдом для непосредственного воплощения стратегического замысла русско-британской войны.

– Пока достаточно, – сказала уже Сильвия, и робот послушно замолчал.

– И с какой же целью, сэр, – перейдя на английский, спросила леди Спенсер у лейтенант-коммандера, – вы решили капитулировать перед рядовыми разведчиками, выполнявшими вполне локальную собственную задачу, а не дождались встречи с гораздо более значительными лицами из командования русской эскадры?

Строссон в очередной раз был удивлён происшедшим с дамой превращением. Теперь с ним говорила настоящая британская аристократка из самых-самых высоких кругов. Он, хоть и не был профессором Хиггинсом[4 - См. пьесу Б. Шоу «Пигмалион» или мюзикл «Моя прекрасная леди».], отлично умел определять социальный статус человека по его речи.

– Боюсь показаться вам трусом, но отвечу честно – я сразу сообразил, не сдайся я немедленно вот этой мисс, – он слегка поклонился Анастасии, – господин офицер, бывший с нею (а я не сомневаюсь, что он был именно хорошо подготовленный офицер-диверсант, а не безродный бродяга), вполне мог не рассчитать силы удара. Когда под горячую руку бьешь автоматом по голове, очень легко не сдержаться… Тем более, я подозреваю, у него были для этого основания…

– Что да, то да, – кивнула Сильвия. – Несколькими минутами раньше ваши сотрудники убили его лучшего друга. Едва ли господин капитан непричастен ко всему с нами случившемуся.

– Крайне сожалею и выражаю вам своё сочувствие. Лично я к происходившему на корабле непричастен абсолютно, – поспешил заверить Строссон. – Я исполнял совсем другие функции и, как только понял, что адмиралтейские лорды заигрались и ведут дело прямым путём к войне с Россией, самостоятельно принял решение любым способом это предотвратить. Прошу заметить, это именно я воспрепятствовал Эвансу немедленно начать поиски скрывшихся ваших людей… Вы выиграли много нужного времени.

– Хорошо, это сейчас не имеет значения, – прекратила его излияния Сильвия. – Есть люди, которые вас выслушают с интересом. А у нас есть темы более насущные. Ты, Арчибальд, можешь нам открыть выход из Замка в нашу реальность?

– Естественно. В любую из теоретически доступных. Более того, теперь я снова готов исполнять при вас те же обязанности, что раньше при Антоне. Мои самостоятельные действия признаны чрезмерными, волюнтаристскими и неадекватными…

При этих словах рассмеялась только Сильвия. Был бы здесь Фёст или Берестин, они бы её поддержали. Остальные, не знавшие эпохи Хрущёва, юмор ситуации не оценили. Интересно, кто принимал решение и диктовал роботу «формулу покаяния»? Включилась новая специализированная ячейка в структуре, предназначенной осуществлять связь Замка с данным сектором Гиперсети, или его всеобъемлющая сущность решила использовать ту же форму (Арчибальда), лишив его самостоятельности и переключив на функцию просто понижающего трансформатора, переводчика с металанга десятого, скажем, уровня на доступный этим людям третий, иногда четвёртый.

Влил, так сказать, новое вино в старые мехи.

– Мы согласны, – кивнула Сильвия, обращаясь явно не к роботу.

– Вы не хотите, чтобы я изменил внешность? Возможно, нынешняя будет вызывать у вас неприятные ассоциации? – Арчибальд даже приосанился, расправил плечи, демонстрируя, что готов к любому решению.

– Нет, зачем же, – опередил Сильвию с ответом Удолин. – В этом виде вы нас, любезнейший, вполне устраиваете…

– Другие мнения будут? – демонстрируя аристократическую демократичность, посмотрела на Басманова аггрианка. Полковник молча пожал плечами. Строссон вообще перестал что-то понимать в происходящем.

– Тогда, Арчибальд, организуйте нам для начала возможность контактов с внешним миром.

– С каким именно? Или со всеми одновременно?

Сильвия пожала плечами, давая понять, что считает вопрос не слишком умным.

– Со всеми, но последовательно… Сейчас – с первой реальностью.

Под «первой» Сильвия подразумевала ГИП.

И тут же в её кармане прозвучала негромкая, почти не привлекающая внимания посторонних, настроенная на восприятие только тех, кому она предназначена, трель вызова.

Был бы здесь Фёст, он непременно бы прокомментировал: «Абонент вновь доступен для связи».

Интересно так совпало – Арчибальд снял накрывающий Замок колпак одновременно с посланным антенной СПВ «Валгаллы» сигналом. Или – именно поэтому.

Переключив блок в режим обычной телефонии, Сильвия поднесла портсигар к уху. Пока она не выяснила, зачем ей звонит Дмитрий, остальным слышать его не нужно. Чувствуя, что разговор может быть долгим и сложным, она взяла со стола бокал явно в расчёте на неё и приготовленного Арчибальдом розового джина (по рецепту ещё той (1819–1901 гг.) королевы Виктории, перешла в кабинет, устроилась в кресле, сделала глоток, закурила и только потом ответила самым милым и волнующим из своих голосов:

– Утро доброе, Митенька! Да-да, у нас здесь утро. Надеюсь, ты хочешь сказать мне что-то приятное? Комплименты тебе очень удаются…

Примерно на втором году знакомства, освоившись в Братстве и как следует разобравшись в системе отношений и психологических характеристиках каждого, она избрала для общения с Воронцовым именно этот стиль и тон. Прекрасно понимая, что с ним, как и с Новиковым, ей на интим рассчитывать нечего (а моментами очень даже хотелось), она сублимировала[5 - Сублимация – психический процесс преобразования и переключения энергии аффективных влечений на цели социальной деятельности и культурного творчества. По Фрейду – один из видов трансформации влечений (либидо), противоположный вытеснению.] свои эмоции таким образом, особенно – в присутствии Ирины и Натальи.

– Спасибо, у меня тоже всё в порядке. Совершенно как в песне про прекрасную маркизу – «всё хорошо, всё хорошо». Правда, так уж получилось, что мне пришлось сначала навестить Белый Крым. Да, конечно, по Мишеньке Басманову соскучилась. Потом мы неожиданным образом опять попали в твой Замок, немного повоевали, но теперь уже всё в порядке. Все, особенно девушки, живы и здоровы. Вовсю женихаются. Скоро свадьбы будем справлять, так что готовьтесь с Наташей. Нет, нет – всё абсолютно пристойно, всё под моим контролем… Ох, ну ты и скажешь! – в ответ на довольно скабрёзный комплимент Воронцова (тот тоже позволял себе шутить с аггрианкой непринуждённо) серебристо рассмеялась.

– А если серьёзно – всё по обычной схеме. Преодолеваем возникающие трудности, отчего ситуация всё больше осложняется. Да, я понимаю, что так и должно быть, но моментами надоедает. Встретимся, расскажу в деталях. Сейчас ты что-то конкретное хотел сказать или просто соскучился? Так, так… Ну, давай на связь нашего… юнкера (это она так называла полковника Ляхова-второго, имея в виду его иерархическое положение в Братстве со своей точки зрения). Только покрути там у себя настройки, дай изображение, терпеть не могу говорить, не глядя человеку глаза. Нет, с тобой могу, потому что под твоим взглядом я прямо таю…

Управляющий СПВ робот-связист не стал открывать полноценный канал, включил только рамку двустороннего, но физически непроходимого «окна», не создающего «эффекта пробоя».

– Я тебя слушаю, Вадим. – С ним, после одного из слегка поцарапавших самолюбие аггрианки инцидентов личного плана, она предпочитала разговаривать хотя и по-прежнему благожелательно, но только по делу. Не любила, когда мужчины ей отказывали демонстративно.

Секонд сначала доложил, зачем ему потребовался совет и помощь «старшей сестры», которой он парадоксальным образом, в практических, особенно – авантюрных делах, доверял больше, чем Дмитрию Сергеевичу. Да ведь она уже гораздо больше, чем Воронцов, втянулась в обычную жизнь его реальности. С Императором вон на короткой ноге, как Хлестаков выражался…

И только потом спросил (уже по другой должности), как там себя чувствует «купец Катранов» и что говорит Басманов насчёт перспектив его миссии?

Сильвия ответила в обратном порядке. Сначала по поводу последнего вопроса спросила, будет ли ей позволено принять самостоятельное решение «в свете вновь вскрывшихся обстоятельств» и её собственного видения проблемы. А потом сообщила, что информация Секонда её весьма взбодрила и она, пожалуй, прямо сейчас, в пределах двух-трёх часов, прибудет и вплотную займётся этим интересным делом.

– Любое мероприятие, тобою начатое, следует доводить до конца, иначе тебя посчитают пустым человеком…