Дальше фронта

Ресовский тоже исчез в проеме вентиляционного хода.

– Значит, Митя, и наша очередь! – Уваров привычно огляделся, все ли вокруг в порядке, оттянул рычаг взвода. Единственный, пожалуй, минус дегтяревского автомата, что стреляет он только с открытого затвора и предохранитель не слишком надежный. Ударишься невзначай прикладом, и вполне возможна несанкционированная очередь. Зато для ближнего боя ничего лучшего, чем этот древний автомат с диском на семьдесят два патрона, до сих пор не придумано.

– Командир, слушай меня, – приподнял ладонь над плечом подпоручик. – Пошуметь мы еще успеем. Давай я впереди, ты – шагов на двадцать сзади. У меня – вот, – он подкинул на ладони ручной работы узбекский метательный нож. – И вот, – откуда-то из-под куртки извлек явно неуставного вида пистолет с коротким и толстым ребристым глушителем. – Идем тихо, сколько можем. Как только увидим людей с нужным нам оружием – мочим втихаря, снабжаемся, начинаем думать, что дальше делать. Ты как хочешь, а я без пулеметов в хороший бой лезть несогласный.

Уварову возразить было нечего. Правда, его собственный план был несколько иной, но составлялся он до того, как Константинов проявил инициативу. Вот только откуда у него лишний пистолет? Казенного оружия всем хватало, бери – не хочу, а тут младший офицер таскает при себе «пушку» очень несерийного образца. Уваров, к примеру, такой модели и в справочниках не видел даже.

– Это у тебя что? Откуда? – даже в столь нестандартной обстановке Уваров не хотел оставлять вопрос непроясненным.

– Был в патруле, на улице подобрал, – ухмыльнулся Константинов. – Проверил, работает нормально, а марки не знаю, тут что-то иероглифами наштамповано… А патроны «9 Пар» вполне подходят…

Ладно, не время и не место разбираться, не его это забота. Живыми вернемся, можно будет Леухину новинку показать.

– Ну, тогда вперед, Митя!

Этаж до первой ведущей вниз широкой лестницы они прошли свободно, за пару минут, считая время, потребное на беглый осмотр выходящих в коридор помещений. Не встретилось им по пути никого, и ничего для себя подходящего они не обнаружили.

В принципе, так Уваров и предполагал, сейчас все наличные силы мятежников должны были сосредоточиться внизу, готовясь к обороне, или к вылазке, зависимо от того, как их руководство оценивает обстановку.

На самом же деле прошло слишком мало времени, чтобы гарнизон дворца успел толком самоорганизоваться и выработать хоть какую-то тактику. По-прежнему не было единого командования и системы связи. Это для Уварова время тянулось удивительно медленно, а фактически взрыв прогремел лишь двадцать минут назад.

Но вот наконец внизу снова началось. Дружно замолотили родные автоматы, оглушительно, несмотря на расстояние, забухали дробовики «КС». Проникшие во дворец «печенеги» столкнулись с дозорами и группами праздношатающихся повстанцев, используя элемент внезапности, открыли шквальный огонь на уничтожение. Добрую половину первого этажа очистили сразу, рванулись по парадным лестницам вверх. Почти немедленно возникла ситуация классического «слоеного пирога», как бывает, когда штурмовые тройки и пятерки проникают в здания с большим, но разбросанным по многим, не связанным друг с другом позициям, гарнизоном.

Такой бой способен затянуться на неопределенное время с непредсказуемым результатом, особенно если ни атакующие, ни обороняющиеся не имеют достоверной информации и поддержки извне. Тут уж как повезет – у кого раньше кончатся люди и боеприпасы, тот и проиграл. Ну, само собой, моральный дух и четкость руководства тоже имеют значение.

С боем прорвавшись к командному пункту Рощина, Уваров с Константиновым, переводя дух и торопливо затягиваясь папиросным дымом, выслушали доклад поручика. Судя по всему, основная часть задачи выполнена. Потери мятежников никто не считал, но выходило, что счет должен идти на сотни, исходя хотя бы из расхода боеприпасов, которых оставалось очень мало. Собственные потери – трое убитых и одиннадцать раненых. По счастью, в основном легко.

– Будем отходить, – принял решение Уваров. – Дворец целиком нам не взять и не удержать. Да и на кой он, собственно говоря, нужен? Приказ был – пошуметь как следует. Сделали. Захватить или уничтожить хотя бы часть высшего руководства – по полной программе. Дождаться подхода других штурмовых групп и передать им объект – вот тут извините. Не видно нигде этих групп, и рация не достает… Даже звуков нормального боя из города не слышно. Зато имеется указание – если силы противника окажутся превосходящими – отступить, нанеся на карту рубежи и огневые средства врага. Сделано. Так что мы «пред комбатом и господом богом чисты». Согласны со мной, господа офицеры? – для порядка осведомился он у Рощина и Константинова, чтобы в случае чего иметь возможность сослаться на решение «военного совета».

– А чего же, все правильно изложено, – согласно кивнули оба офицера.

– Тогда передать по отделениям – изобразив подготовку к очередной атаке, начинать отход перекатами, сюда. У кого нет возможности – самостоятельно прорываться к коллектору. Вот только где наш Ресовский? Так глубоко завинтился по своим трубам, что дорогу потерял? И связи с ним нет…

Словно в лучших традициях беллетристики позапрошлого века, в ответ на почти риторический вопрос Уварова из-под потолка донесся скрип отгибаемой решетки, посыпался мусор и раздался голос диггера:

– Здесь Ресовский. Гранаты раскидал, две обоймы расстрелял в направлении массового скопления противника, чем оказал посильную помощь нескольким попавшим в окружение бойцам, и вернулся в расположение согласно приказу.

Он свесил из зияющей на четырехметровой высоте дыры перемазанное пылью и паутиной до полной неузнаваемости лицо.

– Так прыгай вниз, и пойдем…

– Прыгнуть недолго, только обратно потом забираться трудно будет. Лучше пусть вас ребята подсадят, а я руку подам…

– Зачем еще? – не понял Уваров.

– У нас ведь проблемы со связью, кажется? Тут акустика хорошая, весь ваш разговор как по телефону слышал, пока подползал. Так вот, я по пути одну пустую комнатку обнаружил, а там телефонов штук десять, если не больше. Губернаторский пункт связи, наверное. Так, может, сбегаем, попробуем хоть в какой-нибудь наш штаб дозвониться?

– Идея! Ты тут с одним отделением прикрывай позицию до последнего, – приказал он Рощину, – бойцов по мере подхода – вниз. Отправишь последнего, отходи сам. Нас не жди. Успеем – успеем, нет – будем добираться самостоятельно. В коллекторе оставишь дозор, остальным оттянуться по той трубе, откуда пришли, метров на сто. Ждете нас час. Потом – отходить на главную базу. Все тоннели, кроме эвакуационного, заминировать. Вопросы есть? Тогда давай…

– А я? – Константинов выглядел обиженным, что его не берут с собой на очередное интересное дело.

– Ты с Рощиным. Возглавишь последний заслон. Чтобы все ушли, и ни одна сволочь не поняла – куда. Растяжек тут понавешай, и все такое. Не мне тебя учить…

– Это уж точно.

К стене подвинули тяжелую кадку с громадным фикусом, на нее запрыгнул Рощин, который был на голову выше Константинова, а с его плеч Уваров дотянулся до края люка. Рывком втянул тело в проем.

– Ну, веди нас, Вергилий!

До комнаты связи ползти было не слишком далеко, но по времени это заняло больше, чем Уваров рассчитывал. А Ресовский вовремя не сообразил, что навыки перемещения по лазам и трубам у них с поручиком несравнимые. Да еще время от времени Валерий отвлекался, наблюдая через вентиляционные решетки отдельные фрагменты жизни разворошенного муравейника.

То есть получалось так, что точку возврата они прошли раньше, чем достигли искомой цели, и в установленный ими самими срок вернуться к своему отряду уже не успевают.

Зато комната с телефонами, по счастью, была по-прежнему пуста. Да и кому сейчас она могла потребоваться? Большинство мятежников просто не подозревало о ее существовании, а если бы кто и знал, так достаточно других забот, когда неведомый враг атакует из-за каждого угла, гремят выстрелы и взрывы, и совершенно непонятно, чем все закончится.

Решетку выломали. Ресовский, повозившись, закрепил веревку, и они по очереди скользнули вниз. Тимофей первым делом заклинил изнутри входную дверь и занял позицию возле смотрящего на площадь перед дворцом окна.

Утренний туман плыл среди деревьев, делая раннее октябрьское утро еще более серым и мрачным. В нескольких точках горизонта из-за крыш домов поднимались столбы более темного, чем туман, дыма. Видимость была плохая, однако позволяла убедиться, что ничего угрожающего или представляющего интерес для разведчика в пределах площади и прилегающих улиц не происходит.

Обыватели уже привыкли при малейшей опасности извне, выражающейся в стрельбе и перемещениях вооруженных лиц любой принадлежности, запирать попрочнее двери и ставни, скрываясь в комнатах, выходящих во внутренние дворы и тихие переулки. Каких-либо перемещений отрядов мятежников в сторону дворца тоже не наблюдалось, зато Уваров заметил, что из Бельведера, небольшими группами и в одиночку, отток происходит.

Самые здравомыслящие, пожалуй. Которым хватило ума сообразить, что рано или поздно дворец непременно станет зоной полномасштабных боев, даже если нынешнее вторжение штурмовой группы русских удастся успешно отразить.

Многие, как заметил поручик, разбегаются не налегке. Оружие не в счет, но объемистые рюкзаки, ранцы и узлы в руках и за плечами уходящих свидетельствовали о том, что в жилых и служебных помещениях дворца нашлось достаточно пригодных в хозяйстве и на продажу предметов. Да и то, ценности и антиквариат накапливались в Бельведере две полных сотни лет.

Но гораздо печальнее было то, что не наблюдалось никаких признаков активности регулярных войск и предназначенных к рекогносцировке штурмовых отрядов. Стрельба звучала из многих точек города, но нигде не достигала достаточного для оптимизма накала.

«Что-то не сложилось? – подумал поручик, – или наши с первых минут уперлись в хорошо подготовленную оборону? Странно, в общем». Но сейчас было не до большой стратегии, следовало думать о себе и судьбе вверенного подразделения.

Он просмотрел ряды установленных на длинном полированном столе разноцветных телефонов и факсов. В бюрократических тонкостях Уваров разбирался слабо и не совсем понимал, зачем их так много. Вполне хватило бы двух-трех, подсоединенных к автоматическому или даже ручному коммутатору. Но, очевидно, какая-то цель и обоснование этому были. Зря ведь обычно ничего не делается.

И как прикажете со всем этим разбираться, если никакого справочника поблизости не видно? Снимать трубки наугад? Или идти от логики? К примеру, изображенные на дисках золоченые орлы, скорее всего, обозначают связь с правительственными организациями, может быть, даже в самой столице. Ну так и проверим.

Он наугад снял трубку самого на вид дорогого и солидного аппарата цвета слоновой кости. В трубке загудело. После четвертого вызова, протяжного и мелодичного, когда Уваров уже начал терять надежду на успех своего предприятия, в телефоне щелкнуло, и он услышал несколько встревоженный мужской голос:

– Рубин слушает. Кто у аппарата? Откуда вы звоните?.

Ни малейшего акцента Уваров не уловил, и возникла надежда, что план его начинает удаваться. Терять ему было нечего, и врать не имело смысла. Враги, если они засели на телефонной станции, и так узнают, с какого аппарата идет сигнал, а военных тайн он все равно выдавать не собирался.

Поручик назвал себя и, не вдаваясь в подробности, сообщил, что его отряд проник в Бельведер, ведет бой, связи со своими войсками не имеет и использует последнюю представившуюся возможность.

– А вы-то кто и где располагаетесь?

Собеседник немного помедлил и ответил, что на проводе приемная управления делами правительства России. Петроград. Мариинский дворец. Старший референт Огарков.

– Слушай, старшой, времени у меня совсем мало, воевать надо. Можешь меня переключить на любой военный коммутатор, а то здесь аппаратов чертова уйма, телефонной книги нет, перебирать все подряд – жизни не хватит.

Собеседник на той стороне коротко хмыкнул, похоже, оценил неумышленную остроту поручика.