Одиссей покидает Итаку

– Ну ладно, чего это мы тут, давай зайдем… – Олег повернул ключ и вдруг с легким замиранием сердца подумал: «Что, если за дверью – снова – пришельцы?» Но тут же устыдился своего испуга, словно бы проявил слабость на глазах товарища. В присутствии Воронцова мысль об инопланетянах, возможно, притаившихся в темной прихожей, показалась не такой уж страшной. Что значит авторитет…

Дмитрий разделся по пояс, наскоро сполоснулся под струей холодной воды, причесал мокрые волосы и явился перед Левашовым свежим, бодрым, покрытым океанским загаром, к которому курортное море вряд ли что-нибудь прибавило. Раскрыл чемодан и выставил на стол дары юга в виде свежего лаваша, сыра сулугуни, умопомрачительно пахнущей аджики домашнего приготовления, бастурмы и бутыли сине-фиолетового вина.

– Садись, рассказывай, – приказал Левашову несгибаемый старпом, которому кто-то когда-то привесил эпитет «вечный», по аналогии с Агасфером.

– О чем я могу рассказывать? – покривил душой Олег. – На флотах спокойно, в море штиль, а отпуск как отпуск… Кино, театры, карты, девочки…

Он просто не готов был так сразу делиться с Воронцовым своей историей. Чего-чего, а беспочвенного фантазирования Дмитрий не любил. В принципе. Доказывать же свою правоту у Олега сегодня не было сил.

– Олежек, ты же давно и отчетливо знаешь, что я умнее и настырнее тебя, все вижу насквозь, так и так заставлю расколоться. Зачем же мы будем играть в доктора Ватсона, задавать наивные вопросы и восхищаться ходом моей проницательной мысли? Ну, если хочешь, изволь! Ты являешься домой в третьем часу ночи, ты взволнован и нервничаешь, хоть и пытаешься изобразить безмятежную радость от встречи со мной, от тебя совсем слегка припахивает коньяком, но ты практически трезв, что неестественно для нормального человека в данной ситуации, а главное – когда я пришел, дверь была приоткрыта, внутри никого не просматривалось, но вешалка была сорвана, и вообще отмечался некоторый беспорядок, свойственный предшествующему мордобою. Я позвонил в ваше отделение милиции и очень вежливо поинтересовался: не попадал ли к ним в том или ином качестве гражданин имярек? Мне не слишком любезно ответили, что оного гражданина пока не имеют чести знать, а в чем дело и кто есть я сам? Попрощавшись с сотрудником, я позвонил еще в «Скорую» и морг. Так, из любопытства, чтоб не оставлять неиспользованных возможностей. Там о тебе тоже еще не слышали. Я успокоился и стал ждать. Конечно, внутри, а не снаружи. Услышал лязг дверей вашего древнего лифта, предположил, что явился именно ты, и вышел на площадку разыграть тебе мизансцену и захватить врасплох. Что и достигнуто. Как, четкая работа?

– Да уж, кто может сравниться с Матильдой моей! Лихая работа… – искренне восхитился Левашов и снова подумал, что именно Воронцова им и не хватало. Теперь все будет проще. – Тебе бы в цирке выступать…

– Ага, – кивнул Воронцов. – Впервые на арене. Укротитель с группой плохо дрессированных нарушителей трудовой дисциплины. Смертельный номер: развод на работы в день прихода в родной порт. Не приходилось видеть?

– Приходилось. Незабываемое зрелище. Дамы падают в обморок…

– Вот то-то. В общем, давай рассказывай.

И Левашов сел и за полчаса рассказал все. Про своего школьного друга Андрея Новикова и его давнюю подружку Иру, которая внезапно оказалась шпионкой из другой Вселенной (!). О том, как еще один их знакомый, Алексей Берестин, художник, ходил по Иркиному поручению в шестьдесят шестой год и что с ним там случилось. О том, как Олег с Андреем его спасали, а еще потом появились два жлоба типа межзвездных гестаповцев, чтобы забрать Ирину с собой, и пришлось спасать и ее тоже. («Ну какая из нее инопланетянка, ты б посмотрел, нормальная девчонка, десять лет ее знаю, а вот те мордовороты – это да!») Про хитрый, придуманный Новиковым план и про установку совмещения пространства – времени, которую он сам, Левашов, изобрел и собрал и с помощью которой чужаков выбросили на неведомую планету, найденную наобум, будто радиостанцию при вращении вариометра приемника. «Вся эта кутерьма началась прошлой осенью, а закончилась сегодня вечером. Сделали дело, хотели отпраздновать победу, да и не получилось. Устали все насмерть. Так, посидели часик, как на поминках, и разошлись…»[1 - Левашовым коротко пересказано содержание первой книги романа.]

Во время рассказа у Левашова вдруг прорезался аппетит, и он даже с некоторой жадностью навалился на гостинцы, отчего не все его слова звучали внятно.

Воронцов выслушал его спокойно, с непроницаемым выражением, только время от времени уголки его рта подергивались, то ли от сдерживаемой улыбки, то ли, напротив, от нервности. В основном слова Олега совпадали с тем, что говорил Антон, но было и кое-что новенькое.

Замолчав, Олег с нетерпением ждал, что же на все это скажет его трезвомыслящий друг.

А тот словно и не усмотрел во всем рассказанном ничего удивительного.

– Ну, пожалуй, действовали вы довольно грамотно. Молодцы, можно сказать. Однако и дураки в то же время. Твой Новиков, видать, остроумный парень. Интересно будет с ним познакомиться, время у меня есть, так что – к вашим услугам…

Левашов рад был это слышать, но одновременно испытал нечто похожее на разочарование: слишком нейтрально отнесся к их приключению Воронцов. Будто ему рассказали о вполне рядовой, пусть и рискованной, проделке скучающих лоботрясов по типу курсантского прошлого.

Зато ему показалась забавной ситуация, которая неизбежно возникнет, когда в их компании окажутся сразу два лидера, Новиков и Воронцов. Левашов об этом и сказал.

– Есть рыцари без страха, но с упреком, – многозначительно изрек Воронцов. – А вообще все это ерунда. Я в вашей компании человек новый, почти посторонний, куда мне в лидеры? На службе надоело. Заведомо готов подчиняться. Разве если советом помочь или там грубой силой… – И улыбнулся простодушно, закинув руки за голову, вытянув длинные ноги на середину кухни, пуская дым в потолок, и кто угодно, кроме Олега, свободно поверил бы в его простодушие и искренность. Да нет, не кто угодно, а лишь тот, кто не сходил с Воронцовым Дмитрием Сергеевичем хотя бы в один рейс за пределы Маркизовой лужи. – Оставим, Олег, эту тему. Чего загадывать? Сначала хоть до утра дожить надо. А тебе, кстати, и спать пора. Ты в зеркало давно смотрел?

– А что? – удивился Левашов.

– Нет, просто к слову. Не смотри, не надо. Потому как вид у тебя сейчас… Вторую ночь не спишь? Ну и хватит. Еще бокал данного нектара – и в койку. Черт знает что, то бабы мужику спать не дают, то пришельцы…

– Какие бабы? – не понял Олег, чувствуя, что глаза у него и вправду закрываются сами собой.

– Откуда я знаю? Обыкновенные… А что, нет баб? – вдруг встревожился Воронцов. – Тогда плохо. Для организма вредно. Будем лечить… – И вид у него действительно стал озабоченный, как у судового доктора, обнаружившего на горизонте кандидата в пациенты. Только глаза оставались хитро-веселыми.

– Все-таки здорово, Димка, что ты приехал, – сказал Левашов и пошел готовить постели.

– Ты ложись, Олег, – крикнул ему вслед Воронцов. – А я тут посижу, чайку изготовлю, обмыслю кой-чего. Я-то на месяц вперед отоспался. И ехал не спеша…

«Странно, – подумал Левашов, стремительно засыпая. – Ехал не спеша, а лаваш совсем свежий».

Глава 3

Утром Воронцов сказал Левашову, что у него есть некоторые неотложные дела в Москве, что появится он скорее всего ближе к вечеру, а если нет, то позвонит, и если Олег не передумал и готов ввести его в игру, то может пригласить своих друзей сюда или в любое другое место по их усмотрению.

– А главное, советую тебе соблюдать сугубую осторожность. Судя по всему, от ваших клиентов можно ожидать любой гадости. Обидели вы их крепко…

Олег долго дозванивался до Новикова. Наконец, трубку взял Шульгин. Сонным голосом он сообщил, что Андрей, по всем признакам, должен быть у Ирины, поскольку больше ему податься некуда, но тревожить его не стоит, когда нужно – сам объявится. Он же, Шульгин, собирается соснуть еще часика три. После чего будет готов на любое применение.

В конце концов все устроилось, нашелся и Новиков, и остальные, встретиться договорились у Берестина в мастерской – близко от центра, просторно, и точка совершенно не засвеченная, как выразился Андрей, имея в виду, что там их пришельцы вряд ли обнаружат, поскольку Берестин у них по данному делу не проходит.

Левашов повесил трубку телефона и подумал, что все опять мыслят одинаково, предполагая, что вчерашней историей ничего не кончилось, а, наоборот, только начинается. Не зря вчера Шульгин первый тост поднял «за нашу пиррову победу».

Примерно через полчаса Левашову неожиданно пришла в голову мысль, что дело может обстоять еще хуже, чем они надеются, потому что упущен один весьма существенный момент, и снова набрал номер Андрея, но там уже никого не было. Он послушал длинные гудки, и ему стало тревожно и муторно на душе, как у разведчика перед визитом на ненадежную явку.

Потом опять позвонил Воронцов, спросил, как дела и какой намечен расклад.

– Черт знает что! – не выдержал Олег. – Сделали из меня диспетчера. Весь день сижу на телефоне. Если со стороны послушать, так меня уже можно брать. Не то содержатель притона, не то резидент…

– А может, это для тебя и был бы самый лучший выход? – засмеялся на другом конце провода Воронцов. – В общем, как говаривал Черчилль, не теряйте мужества, худшее впереди. Я подъеду к восемнадцати. Плюс-минус чуть-чуть…

Олег начал говорить, что встреча намечена у… но Воронцов его перебил:

– Стоп токинг. Вот этого не нужно. Тебе говорить, а мне знать. Читай книги из серии библиотечки военных приключений. Адиос, мучачо.

…Воронцов повесил трубку на рычаг телефона-автомата и вышел из будки. Вечерняя встреча интересовала его сейчас очень мало. У него была другая, главная цель – встретиться с Натальей. После долгих бесед с ее фантомом в Замке он острее, чем когда-либо за все прошедшие годы, хотел поговорить с ней наяву. Посмотреть ей в глаза и понять – кем она стала? Раз у него ничего не ушло и не забылось, так, может, и у нее тоже?

Слова девушки с экрана давали некоторые основания думать так, но насколько она, придуманная Антоном, соответствовала оригиналу, вот вопрос.

Увидеться, поговорить и тогда уже решать все остальное. Была тут для Воронцова одна тонкость. Если живая Натали совпадет со своей проекцией, тогда можно допустить, что и в остальном Антон заслуживает доверия, если же нет, его слова и поступки – способ оказать на Воронцова психологическое давление и использовать в своих целях. То есть – если средства неэтичны, то и цели недостойны.

Не выходя из машины, он наблюдал за подъездом дома, где она жила, наблюдал так долго, что начал уже сомневаться в правильности своих расчетов и полученной от Антона информации, но вот наконец дверь открылась очередной раз и в ее проеме появилась несомненно Натали – высокая, красивая, такая знакомая и столь непохожая на свое компьютерное воплощение. Спустилась по ступенькам и быстрой, летящей походкой пошла по аллейке между корпусами. Выжав сцепление, Дмитрий ждал, куда она свернет – направо, к станции метро, или налево, к троллейбусу. Наташа свернула налево. Он облегченно вздохнул и плавно тронулся с места.

Езда по московским улицам за троллейбусом – занятие утомительное, требующее выдержки и внимания. И все время нужно смотреть, не выйдет ли твой объект на очередной остановке, и быть готовым мгновенно принять решение – как поступить в этом случае. Если она вдруг нырнет в двери ближайшего универмага или свернет в непроезжую улицу?

Но Наташа доехала до конечной остановки, пересела на автобус, и все началось сначала. Наконец, на достаточно безлюдной остановке она грациозно перепрыгнула с подножки на бордюр через обширную лужу, отчего-то осмотрелась по сторонам и пошла к ближайшему перекрестку. Попетляла немного по пустынным переулкам и скрылась за косо висящей на одной петле дверью дома, по всем признакам забытого не только богом и людьми, но и всеми коммунальными службами тоже.

Воронцов притер машину к тротуару метрах в тридцати, заглушил мотор и закурил, опустив боковое стекло.

Куда она пришла и зачем? Неужели к любовнику на свидание? Верить в такой вариант Дмитрию не хотелось. А может, она тут присматривает за парализованной старушкой из бывших, в расчете на богатое наследство? Или посещает притон наркоманов? В любом случае – Эжен Сю и парижские тайны. Не многовато ли их вокруг? Тут усомнишься, осталось ли вообще в сей жизни что-нибудь нормальное, бесхитростное, незамысловатое…

Воронцов включил приемник. Последние известия по «Маяку» его слегка успокоили. Жизнь идет как ни в чем не бывало. Такая, как и должно быть в разумно устроенном мире. На Северном Кавказе завершается уборка зерновых, урожай выдался на славу. Металлурги Череповца разлили столько-то тонн стали сверх плана. БАМ вот-вот пропустит первый рабочий поезд. Народ Сальвадора продолжает свою справедливую борьбу. В полете «Космос» тысяча с чем-то. Температура воздуха в Москве плюс 16 градусов, туман, возможны осадки. Дмитрий тоже так думал. Сумрачно как-то вдруг стало, небо заволокла мутная пелена, и туман несло полосами.

Погода в самый раз к пейзажу, подумал Воронцов. Перед ним тянулась унылая улица, настолько унылая, что трудно было поверить, будто она существует в современной Москве, а не в дореволюционном Бердичеве. Узкие тротуары, не обрамленные зеленью, выщербленные кирпичные цоколи двух-трехэтажных домов с ободранной штукатуркой, глубокими провалами подворотен и, наверное, с сотворения мира не мытыми серыми стеклами окон. Непостижимо, как человек с неповрежденной психикой может постоянно жить на такой вот улице. Но живут ведь, и даже, возможно, довольны жизнью: отсюда всего минут двадцать пешего хода до улицы Горького, а не полтора часа на электричке и метро, как из иных шикарных районов.

Темно-бронзовый «БМВ» Воронцова выглядел в этом ландшафте довольно дико. Как франт в лаковых ботинках и фраке в окопах позиционной войны под Верденом или на Сомме. Он сам удивился пришедшему на ум сравнению, но не успел его как следует обдумать.

Из недр зловещего дома появилась знакомая фигура.