Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста

В этой связи возникает следующий вопрос: содержат ли евангелия какие-либо заявления относительно Иисуса, которые не соответствуют ни еврейскому культурному наследию в целом, ни учению раннего христианства? Даже если можно обнаружить хотя бы один такой факт, апостериорный вывод о подтвержденной историчности практически гарантирован.[134 - Зимонис, с. 23 и далее.] Пристрастие Иисуса к хорошей пище,[135 - Матф. 11, 19; Лук. 7, 34.] его общение с грешниками и блудницами и даже то, что он вообще общался с женщинами, – все это примеры подобных фактов.

Еще более убедительным и гораздо более продуктивным является второй исходный пункт, дополняющий первый. Он вытекает из следующей посылки: точно установлено, что евангелисты и те священнослужители, которые дополняли и редактировали их труды, ставили перед собой двойную цель. С одной стороны, они стремились изобразить Иисуса как Христа, посланного Богом, наделенного божественной властью и силой, а также способностью творить чудеса: «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий…» (Иоан. 20, 31). Во-вторых, они хотели доказать, что пришествие Иисуса было точным исполнением обетований, данных пророками. В Евангелии от Матфея часто повторяется следующая фраза с небольшими вариациями: «Да сбудется реченное Господом через пророка». Кроме того, они стремились изобразить Иисуса в постоянном конфликте с иудейским фарисейством, чтобы взвалить на плечи евреев как можно больше ответственности за смерть Иисуса и приуменьшить ту роль, которую сыграли в этом римляне.

Учитывая все перечисленное, можно сказать, что те фрагменты, в которых не упоминаются предполагаемая власть и божественная сила Иисуса и не содержится тезис о том, что его появление исполнило пророческие обетования, автоматически претендуют на историческую точность. Отрывки, не упоминающие о противостоянии между Иисусом и иудаизмом, или же те, в которых он явно говорит о своем иудейском вероисповедании (вероятно, связанные с критичным или враждебным отношением к Риму), или, – если пойти еще дальше, – отрывки, показывающие, как Иисус, распятый на римском кресте, оплакивается еврейским народом, – также заслуживают доверия. Вот несколько примеров:

1. Все евангелия упоминают о том, что Иисус был крещен Иоанном Крестителем. Под этим подразумевается так называемое омовение покаяния. Люди, исповедовавшие свои грехи, совершали ритуальное погружение в воду, чтобы смыть эти грехи, дать клятву обращения и взять на себя обязательство жить в страхе пред Богом. Но если Иисус был Христом, облеченным божественной властью, единородным Сыном Божьим, он не нуждался в крещении. Тот факт, что Иисус был крещен Иоанном и стал, таким образом, одним из его учеников, подразумевает осознание им собственного греха, но никак не божественную природу. Очевидно, этот эпизод невозможно было скрыть. Нельзя было также сказать, что это Иоанн просил отпущения грехов у Иисуса, а не Иисус у Иоанна. Такое положение дел представлялось невозможным, поскольку общины Крестителя были широко представлены в первой половине I века и состояли в конфликте с последователями Иисуса.[136 - См.: Кольпинг, с. 336.] Следовательно, любая попытка умолчать о крещении Иисуса у Иоанна или по-иному распределить роли могла быть сочтена мошенничеством.[137 - Нет сомнений в том, что слова, приписываемые Крестителю в Матф. 3, 11 и Иоан. 1, 29–30 имеют откровенно керигматический характер – это, очевидно, обусловлено необходимостью объяснить странность ситуации.] Крещение Иисуса стало эпизодом, который было весьма сложно объяснить. Отец Церкви Игнатий высказал мнение, что Господь намеревался освятить воду во время своего крещения, и Фома Аквинский спустя тысячу лет был вынужден заимствовать этот аргумент.

2. Судя по описаниям евангелий, жизнь Иисуса была далеко не беззаботной. Смерть настигла его в то время, когда он только начинал свое публичное служение. Его успех был довольно скромным. О славе не могло быть и речи. На родине его высмеивали, от него отрекались и даже объявили сумасшедшим.[138 - Лук. 4, 28–29; Марк. 3, 21.] Если он изредка и добивался одобрения, ему сразу же приходилось сталкиваться с сомнениями близких, спорами и ссорами окружающих, у него возникали трения с учениками.[139 - Иоан. 6, 60–67; 7, 7.] Атмосфера покинутости и одиночества нависла над всем повествованием.

Эти два примера прямо противоречат идее о возвышенном статусе Иисуса. Более того, ни одно из ветхозаветных пророчеств не говорит, что Мессия должен пройти крещение покаяния или вести смиренную и простую жизнь.

3. Тот факт, что евангелисты откровенно описывают смерть Иисуса на кресте, расценивается как наиболее убедительное доказательство историчности Иисуса. Они не считали смерть на кресте достойной смертью мученика; напротив, такая смерть, скорее всего, воспринималась как в высшей степени позорная; это была наиболее бесславная участь, которая могла постигнуть Мессию. Если бы Иисуса побили камнями, как других мучеников, или обезглавили бы, как Иоанна Крестителя, это еще можно было бы вынести. Во времена Иисуса распятие было наиболее постыдным наказанием, как об этом ясно сказал Моисей: «…ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве…» (Втор. 21, 23).

Моисей, конечно же, не имел в виду распятие на кресте, т. е. вид казни, использовавшийся римлянами и другими оккупантами (персами или греками). «Проклятыми» были богохульники, которых побивали камнями, и другие преступники, которых предавали смерти путем удушения; их трупы оставались висеть на перекладинах для устрашения. В своей неколебимой верности письменному слову и по причине буквального образа мысли, евреи, жившие позднее, осыпали проклятиями и другими унижениями тех, кого привязывали или пригвождали к крестам для казни. Вдобавок к этому осквернению распятые тела часто оставляли без погребения, на попрание псам, гиенам, медведям и стервятникам. Для всего древнего мира распятие было оскорблением. С точки зрения римлян, это был вид казни, характерный для варваров, хотя сами они широко его использовали. Сама казнь производилась рабами и наемниками.

Жертвами такого «варварского» способа казни также в основном были рабы или люди, принадлежавшие к низшим сословиям покоренных народов. Если жертвой оказывался римский гражданин, это было сенсацией. Хенгель говорит[140 - С. 149 и далее.] об одном таком исключительном случае, который описан Светонием. Неверный охранник прокуратора Испании Гальбы был приговорен к смерти, так как отравил из жадности своего подопечного. Осужденный заявил о своих правах римского гражданина, после чего Гальба приказал повесить его на чрезвычайно высоком кресте,[141 - Кресты не были такими высокими, как их изображают на большинстве картин, посвященных сцене на Голгофе. Они были приблизительно в рост человека; ступни жертвы лишь на десяток сантиметров не доставали до земли.] выкрашенном белой краской. Прокуратор Сицилии, Гай Веррес, распял римлянина на побережье Сицилии, возвышающемся над материковой частью Италии, чтобы подчеркнуть совершенную бесполезность римского гражданства.[142 - См.: Блинцлер, с. 368 и далее.] В провинциях прокураторы были наделены правом распинать как римлян, так и бунтовщиков. Хенгель пишет:[143 - С. 155 и далее, 163.] «Казни бунтовщиков и опасных преступников носили военный характер… Предполагаемый Сын Божий, который не мог спасти самого себя в свой последний час (Марк. 15, 31), который, напротив, просил помочь ему нести крест, вряд ли мог рассчитывать на сострадание низших сословий».

Впоследствии Павел в своей теологии обратил, так сказать, неизбежность в достоинство. Эрудированный еврейский теолог с хорошими связями, он, должно быть, осознавал, что Иисус из Назарета был невинной жертвой. Но он, вероятно, избрал особый стратегический путь: поскольку христианство вращалось по римско-эллинистической орбите, людям, для которых распятый человек был всего лишь обычным преступником, казалось, что Павел разделяет их мнение. Дабы придать больше веса собственному учению, он даже процитировал Моисея, который писал о повешенном как о «проклятом пред Богом»: Иисус принял на себя проклятие всего мира посредством своей «позорной» смерти на кресте, и потому стал Избавителем язычников, т. е. избавителем тех, к кому Павел и его преемники обращали свои писания. Другими словами, Павел признает проклятие креста и клеймо виселицы в своих знаменитых словах: «…для иудеев соблазн, а для эллинов безумие» (I Кор. 1, 23). Однако он также утверждает, что это проклятие освободило людей от Божьего проклятия, так что Христос стал Избавителем именно через смерть на кресте.

Христос искупил нас от клятвы Закона, сделавшись за нас клятвою, ибо написано: проклят всяк, висящий на древе, дабы благословение Авраамово через Христа Иисуса распространилось на язычников, чтобы нам получить обещанного Духа верою. (Гал. 3, 13–14)

Евангелист Иоанн рассуждает так же. Для него час распятия является одновременно и часом возвышения и прославления (Иоан. 3, 13; 8, 28; 12, 32; 12, 34; 17, 1; 17, 5). А Послание к Евреям утверждает, что Иисус «…вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление…» (Евр. 12, 2).

Ранняя христианская Церковь не могла принять крест в качестве символа новой веры. Блинцлер пишет: «Если что-то по-настоящему и смущало общину, так это факт, что почитаемый ею Мессия и Сын Божий принял позорную смерть на орудии казни, предназначенном для преступников».[144 - Блинцлер, с. 405 и далее.] Символом молодых христианских общин была рыба, намекающая на начало, на рыбаков и на Генисаретское озеро. Кроме того, у рыбы было тайное значение: греческое слово, обозначающее рыбу, было аббревиатурой, составленной из слов «Иисус Христос, Сын Бога-Спасителя». Крест проник в литургию лишь с течением времени – после того, как император Константин запретил казнь через распятие. Со II века и далее основным христианским символом был жертвенный агнец. Пятошестой (Трулльский) собор, состоявшийся в 692 г. н. э., настоял на необходимости изображений Спасителя в облике человека. Хотя уже в V веке Иисуса изображали на кресте, художники все еще не желали показывать его распятым. Вместо этого он стоял на небольшом пьедестале на кресте, с открытыми глазами, руки его были воздеты, словно для благословения, вокруг головы сиял солнечный диск, мистический символ избавления. Только с VIII века в христианском искусстве стали появляться изображения мертвого Христа на кресте.

Крест предоставляет нам три свидетельства в пользу историчности Иисуса. Во-первых, позор распятия никак не согласуется с попытками возвеличить его. Во-вторых, ни одно пророчество не говорит о том, что Мессия будет распят.[145 - Наоборот: согласно пророчеству Захарии (13, 3–4) именно лжепророк будет «поражен». Однако понятно, почему некоторые древние отцы Церкви время от времени стремились связать смерть на кресте с каким-нибудь таинственным пророчеством, ведь исполнению пророчеств придавалось огромное значение. Одним из таких пророчеств является 53-я глава Книги Исаии (текст, относимый к второ-Исаии), где упоминается «страждущий раб Божий» как некто, кто явился, но не был признан, был презираем и умер позорной смертью, но после этого воскрес, чтобы явить славу божественного обетования.] И, наконец, крест доказывает, что не евреи убили Иисуса, но он принял мученическую смерть как жертва Рима.

Маленькие несоответствия, недосмотры, неточности и нелепости в писаниях последователей являются очередным доказательством историчности Иисуса.[146 - Сюда нужно отнести и намеренные неточности. Я имею в виду нередко встречающуюся последовательность высказываний, не обладающую внутренней логикой, как, например, в эпизоде со спором между учениками о том, кто займет первое место (Марк. 9, 33–37). Здесь мы, вероятно, имеем дело с подлинными высказываниями Иисуса, которые в тексте оказались рядом несмотря на их несовместимость, поскольку в этом случае они явно восходят к какому-то оригинальному источнику.] Любой автор, представляющий его как Мессию, упускает из виду тот факт, что это национальная фигура иудаизма, имеющая смысл только для евреев. Он тем самым сводит на нет христологическую попытку высвободить Иисуса из пут иудаизма и показать его как Избавителя всего человечества.

Следующий пример впечатляет еще больше. Иисус твердо верил в то, что мир близится к концу и что он, наряду с учениками и всем народом Израиля, увидит начало Царства Божьего, Парусию. Как оказалось, он ошибся (теологи иногда иронично говорят об «отсрочке Парусии»).[147 - Некоторые теологи-догматики, однако, отказываются признать ошибку Иисуса. Они обращаются к четырем словам Второго послания Петра (3, 8–13), которые, в свою очередь, являются цитатой хорошо известного отрывка Псалтири (89, 5), где сказано, что один день, как тысяча лет для Господа, а тысяча лет, как один день. С другой стороны, Кюнг говорит: «Человеку свойственно ошибаться. А если Иисус из Назарета был истинно человеком, он мог и ошибаться».] Эта кардинальная ошибка была основана на краеугольном камне учения Иисуса, и удивительно, что церковная цензура никак не скрыла этот факт.

К счастью, ни Павел, ни всеобъемлющая церковная цензура, последовавшая за ним, не смогли полностью утаить историческую основу, хотя и пытались сделать это, стремясь убрать все то, что могло приуменьшить славу Воскресшего Христа. Крошечная часть биографического материала все-таки просвечивает сквозь слой приукрашиваний, позволяя нам мельком увидеть подлинную личность Иисуса.

Глава четвертая. Рождение: как, где и когда

Рожден девой!

Лишь Матфей и Лука приводят генеалогию и обстоятельства рождения Иисуса. Оба говорят о зачатии от Святого Духа и называют Марию девой (Матф. 1, 18 и далее; Лук. 1, 27–28). Ни Марк, ни Иоанн, ни Павел ни разу не обмолвились о девственном рождении; а в дальнейшем повествовании Матфей и Лука принимают как нечто само собою разумеющееся, что отец Иисуса был плотником (Матф. 13, 55) по имени Иосиф (Лук. 4, 22). Описание девственного рождения, возможно, вообще не входило в их первоначальные рукописи, а было добавлено позже. Удивительно, но всем известная Рождественская история Евангелия от Луки ни разу не упоминает о девственности Марии: «Пошел также и Иосиф… записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна» (Лук. 2, 4–5).[148 - В Хердеровском унифицированном переводе Библии, опубликованном в 1980 году, говорится не «его жена», а «его невеста». Оба перевода имеют право на существование и подкрепляются текстовыми вариациями. То же можно сказать об Иерусалимской Библии, из которой взяты все библейские цитаты в оригинальном издании этой книги, а также о Переводе короля Иакова. [В немецком издании в этой цитате использована фраза seinem vertrauten Weibe – «с его верной супругой». – Прим. перев.].]

Многие другие отрывки этого евангелия описывают семью с вполне нормальными отношениями между родителями и ребенком. Именно «родители» принесли младенца Иисуса в Храм (Лук. 2, 27). В Евангелии от Луки (2, 33) читаем: «Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем»; «родители Его» каждый год ходили в Иерусалим на праздник Пасхи (2, 41).

Лишь Матфей (1, 23) поднимает вопрос о девственности. Он считает, что таким образом исполнилось пророчество Исаии: «…Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7, 14). Слова Исаии, впрочем, не могут относиться к рождению Иисуса. Исаия пророчествовал царю Ахазу, что его супруга родит ему наследника престола (Езекию), и это действительно произошло за семь веков до рождения Иисуса. Не говорил Исаия и о девственнице (которой жена Ахаза уже не была), но о «девушке», т. е. о недавно вступившей в брак молодой царице.

Матфей ссылается на писания пророков в греческом переводе, поскольку древнееврейский оригинал в то время уже использовался редко. Оригинал на иврите употребляет слово альма – «девушка». Это подтверждают Кумранские находки; свитки включают в себя полный текст Книги Исаии на иврите. В результате ошибки при переводе на греческий язык в Септуагинте[149 - Это греческий перевод Ветхого Завета, произведенный по приказу царя Птолемея (305–204 гг. до н. э.) вслед за завоеванием Палестины Александром и ее последующей эллинизацией. Говорят, что перевод был сделан семьюдесятью переводчиками, однако это число, возможно, установлено традицией. Особое значение этого перевода в том, что он позволил евреям, живущим в диаспоре, читать их Библию.] было использовано слово партенос (девственница). Если бы Исаия хотел указать на девственность, он употребил бы слово бетула. Возможно, Матфей стал жертвой этой ошибки. Но более вероятно то, что ошибка Септуагинты соответствовала его замыслу, и потому он сознательно ее использовал.

История о девственнице была незнакома апостолам первой христианской общины. Павел не обронил ни единого слова о чудесном рождении: «…родился от жены…» (Гал. 4, 4). Марк также не упоминает о девственном рождении; он не подвергает сомнению то, что Иисус был рожден естественным образом. Так, когда Иисус проводит служение в синагоге своего родного города, люди, изумляясь, спрашивают: «Не плотник ли Он, сын Марии…?» (Марк. 6, 3). Удивительно, но эти слова Марка повторяются в Евангелии от Иоанна (6, 42) – тем самым евангелистом, который якобы так сильно стремится описать божественное происхождение Иисуса.

Принимая во внимание, что такое сенсационное и уникальное событие, как девственное рождение, не упоминается большинством проповедников Евангелия и даже, наоборот, опровергается ими и что сам Иисус ни разу не говорит о себе как о сыне девственницы, можно прийти лишь к одному выводу: девственное рождение – это миф. Именно это мнение является в наше время преобладающим среди теологов. Кюнг пишет:[150 - С. 456.] «То, что Иисус является сыном Божьим, никак не зависит от девственного рождения… Нет никакого несоответствия между рождением от Бога и естественным произведением потомства людьми».

Сейчас невозможно точно установить, в какой исторический момент зародилась вера в девственное рождение. В Книге Деяний (1, 14) единственное, что мы узнаем о Марии, – это то, что она присоединилась к последователям Иисуса; ее роль в общине была незначительной. Мысль о ее девственности, возможно, показалась бы абсурдной таким мужам, как Иаков или Петр.

Впрочем, с другой стороны, верование в девственное рождение, похоже, играло определенную роль еще до возникновения культа Марии. Такое учение полностью соответствовало духу того времени – исключение составлял Израиль.[151 - Кольпинг (с. 322): «Представление о том, что ангел может наедине общаться с девушкой, была несовместимо с этическими нормами евреев того времени».] Идея о том, что рождение человека, наделенного божественными качествами, могло стать результатом соития бога с девственницей, была широко распространена повсюду в античном мире. В египетской мифологии подобным чудесным образом рождался фараон; в греческой мифологии боги имели обыкновение вступать в «священные браки» с дочерьми человеческими, от которых родились такие герои-полубоги, как Персей и Геракл. Таким образом, вера в мать-девственницу не является исключительно христианской. Считалось, что Александр Великий не был естественно рожденным сыном македонского царя Филиппа II, но был порожден Зевсом посредством вспышки молнии. Почему бы не придумать что-то похожее и для Иисуса?[152 - См. также: Лапид, Ein Fl?chtlingskind, с. 69 и далее:Конечно же, не может быть просто совпадением тот факт, что, например, Митра, «Спаситель» и бог-Солнце римлян, именем которого и поныне называется первый день христианской недели (Sunday. – Прим. перев.), был рожден девственницей в яслях не когда-нибудь, а именно 25 декабря, и пастухи воздавали ему почести; он обещал миру мир, а позже был распят и воскрес в день Иштар (Easter – западный эквивалент названия христианской Пасхи; этимологически – имя богини плодородия Иштар. – Прим. перев.) и, наконец, вознесся на небо; и это только наиболее поразительные черты его сходства со Христом греческого Евангелия.]

Культ Марии возник при Евсевии Кесарийском и императоре Константине, когда христианство стало государственной религией и власти видели политическую целесообразность в создании альтернативы важному в эллино-римских кругах культу Исиды.[153 - Меня так и не убедила ссылка Кноха (с. 221) на Деян. 1, 14, которую он приводит в качестве «свидетельства раннехристианского поклонения Марии». На самом деле все наоборот. Кроме второстепенного упоминания Марии в Книге Деяний (1, 14), существует множество других прямых ссылок на других персонажей – например Марию Магдалину. Если эти отрывки рассматривать как свидетельства поклонения, то и Магдалина достойна такого же почитания.] Богиня-Мать Мария заменила Богиню-Мать Исиду. Храмы Исиды были переделаны в церкви Марии; ей же были посвящены храмы Цереры, Минервы и Венеры, а качества этих богинь были приписаны Марии. Новая «богиня» уже никак не могла быть женой плотника.

Из женщины, лишь мельком упоминаемой среди последователей Иисуса в первоначальной общине, из простой «жены», родившей Иисуса (как назвал ее Павел), лишь по той причине, что она «мать Иисуса» (как беспристрастно называл ее Иоанн), Мария превратилась в божество, перед которым благоговели, как перед древней богиней. Этот процесс начался в IV веке и позже получил сильнейшее развитие в период Контрреформации. В 1854 году папа Пий IX провозгласил догму «непорочного зачатия», в которой зачатие уже самой Марии считалось безгрешным, так что она не имела первородного греха. А в 1964 году под влиянием кардинала Вышинского папа Павел VI провозгласил Марию «Матер Экклесия» против воли Собора. «Матерь Божия» и «Царица небесная» – эти понятия были официально возведены в ранг первостепенных вероучительных положений Церкви.

Если мнимая девственность Марии и играла какую-то роль[154 - Следующим, кто упомянул о девственном рождении, был отец Церкви Игнатий Антиохийский, цитировавший Матфея и Луку.] до возникновения культа Марии, в нее верили только в том смысле, который можно найти у Матфея и Луки. Лишь зачатие сына Иисуса, будущего Мессии, по-настоящему имело значение (virginitas ante partum). Миссия ангела у Матфея не простирается далее этого. «Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее. Как наконец Она родила Сына Своего первенца, и он нарек Ему имя: Иисус» (Матф. 1, 24–25). Рождественская история Евангелия от Луки также ясно утверждает: «…и родила Сына своего Первенца…» (2, 7).

В ранних описаниях Иосиф предстает молодым безбородым юношей. Лишь по причине возникновения культа Марии он был полностью отстранен и получил роль смиренного кормильца семьи. С тех пор его изображают исключительно в образе добродушного старца с бородой, очевидно, равнодушного к плотской жизни, монашествующего супруга.

В течение трехсот лет Церковь не выказывала никакого интереса к дальнейшей жизни Марии в браке.[155 - Кравери, с. 26. Однако Протоевангелие Иакова, составленное предположительно в конце II века, было «написано для прославления Марии, которая теперь представлялась как потомок Давида (что, в любом случае, уже было высказано Иустом); ее девственность понималась как «целомудрие», а братья Иисуса были детьми Иосифа от его предыдущего брака» (Кольпинг, с. 321, ссылка 42).] Лишь возрастающее благоговение перед ней и развивающийся культ Марии побудили к серьезному обсуждению ее девственности. Учителя Церкви, такие как Тертуллиан и Амвросий,[156 - Кравери, с. 27.] яростно спорили о таких понятиях, как vulva reservata и uterus clauses. Vulva reservata не исключала возможности, что Мария имела супружеские отношения позже и родила других детей. Впоследствии, под влиянием культа Марии, стала общепринятой концепция uterus clauses. С того момента провозглашалось, что Мария никогда не расставалась с девственностью, что она «вечная девственница» (semper virgo).[157 - Святая инквизиция дала одному из своих станков для пытки название «Железная дева», или «Наша госпожа печали». Он представлял собой высокий саркофаг из литого железа в виде женской фигуры, в который насильно вталкивали еретиков. Затем их пронзали железными шипами или сжимали, пока они не умирали.] Эта догма была утверждена Латеранским собором в 645 г. н. э. Мария никогда не имела супружеских отношений и не рожала больше детей. Отцы Церкви не хотели верить в очевидное, но считали очевидным то, во что хотели верить. Однако рассуждения о Марии в контексте социальных представлений ее собственного времени неизбежно привели бы к обратным выводам. Для живущей на Востоке еврейки бракосочетание и потеря девственности были столь же естественными, как и рождение детей. Половое воздержание – изобретение Церкви, соответствовавшее интересам Римской империи в IV веке. Люди вступают в супружеские отношения – богиня же подобного не совершает.

Дата и год рождения

Дата рождения Иисуса неизвестна. Церковный календарь указывает на 25 декабря (или ночь с 24-го на 25-е), но выбор пал на эту дату совершенно произвольно. День рождения Иисуса не отмечался до IV века – ранее праздника с названием «Рождество» просто не существовало. Три сотни лет Евангелие проповедовалось без него.

По иронии судьбы 25 декабря – дата языческого празднества. Это был день sol invictus, непобедимого бога Солнца, введенный в качестве всеимперского праздника в III веке ради усиления концепции божественности императора.[158 - Если быть более точным, в 274 г. н. э. император Аврелий добровольно отказался от статуса бога и провозгласил официальным богом империи sol invictus («непобедимое Солнце»), а себя – наместником бога.] После принятия христианства император Константин превратил этот языческий праздник в день рождения Искупителя.

(Однако как в немецком, так и в английском языке название дня недели – Sunday, Sonntag – все еще свидетельствует о его происхождении. Этот день римляне посвятили богу-Солнцу, dies dominica, которого по-французски называли dimanche, а по-итальянски – domenica. Язычники не имели выходного дня, дня отдыха; представление о нем имеет еврейские корни и берет свое начало в истории сотворения мира, описанной в Книге Бытия. Позже это представление было воспринято также христианами и мусульманами.[159 - Во времена крестовых походов, несмотря на все варварства рыцарей, были периоды, когда военные действия велись лишь с понедельника по четверг. Уважались праздники противников – мусульманская пятница, еврейская суббота и христианское воскресенье.]) В течение нескольких веков 25 декабря знаменовало начало нового года; позже, из практических соображений, для данной цели был выбран первый день следующего месяца.[160 - В любом случае, к датам не было столь серьезного отношения вплоть до XVI века. Часто считалось, что новый год начинался в Пасху; 25 марта было общепринятой датой. Поэтому часто трудно определить в какой год происходили те или иные события января, февраля или марта. Временами начало года определялось восхождением на трон правящего монарха или папы. Многое было непонятным в религиозном летоисчислении, поскольку события религиозного мира определялись не по дню месяца, а, например, как «за три дня до рождения Девственницы» или «в третье воскресенье Великого Поста».]

Когда Квириний правил Сирией

Что касается года рождения Иисуса, следует признать, что если наше календарное исчисление соответствует истине, то только благодаря случайности. В VI веке римский монах Дионисий Малый сделал дату рождения Христа точкой отсчета нашей эры. Вполне возможно, что Иисус родился несколькими годами позже начала нашей эры, но еще вероятнее, что он родился на несколько лет раньше.[161 - Даты, о которых ведутся споры у древних и современных теологов, включают в себя период с 9 г. до н. э. по 12 г. н. э. (см. таблицу-диаграмму у Эдвадса, с. 25 и далее).]

Согласно Евангелию от Луки, Иисус родился в тот год, когда император Август распорядился провести в Палестине перепись, по-видимому, в период правления в Сирии Квириния.[162 - В Лук. 1, 5, с другой стороны, сказано, что Иисус родился «во дни Ирода, царя Иудейского» (т. е. 37–4 гг. до н. э.).]

В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. (Лук. 2, 1–5)

Квириний – это тот самый Квириний, который упоминается во многих исторических документах, преемник Квинтилия Вара, потерпевший сокрушительное поражение от херуска Арминия (предположительно в Тевтобургском лесу) в 9 г. н. э. Царь Ирод Великий управлял всей Палестиной[163 - В Ветхом Завете эта территория называлась Ханаан, но принято называть ее Палестиной. После поражения восстания Бар Кохбы Адриан пожелал, чтобы эта земля больше не ассоциировалась с Израилем, и тогда она официально получила имя Палестина. Иерусалим был переименован в Элию Капитолину и назывался так до времен императора Константина. Израильтяне часто называли эту землю «Йегуда» («Иуда») по имени южной провинции – Иудеи и, реже, Израилем или Святой землей. С лингвистической точки зрения, название «Палестина» происходит от «земли филистимлян»: греческие мореплаватели называли именем прибрежной полосы, когда-то населенной филистимлянами, всю остальную страну.] вплоть до своей смерти в 4 г. до н. э. Будучи вассалом Рима, он, тем не менее, обладал суверенной властью над своей страной. После его смерти страна была поделена между его сыновьями, получившими титул «тетрархов» (четыре правителя). Филипп получил в наследство северо-восток: истоки Иордана и Голанские высоты с возвышающейся над ними горою Хеврон. Ирод Антипа – Галилею и Перею, а также часть западного берега реки Иордан, включая Мертвое море и город Иерихон. Архелай унаследовал Иудею, включая столицу Иерусалим. Архелая считали жестоким правителем, Ирода Антипу коварным, а Филипп пользовался славой доброго и справедливого правителя. В 6 г. н. э.

Архелай был смещен с должности римлянами, а подвластная ему территория была присоединена к землям Сирийской провинции.

Управляющий провинцией был из сенаторской семьи. Он носил титул Legatus Augusti; его резиденцией был Дамаск. Он был непосредственным начальником прокуратора Иудеи, штаб-квартира которого располагалась в Кесарии. В то время как управляющий провинцией имел в своем распоряжении легионы регулярной армии и мог распоряжаться ими по своему усмотрению, у прокуратора были лишь вспомогательные отряды, составлявшие половину легиона. Из них четыре когорты были расквартированы в Кесарии, а одна формировала гарнизон крепости Антония в Иерусалиме. Во главе каждой когорты стоял трибун (chiliarchos); младшие офицеры были в звании центурионов.

У Иудеи был особый статус, подобный статусу автономной области. Это проявлялось в том, что высший римский чиновник этой области, прокуратор, должен был быть всадником[164 - Всадники – привилегированное сословие в древнем Риме. – Прим. ред. консульт.], что приравнивало его к проконсулу. Первым прокуратором был Копоний, поставленный на службу правителем Квиринием в 6 г. н. э. В 26 г. н. э. прокуратором[165 - Титул Procurator Augusti («прокуратор, назначенный императором»), вероятно, был впервые применен во времена Клавдия. На каменной плите, найденной в Кесарии в 1961 году, Понтий Пилат назван «praefectus Judaeae».] стал Пилат в правление Вителлия, который убедил императора Тиберия снять Пилата с должности в 36 г. н. э.[166 - Клавдий стал императором в 41 г. н. э. после убийства Калигулы. Он был школьным товарищем Агриппы I – внука Ирода Великого. С помощью Клавдия Агриппе удалось снять с занимаемого поста прокуратора, и под его руководством Палестина снова стала вассальным царством. В 44 г., после смерти Агриппы, Клавдий вновь ввел должность прокуратора.] Квириний действительно приказал провести перепись, но не в Галилее, находившейся под управлением тетрарха Ирода Антипы, а только в Иудее, которая была под прямым управлением Рима. Это определенно подтверждает Иосиф Флавий. Перепись эта была единственной в те времена. Первая, согласно Луке, перепись была проведена в конце 6 или 7 г. н. э. В задачу переписи могло входить лишь предоставление римским властям полного списка жителей для определения суммы собираемого налога. Римляне хотели видеть реальную картину населенности деревень и уровня доходов; соответственно, никто не мог выезжать за пределы области, не пройдя регистрации.

Предположение о том, что Иисус родился в 6 или 7 г. н. э., не имеет широкого распространения, поскольку подразумевает, что ему было двадцать четыре года, когда он был распят. Однако отрывок из Евангелия от Луки, процитированный выше, содержит в себе прямую ссылку на исторического Иисуса. Иисус родился за сто лет до написания Лукой Евангелия, поэтому евангелист вполне мог ориентировочно взять перепись за точку отсчета, чтобы приблизительно указать на время его рождения. Он, кроме того, связывает время беременности матери Иисуса и матери Иоанна Крестителя с эпохой правления Ирода Великого (Лук. 1, 5–25), не учитывая десятилетнего интервала между смертью Ирода и переписью при Квиринии.

Избиение младенцев царем Иродом

Избиение младенцев, описанное Евангелием от Матфея, может служить еще одной подсказкой при определении года рождения, но это означает, что Иисус должен был родиться в 4 г. до н. э., в год смерти Ирода.

Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Услышав это, Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним. (Матф. 2, 1–3)

Далее Евангелие повествует о том, что Ирод приказал убить всех детей мужского пола от новорожденных до двухлетних в качестве меры предосторожности, и что Святое семейство избежало угрозы, поспешно бежав в Египет. Эта история должна быть отнесена к разряду легенд. Слишком очевидно ее сходство с древними мифами, например о рождении Эдипа. О Моисее написано, что он также чудесным образом избежал участи, уготованной ему злым фараоном. Убийство невинных детей в Вифлееме рассматривалось как исполнение пророчества ветхозаветного пророка Иеремии:

Так говорит Господь: голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет. (Иер. 31, 15)