По мере того, как смысл превращался в своеобразную метрику, я искала его в тех областях своей жизни, о которых еще несколько лет назад почти не задумывалась. Все, в чем мне не удавалось найти смысл, казалось пустой тратой времени и сил. Я стала одержима поиском смысла во всем, что делала, волновалась о том, как трачу свое время, и чувствовала вину, если не занималась «значимыми» делами 24 часа в сутки.
Во многих отношениях моя жизнь в этот период складывалась неплохо. У меня была «крутая работа», о которой мне нравилось рассказывать на вечеринках, хороший партнер, симпатичная квартира и достаточно денег, чтобы привыкнуть к мутному вину, по вкусу напоминающему песок. Но вместо того чтобы перевести дух, оглянуться вокруг и подумать, как же все это здорово, я думала лишь о том, что же все это значило.
Фишка смысла в том, что чем меньше его, тем лучше. А когда он тонет в море бессмысленности – это вообще замечательно. Раньше мы могли надеяться обзавестись в жизни несколькими значимыми вещами, будь то партнер, хобби, общественно полезное дело или даже работа. Все эти дела занимали большую часть нашего времени, но были и другие занятия – бессмысленные (и, следовательно, менее трудоемкие). Уберите бессмысленность, и все вокруг моментально начнет давить. Вас начнут волновать вопросы: в чем смысл, предназначение, польза, конечная цель происходящего? Что все эти дела дают моей жизни, моему существу, моей личности? Когда на эти вопросы невозможно ответить, любое дело (каким бы приятным оно ни было) может показаться пустой тратой времени.
Так происходило со мной. Но я заметила, что в это безумие погрузились и люди вокруг меня. Мою работу оценивали не столько по качеству выполнения задач, сколько по соответствию неким «смысловым» рамкам. В целом никого не заботило, действительно ли эта работа была полезной или делала мир лучше. Всех больше волновало, вписывается ли она в стихийный нарратив о смысле, в который мы все верили словно загипнотизированные.
Язык «фастфудных» смыслов и целей удивительно гибок: на нем говорят и реклама мороженого, и штендер у магазина свечей, и мой босс.
Все понимают его и верят, что он им подходит, потому что на самом деле эти концепции не говорят ни о ком и ни о чем конкретно. Эти смыслы отнимают у нас очень много времени и внимания, а взамен дают лишь мимолетное ощущение, что мы делаем что-то стоящее. И когда вы начинаете верить во все это, становится трудно остановиться.
Во мне росло беспокойство, и я снова начала тихо плакать в туалете. В детстве в такие моменты я утешала себя напоминанием, что все мои проблемы (и я сама) на самом деле не так важны. Приятно было осознавать свою незначительность. Теперь же меня поражала очевидная, хотя и совершенно необъяснимая важность каждого отдельного действия. Иногда я смотрела на себя в зеркало мертвыми глазами и бормотала: «Это еще не все, весь мир не может сходиться лишь на этом», будто это заклинание могло помочь не сойти с ума. Поиски смысла не расширили мое сознание, а привели меня к такой одержимости собой, что мне нужно было буквально напоминать себе, что я на самом деле физически не являюсь центром Вселенной.
Я пыталась обсудить с окружающими этот внутренний экзистенциальный страх. Я поняла, что многие из нас, сами не понимая почему, тоже запутались в этом лабиринте из целей, боли, стресса и жажды добиться всего как можно скорей. Это безумие поселилось в нас и заражало неудовлетворенностью, разочарованием. Мы думали, что находимся не там, где должны быть. Но обсуждения и исследования этого растущего чувства лишь возвращали нас к одному и тому же выводу: чтобы почувствовать себя полноценными, нужно просто продолжать поиски неуловимого смысла. Поймав его – благодаря терапии, дыхательным упражнениям, хорошему освещению, мотивационным подкастам, импортным продуктам и растяжкам в хорошо увлажненных помещениях – мы сразу почувствуем себя лучше. Наша жизнь будет достойна называться значимой.
Но смысл так и не появился. Появилось лишь осознание, что, если сжать челюсть достаточно сильно, зубы начнут ломаться. Давление, замешательство, страх и истощение наконец достигли апогея одним поздним вечером, когда я возвращалась домой с работы. В нескольких кварталах от дома у меня закружилась голова. Внутреннее напряжение, похоже, достигло своего предела и перекрыло поток воздуха. Я согнулась пополам и изо всех сил пыталась сделать полный вдох. Сердце бешено колотилось, и теперь важным казалось вообще все. Я не могла вообразить бессмысленность себя и своей жизни, чтобы на секунду успокоиться и отдышаться.
И тут меня осенило. Эта мысль прозвучала так отчетливо, что будь я другим человеком, то приняла бы это за божественное вмешательство.
«Какая разница, однажды я все равно умру… И меня никто не вспомнит».
Мне тут же стало легче. Выпрямившись, я посмотрела на небо и подумала: «Я всего лишь кусок мяса на камне, который крутится в космосе. Бесполезный и бессмысленный». Грудь расслабилась, легкие наполнились воздухом, и впервые за много лет туман рассеялся. Я думала обо всем, что меня волнует, из-за чего я нервничала, лежала без сна по ночам, и увидела все это таким, каким оно и было – совершенно бессмысленным. Через сто лет всем будет плевать на мою работу. Всем будет плевать на меня.
Я вдруг стала восьмилетней собой, мой разум прояснился, а тело расслабилось. Я думала о материи, о миллиардах лет существования Вселенной, о безымянных телах, из-за которых я оказалась здесь, и о том, как безустанный поток времени вскоре смоет и меня. Я поняла, что только нескольких человек из целого поколения за что-то помнят. Но и их, если им повезет, будут помнить только ближайшие пару сотен лет. В конце концов, и величайшие достижения, и самые великие умы, и самые важные моменты уходят в небытие. И даже если бы мне каким-то образом удалось добиться чего-нибудь значимого, задержаться в коллективном сознании на одно или два поколения, я не смогла бы этим насладиться. «Однажды я умру», – повторила я, улыбаясь, как будто сама только что изобрела концепцию смерти.
Когда тем вечером я вернулась домой, моя собака, как обычно, встретила меня у дверей. Я протянула руки, чтобы поднять ее, и уставилась на маленькую мордочку, а затем почувствовала, как это крохотное тельце ворочается под моими ладонями: «Стиви, с точки зрения истории мы с тобой, вероятно, одинаково ценны для этой планеты». Если взглянуть на нас обеих в масштабе миллиардов лет, в ее жизни, посвященной поиску места, где удобней полежать, было не больше и не меньше благородства, чем в моей. Когда-нибудь мы обе умрем, нас похоронят или кремируют, и мы одинаково смешаемся с землей.
Все было бессмысленно. Ничего не имело никакого значения. Вот так моя жизнь вернулась ко мне. Вернее, та жизнь, которой я жила в восемь лет. Это было самое приятное озарение в моей жизни. Я открыла для себя нигилизм. Вернее, раз уж на то пошло, солнечный нигилизм.
Глава 1. Нигилизм в XXI веке
Без преувеличения: у нигилизма сейчас не лучшая репутация. Услышав этот термин, мы невольно представляем вечно хмурых бородатых европейцев в серых пальто. Если в компании вы объявите себя нигилистом, то сразу заметите, как изменится атмосфера, глаза ваших собеседников поблекнут, а затем люди вокруг куда-то испарятся. Пока я писала эту книгу, меня часто спрашивали, почему я так увлеклась этой неприятной темой. Когда же я бралась убеждать окружающих, что эта философия не заслуживает своей отталкивающей репутации, что солнечная версия нигилизма предлагает полезный и жизнеутверждающий взгляд на мир, пару секунд они кивали, пока, наконец, не спрашивали: «Так что же все-таки такое нигилизм?»
Нигилизм – это один из тех терминов, которые люди часто используют, не до конца понимая их значение. Обычно, говоря о нигилизме, под ним подразумевают что-то негативное или депрессивное, ассоциируют его с чем-то неприятным. Поэтому, прежде чем мы начнем исследовать, как менялось отношение к этой концепции, или попытаемся исправить собственное представление о ней, – мы должны обратиться к традиционному восприятию нигилизма.
Честно говоря, неудивительно, что понимание концепции вызывает у многих проблемы. Само слово «нигилизм» буквально означает «отрицание». Оно происходит от латинского слова nihil – «ничто». То есть понятия пустоты и отсутствия чего-либо играют немаловажную роль в концепции. Нигилисты (по крайней мере, согласно стереотипам) считают, что смысла, ценностей и цели изначально не существует, что это искусственные конструкты, за которые мы цепляемся ради комфорта и дисциплины. Таким образом, нравственность, порядочность и добродетель не вплетены в ткань нашей жизни и существования, как воздух или гравитация. Это просто идеи, которые мы решили внедрить в нашу коллективную реальность.
Исходя из этого, некоторые могут утверждать (и утверждают), что наша связь с этими ценностями также временна.
Если все бессмысленно, цели быть не может, а мораль – это выдумка, тогда зачем все это?
Зачем вставать с постели по утрам? Или зарабатывать деньги? Или следить за своей внешностью? Или заставлять себя вступать в вежливый, но утомительный разговор с соседями? Или пытаться придерживаться каких-либо социальных норм в отношении нравственности, раз нравственности в конечном итоге тоже не существует? Неслучайно от корня «нигил» происходит глагол «аннигилировать». Когда вы начинаете так думать, вполне закономерно, что все вокруг разваливается на части.
Прежде чем разобраться с самым распространенным толкованием нигилизма, стоит подчеркнуть, что часто при употреблении этого термина люди подразумевают различные его разновидности – все зависит от того, с кем вы разговариваете. Чтобы дать общую картину и убедиться, что все мы говорим примерно об одном и том же, давайте обратимся к нескольким из этих видов – тем, которые наиболее тесно связаны с нашей жизнью и опытом.
Исторически сложилось, что при упоминании нигилизма речь чаще всего идет о нигилизме политическом. Он выходит за рамки теоретических дискуссий и напрямую влияет на события реального мира. Политический нигилизм отвергает политические, социальные и религиозные системы, структуры и власть. Его часто связывают с русскими анархистами XIX века, которых не устраивало сосредоточение власти в руках церкви и монархии, а также сословная иерархия, позволявшая аристократии эксплуатировать народ. Этот период безудержного нигилизма запомнился убийством царя Александра II в 1881 году, которое до сих пор бросает тень на концепцию.
Хотя насильственные методы некоторых политических нигилистов пугают, их желание разобраться, как и почему легитимизированные властные структуры оправдывают издевательство одной общественной группы над другой, кажется обоснованным. Призывы протестующих движения Black Lives Matter в 2020 году упразднить полицию и прекратить ее финансирование, опустошить тюрьмы и пересмотреть систему освобождения под залог вполне можно назвать проявлением политического нигилизма. Эти люди оценили наш нынешний образ жизни, власть, уровень безопасности и пришли к выводу, что привычная нам система явно не работает. Вместо того чтобы слепо принимать традиционные представления о законе и порядке, они пытаются понять, как мы пришли к тому, что имеем сейчас, и подвергают сомнению мифы о роли полиции в наших сообществах, которые мы сами себе рассказываем. В конечном счете эти протестующие и активисты вышли на улицы не для того, чтобы громить целые кварталы или ввергнуть весь мир в хаос. Они призывают людей на минуту остановиться и спросить себя: почему мы так живем? Почему мы поддерживаем структуры, которые не работают и в которые мы не верим? Просто потому что так сложилось? Можем ли мы что-то с этим сделать?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: