– На все, что угодно, – молит о помощи девушка.
– Тогда вот что. Пойдешь работать в детский сад, дите родишь. Мужа я тебя подберу. Жизнь будет тяжелая, иногда на хлеб не будет хватать, но счастье гарантирую. И бонус будет.
– Какой? – живо заинтересовалась девушка.
– Проявится в тебе загадочность женской души, которой так красоте твоей не достает.
И тут настала полная тишина. Сижу, жду, когда девушка выйдет, а я всё нет и нет. И вдруг слышу:
– Теперь и ты заходи, горемыка!
Захожу и вижу: сидит за огромным столом Федор Михайлович Достоевский. Крутит в руках обыкновенную шариковую ручку и внимательно меня разглядывает. А я смотрю, в красном углу висит образ, но вместо святого изображен автомат Калашникова, только вот свечка под образом не горит.
– Нравится? – заметив, куда устремлен мой взгляд, спрашивает Федор Михайлович.
– Необычно! – отвечаю, чтобы ненароком что лишнее сказать.
– А смысл постигаешь? – спрашивает Федор Михайлович.
– Нет! – отвечаю.
– Сие есть истина бытия, самое его зерно, – делает мне намек Федор Михайлович.
– Все равно смысла не постигаю, – качаю я головы.
– Это то, что мы находим в конце поисков правды! – объясняет мне Достоевский. – Сколько правды не ищи, не найдешь. Ложь найдешь, раскопаешь, а там крохотное такое маковое зерно правды. Хорошая ложь должна быть на дрожжах правды замешана. Тогда и будет она пышная, красивая и неопровержимая. Для Лжи что самое главное? Чтобы ее опровергнуть не могли.
– Ложь почувствовать можно, – решился я на возражение.
– Хорошо сказал, – повеселел Федор Михайлович, – только люди ни чувствовать, ни мыслить толком не умеют. Им нужны простые до примитивности мысли и чувства, вот как автомат Калашникова. Автомат Калашникова и есть зернышко правда. Им прогресс человечества вершится. Простой и внятный образ Насилия. А другой глубинный смысл видишь?
– Нет, – отвечаю, – не вижу.
– Молод еще, – вздыхает Федор Михайлович. – Мудрость она с годами приходит. Как говорил мой друг Гегель: «Сова Афины вылетает в сумерки». Перед тобой, Иван, – Вечная Благодать. Вечную Благодать может дать или Бог, или автомат Калашникова, за то его и ценят. В смысле, автомат. У него преимущества есть перед Богом. Действует не чудесным образом, а грубо материальным, а, следовательно, более эффективным способом. Хочешь, Иван, Вечной Благодати?
– Молод еще я, – деликатно отказываюсь.
Посмотрел на меня Федор Михайлович и говорит:
– Есть в тебе искра, божий дар, суть и стержень наличествуют.
Ручка тут в его руке вдруг превратилась в бильярдный кий, которым он меня крепко треснул по голове, аж искры из глаз посыпались.
– Все! – говорит Федор Михайлович. – Я в тебе искру в пламя обратил. Теперь тебе нужна та, которая этот огонь жизни будет поддерживать. Чара, пойди-ка сюда.
И тут в комнату вошла она – недостающий фрагмент головоломки.
– Какой ещё головоломки? – не поняла Анна Игнатьевна.
– Жизнь человеческая, Анна Игнатьевна, – ответил Иван, – настоящая головоломка: необходимо собрать картину из множества хаотичных фрагментов. Когда все фрагменты сложатся в одну целостную картину, тогда и счастье приходит. Только я эту девушку увидел, то сразу понял, что она и есть недостающий фрагмент картины.
– Вот с ней никогда огонь в тебе не погаснет, – говорит Федор Михайлович. – Нравится она тебе?
Онемел я тут, ничего сказать не могу, только головой киваю.
– Чара, скажи мне, что ты больше всего на свете любишь? – спрашивает её Федор Михайлович.
Закраснелась тут Чара, но ответила честно:
– Мужчин люблю.
– А ты, Ваня, кого любишь? – уже меня спрашивает.
– Чару люблю, больше жизни, – само собой вырвалось.
Только сказал я это, как Чара исчезла, прямо в воздухе растворилась.
– Она исчезла, – кричу.
– Ну да, – говорит Федор Михайлович, – исчезла, чтобы в жизни с тобой встретиться. Ведь ты сейчас спишь, вот проснёшься и встретишь её.
И вот тут-то я окончательно проснулся.
– Ох и выдумщик ты, Ваня, – сказала Анна Игнатьевна, – неужто и впрямь все это тебе приснилось.
– Ничего не выдумываю, – заверил её Ваня. – Действительно, всё приснилось. Малость чего добавил, но лишь в деталях.
– Хорошему человеку и хорошие сны снятся, – задумчиво проговорила Анна Игнатьевна. – Непременно сон твой сбудется.
Тут Анна Игнатьевна заметила, что за своим рассказом Иван борщ съел.
– Ещё борща будешь? – спросила она.
– Больше съесть не смогу, – отказался Иван.
– А чаю с медком? – предложила соседка.
– Места пока нет, – снова отказался Иван и добавил: – Я, пожалуй, пойду.
– Да, иди, – согласилась Анна Игнатьевна.
Соседка встала, взяла тарелку с беляшами со стола, накрыла её салфеткой и подала её Ивану.
– Вот возьми, попьешь позже чаю с беляшами.
– Да что вы, Анна Игнатьевна, много это, – стал отказываться Иван.
– Бери, бери, у тебя организм молодой, к вечеру проголодаешься.