Нимфа лунного моря

Айрис не смогла бы забыть знаменитое печенье их кухарки, даже если потеряла бы всю остальную память. Во рту растекся медовый луг, напоенный ароматами лаванды, васильков и теплыми нотами яблок. Что именно Марта добавляла в тесто, оставалось секретом, потому что рецепт кухарка не доверяла никому.

– Держи, – мадам Этвелл вложила ей в ладонь еще теплую картонную коробку, так знакомо пахнущую домом. – И не держи на меня зла. Если будет девочка, назову ее Айрис.

Она положила ладонь на округлившийся животик и опустила вуалетку со шляпы, прикрыв верхнюю часть лица. Может, и плакала, но Айрис этого так и не узнала. Данир нетерпеливо потянул ее за руку, а Донна осталась стоять на причале.

Айрис долго не могла избавиться от этой картины, когда позже думала о Домнике. Многое можно было вспомнить о родном острове – апельсиновые рощи, белые каменные мостовые, виллы с разноцветными крышами, закаты, от которых щемило сердце и пела душа, но перед глазами всегда появлялась она – неподвижная фигура женщины, над головой которой печально кружили утренние чайки.

«Это души тех, кто не вернулся на берег, – скрипел старый голос Руяны. – Погибшие в море всегда превращаются в птиц».

Фосфорный блеск воды был так силен, что казалось, будто весла моряков черпают ее, как растопленное серебро. Айрис не бывала у моря лет десять, всегда любовалась им издали, мечтая дотронуться рукой, опустить в ласковые волны ступни. Мечты имеют свойство сбываться весьма необычным способом. Как правило, самым неудобным, а иногда даже и жестоким.

Сейчас вокруг нее было только одно море, и оно не казалось заманчивым и притягательным, как раньше, когда она наблюдала за ним издалека. Волны нещадно качали лодку, брызгая пеной в сидящие в ней фигуры, ветер надувал парусами одежду, словно репетируя перед отплытием корабля, вода, хоть и сверкала зеркальными бликами, выглядела опасной, прожорливой, совсем не походя на те ласковые волны, что в далеком детстве лизали ступни маленькой Айрис.

Пристань превратилась в крошечный коробок, дорога к порту – в едва виднеющуюся нить, а фигуры на причале – в черные точки. Стояла ли еще Донна не берегу, или отправилась домой досыпать, было неясно, но мысль о том, что кто-то пришел с ней проститься, грела Айрис сердце. Прожив в доме Этвеллов почти десять лет, она редко выходила в город, так и не заведя подруг. Среди прислуги были девушки ее возраста, но Айрис они сторонились, предпочитая общаться со своим кругом. Те же дочери купцов, с которыми она порой встречалась в церкви, тоже ее избегали, помня о прошлом Айрис. Так она и росла – ни в том круге, и ни в этом. Ни там, ни тут. Может, поэтому ей так легко удавалось ладить с детьми, которым пока было все равно, какие корни у человека?

Матросы молча налегали на весла, Данир думал о чем-то своем, глядя на приближающийся корабль, Айрис же тщетно уговаривала себя поверить, что все это сон, однако свежие морские брызги, попадающие в лицо, бесцеремонно возвращали в лодку, к человеку, о котором она не знала ничего, кроме того, что он был лжецом. Сейчас все в Данире казалось фальшивым, даже его капитанский китель.

Когда огромный борт корвета навис над шлюпкой, неизбежность происходящего стала очевидной. Никогда ничего не будет прежним. В одной руке Айрис сжимала камень от Руяны, в другой – коробку с печеньем от Донны. И если бы ее сейчас спросили, какая из женщин была ей дороже, выбрать бы она не смогла. Над головой Айрис проплыла огромная фигура тучной русалки, держащей в руках полумесяц. «Гальюнная дама» – вспомнила она название из книжки про корабли, которую как-то читала старшим детям Донны Этвелл. Русалка скосила глаза и пристально наблюдала за приближающейся шлюпкой, но это, конечно, была игра воображения. Немудрено, учитывая, что Айрис не спала всю ночь, да и предыдущие ночи выдавались бессонными.

Русалка исчезла в соленых брызгах, уступив место огромным белым буквам – «Улыбка луны». Название корабля казалось издевательским, но Айрис уже совсем плохо соображала. Матросы в шлюпке подхватили сброшенный трап, по которому стал ловко карабкаться Данир, ее же усадили в люльку, напоминающую качели, и потащили наверх, будто куль с зерном. Впоследствии она не раз наблюдала, как таким способом на борт поднимали габаритные грузы – мешки, бочки, коробки. Окинув сонным взглядом болтающийся трап, шпагат которого потемнел от воды и человеческих рук, Айрис подумала, что она не смогла бы проползти и ступеньки. Или как там у них эти веревочки назывались. Лучше сразу в воду.

Она хоть и спала с открытыми глазами, но с изумлением разглядывала выщербленные, убеленные солью борта корабля, обвитого снастями и канатами, будто мумия лентами. Вот проплыл мимо задраенный люк орудийного порта, и Айрис невольно принялась считать – один, три, двенадцать… Она успела досчитать до пятнадцати, прежде чем орудийный ряд исчез из взора. «Тридцати пушечный корвет», – вспомнились в голове хвастливые слова капитана.

Когда качели достигли фальшборта, и Данир лично перенес ее на палубу, Айрис зажмурилась. Каким бы плохим ни был капитан Арбэл, но в этом новом, чужом мире, пахнущим просоленным деревом, джутом, маслом, металлом, человеческим потом и тысячью других враждебных ей запахов, он был единственным понятным элементом.

– Дальше сама, – грубовато буркнул Данир, отпуская ее. – Рэндалл проводит тебя в каюту к остальным. Располагайся, к обеду загляну. И запомни – с юта ни ногой. У вас, девочек, там есть балкон, по нему и гуляйте, у меня и так экипаж на взводе, что столько баб на борт взяли.

Пока Айрис в изумлении таращилась на мачту, возвышавшуюся у нее перед глазами, – по крайней мере, она думала, что этот гигантский столб с поперечными палками, оплетенный веревками и сетками, именно так и называется, зычный голос капитана Арбэла послышался уже совсем с другой стороны. Данир передвигался по кораблю с удивительной скоростью. Да она и не смогла бы уследить за ним среди столь разношерстных людей, которых здесь собралось больше, чем горожан на ярмарочной площади в воскресенье. Команда двигалась ловко, быстро и даже как-то ритмично, будто исполняя одним морякам ведомый древний танец.

– Все наверх паруса ставить! – кричал откуда-то сверху Данир. – Пошевеливайтесь, гниды соленые! Боцман, правый и левый якоря к отдаче готовь! Убрать трап!

И будто эхом тут же по всему судну стали раздаваться другие, не менее зычные голоса:

– Фок к постановке готов! Марсовые к вантам! По реям! Отдать сезни! Кливера к постановке изготовить!

Зачарованная всей этой морской тарабарщиной, Айрис и не заметила, как Рэндалл, молодой матрос с отчаянно рыжими вихрами, выбивающимися из-под смешной шапки, схватил ее за руку и потащил по палубе через веревочный лес, о который она то и дело спотыкалась. Пышные юбки, в которые ее так тщательно наряжали мадам Ковальски и Гленна, здесь были совершенно неуместны. Команда корабля напоминала часовой механизм, все шестеренки и винтики крутились на своем месте, не останавливаясь и не сбиваясь, но, несмотря на то, что экипаж ладно выполнял свою работу, готовя парусник к отплытию, на Айрис смотрел каждый матрос. Они не просто глядели, а именно пялились. Обычно так старшая горничная Этвеллов смотрела на пятна, иногда остающиеся на скатерти после кормления малышей. Как грязь не имела права на существование в доме Донны Этвелл, так и Айрис была совершенно лишней в мире этих мужчин.

– Не пяльтесь на гроту, мадам, – обратился к ней Рэндалл. – Она у нас и так больная немного, а вы совсем сглазите. Мачтовый, вон, извелся. И вообще, лучше глядите под ноги. Здесь трап, надо подняться.

Они миновали часть палубы, дошли до второй мачты и стали подниматься по лесенке. Айрис ни слова не поняла из того, что он велел ей не делать, кроме того, что смотреть лучше всего было вниз – на дощатую палубу. Однако как можно глядеть на обычные доски, когда вокруг столько всего непонятного, что даже сон отполз куда-то в сторону, решив подождать, пока она доберется до более безопасного места. Айрис, наконец, увидела капитана. Он стоял у штурвального колеса и переговаривался с группой мужчин в широкополых шляпах с перьями. И как только они не слетали у них с голов? Ветер поднялся крепкий, ее юбки постоянно надувались куполом, а шелковый шарф так хлестал по лицу, что она сняла его, смяв в руке.

– Дамы у нас тут, – Рэндалл подвел ее к низкой двери, расположившейся позади и слева от штурвала.

– У вас целое помещение, – даже с какой-то завистью добавил он, распахивая дверь. – На комингс не наступайте, дурная примета.

– Куда не наступать? – пробормотала Айрис, растерянно останавливаясь на пороге каюты.

– Да на порог же! – крикнул потерявший терпение Рэндалл, пихнув ее в спину и проталкивая внутрь. – Ох, и наказание же на мою голову с вами возиться. Если вздумаете блевать, то в гальюн, он у вас на корме, рядом с балконом. Не хватало еще за вами убирать постоянно.

Дверь за спиной Айрис захлопнулась, в замке громко щелкнул ключ, и непонятные колдовские слова «На брасы левые! Пошел брасы!», которые к этому времени уже стали раздражать, приглушились.

Каюта была меньше детской Чэда. Два крошечных иллюминатора, пять коек с высокими бортиками, как иногда делают детям, чтобы они не сваливались. Прибитый к полу стол и столько же стульев вокруг, четверо из которых были заняты.

– Ой, девоньки, пятую привели, – пропищала полная девушка в красном шелковом платье и такого же цвета обруче в густых светлых локонах. Она была самым ярким пятном в комнате, поневоле притягивая к себе взгляд. – Ты кто будешь?

Две других невесты выглядели столь же нелепо, как и Айрис. В пышных кружевных юбках, с высокими, растрепанными прическами, крупными серьгами и многочисленными рядами ожерелий, они походили на кукол, которых ребенок решил нарядить во все лучшее сразу – безвкусно, зато щедро. Наверное, те самые – дочери губернатора. Кстати, тоже блондинки. Глаза у них были, как и у полненькой девушки, зеленого цвета. Не такого сочного оттенка, как у Айрис, ближе к ореховому, но все-таки зеленые.

Четвертую девушку она узнала. До того как главы семейств рассорились, чета купцов Торуоли с детьми часто обедали в доме Этвеллов, так как жила неподалеку. Что именно стало причиной ссоры, Айрис не знала, слухи ходили разные, в том числе и о том, что Максимиллиан Этвелл тайно захаживал по ночам в гости к жене соседа. Айрис с Мариной подругами не стали. Во-первых, на семейных посиделках девушка обычно отсутствовала, занятая малышней Этвеллов, а во-вторых, Марина всем видом показывала, что разницы между Айрис и прислугой не существует.

За те несколько лет, что они не виделись, Марина не изменилась. Разве что на скуле красовался синяк, да волосы обвились грозовой тучей вокруг головы. Кстати, тоже светлые, хотя и темнее, чем у остальных трех девушек. Айрис не помнила, какого цвета у нее были глаза, но сейчас, взглянув ей в лицо, даже не удивилась. Холодный блеск серо-зеленых глаз резал, как клинок. В отличие от других невест, Марина была не в платье, а в брюках и мужском камзоле. Не иначе как ее поймали при побеге. И синяк, скорее всего, оттуда же.

Айрис поспешно отвела глаза от Марины и прислонилась к переборке, не зная, куда себя деть, и что вообще делать. Выручила толстушка, которая, кажется, освоилась лучше всех, взяв на себя роль хозяйки.

– Эй, я тебя спрашиваю, ты кто? – окликнула она ее, подходя со стаканом в руке. – На, водички попей, полегчает.

– Айрис, – пролепетала девушка, благодарно принимая воду. После всех ночных приключений, но особенно после печенья мадам Этвелл, пить хотелось страшно.

– Айрис, а дальше?

– Приемная дочь Этвеллов, – вставила Марина Торуоли и закинула ноги в высоких сапогах на стол. – А что она тут делает – вот интересный вопрос. Здесь какая-то подстава, не иначе. Маги Саадула не стали бы брать в жены дочь шлюхи.

«А сейчас ты откроешь рот и скажешь, что твоя мать не шлюха», – велела себе Айрис, но лишь потупила глаза. Она все еще была сиделкой Этвеллов, безотказной и беззубой.

– Сама ты шлюха, – неожиданно вступилась за Айрис полная девушка. – Изображала из себя статую, вот и изображай дальше. И без тебя тошно. Я – Селена Марон, вон те дуры в кружевах – Скарлет и Ливия Лавуатье, фамилию ты слышала, догадываешься. Ну а со стервой Торуоли ты, похоже, знакома.

– Нас всех убьют! – вдруг зарыдала одна из Лавуатье, и Айрис догадалась, что девушка занималась этим давно. Ее появление в каюте лишь временно остановило водопад слез. Встав из-за стола, Ливия (а может, Скарлет?) бросилась на кровать, уткнув лицо в тощую подушку.

На белье, наверное, тушь останется, не отстирать, почему-то подумала Айрис и вопросительно взглянула на Селену, которую негласно записала в главные. Может, помочь? Дочь генерала, а это была она, решительно помотала головой. Мол, сама справится. Пройдя к столу, она отодвинула стул и села, заняв, всю широкую сторону. Потом скинула со столешницы ноги Торуоли и показала Айрис на свободный стул. Та послушалась, присев на краешек. Ноги, и в самом деле, держали плохо.

– Мы все умрем, это без сомнений, – согласилась Селена с плачущей девицей. – Но лично я собираюсь прожить еще лет сто, у нас в роду долгожители. Самое дурное, что могло случиться – случилось. Нас предали. Поэтому будем сами за себя.

Марина взглянула на нее с некоторым интересом, Айрис с восхищением, а та из близнецов, что не рыдала – с надеждой.

– Сбежим! – решительно заявила Селена Марон. – Я своему бате предательство не прощу, как вернусь, все хоромы его спалю вместе с любимой псарней. И вам то же советую. Пусть знают нас и боятся.

– Что ты несешь? – фыркнула Марина. – Сбежит она, дом спалит… В уши этим дурам заливай, но точно не мне. Ты хоть когда-нибудь на корабле была? В море ходила? Корвет – клетка, здесь человек триста экипажа, вахта днем и ночью. Ну, и самое главное – мы в море, кругом вода. Ты хоть плавать умеешь? Батя твой не предатель, он расчетливый и умный мерзавец. Про любовниц Марона весь остров наслышан, да он спал и видел, куда бы тебя из дома деть. Вот только отъелась ты так, что на тебя никто из видных женихов и глядеть не хотел. Корова ты, а возомнила из себя невесть что. И не закатывай глаза, мы на одном острове живем, тут все про всех знают.

– А я своего папу люблю! Его заставили меня отдать! – неожиданно подала голос рыдающая на кровати девушка.

– Да никто его не заставлял, Ливия, – вздохнула ее сестра. – Торуоли права. Все они – расчетливые и умные негодяи. Наш родитель – делец, хорошо, что мама не дожила до этого позорного дня. Других сестер тоже жаль. Всех раздадут, как товар. Разве что Оливии повезло, ее жених папе, вроде как, понравился. Богатый и знатный. А вот тебе, – Скарлет кивнула в сторону Айрис, – я даже завидую. Нет ни отца, ни матери, никто не предавал, просто жестокие обстоятельства. Про мадам Этвелл можешь нам не рассказывать. Мы все знаем, зачем она детей из приютов берет – чтобы на прислугу не тратиться.

– Она хорошая, – робко вставила Айрис. – Вот, печенье мне напекла в дорогу.

– Дай сюда, – Селена притянула к себе коробку, зачерпнула горсть сладких завитушек, и швырнув одну в Марину, сказала:

– Эй, доска палубная, ты такое не ешь, верно? Водорослями только, небось, питаешься?

– Да я тебя сейчас! – вспылила Торуоли и, схватив стакан, замахнулась, намереваясь размозжить его о голову Марон.