Дэйра. Книга 1. Белая Госпожа

– Знаю, о чем думаешь, детка, – сказала кормилица, поправляя у нее на голове запутавшиеся пряди. – Но не согласна. Если обыск у Маисии устроили, да еще и разрешительную бумагу у герцога взяли, значит, специально за этим в замок приехали. То, что ты спасла того парнишку из реки, никак бы не повлияло на их задумку. Им что-то от тебя понадобилось, и мне это совсем не нравится. Знаешь, что нужно сделать?

Дэйра помотала головой, чувствуя, что страх отступает. Поппи умела возвращать уверенность.

– Ты должна выкрасть те бумаги у Амрэля Лорна, – прошептала старая донзарка. – Если они взяли дневник, значит, им нужны доказательства. Не бойся, мы все выясним. Он на нашей земле. Ты меня внимательно слушаешь?

– Да, Поппи, – кивнула Дэйра. – Это хорошая мысль, но…

– Никаких «но». Сегодня пир, все будут гулять допоздна. Праздник, конечно, в твою честь, но ты сама понимаешь, что все внимание будет привлечено к великому князю, он точно до полуночи в свои покои не вернется. Скажи, что у тебя голова болит и уйди пораньше. Лорна разместили в третьей башне, на верхнем этаже. Там, конечно, охрана, но мне ли тебе о секретных лазах рассказывать. Вы с братом еще в детстве все тайные ходы изучили. Есть один, который прямо в спальную той башни ведет. Охрана будет снаружи, тебе никто не помешает. Наверняка, он дневник где-то там, среди личных вещей, спрятал. Я бы тебе помогла, но лестницы третьей башни мне не одолеть, а больше никому лучше не рассказывать, поэтому придётся самой. Справишься?

– Справлюсь, – решительно выдохнула Дэйра. – Надо устроить этому засранцу сюрприз. Будем играть по нашим правилам.

Однако направляясь в трапезную, откуда уже раздавались звуки пира, она уже не была уверена, что обратная кража дневника Маисии сколько-нибудь ей поможет.

Глава 4. Пир

Пиршественный зал был так обильно украшен лентами, тканями и гобеленами, словно их собрали со всего герцогства. Может, так оно и было. По закону, все подчиненные земли платили «праздничную» подать – на свадьбы, дни рождения и другие торжества герцога.

Роспись на потолочных балках обновили, рога животных, щиты, копья и старинные мечи, украшавшие мрачные колонны, протерли от пыли. Пестрые ковры не только придали тусклым каменным стенам красивый вид, но и закрыли щели, немного утеплив огромную трапезную, по которой любил гулять ветер. Огромный камин гудел и плевался искрами, однако его жаром могли наслаждаться лишь те гости, которые сидели в изголовье громадного стола, занимающего большую часть помещения. Чтобы ранние холода не застудили остальных участников пиршества, по зале расставили жаровни с горящими угольями, однако Дэйра все равно мерзла и была благодарна, когда Марго укутала ей колени под столом меховой накидкой.

Дэйра опоздала, но к ее счастью, родители были слишком заняты великим князем, чтобы обращать внимание на виновницу торжества. Поппи была права, ранний уход Дэйры никто не заметит. От пестроты костюмов рябило в глазах. Мода Майбрака диктовала многоцветие, поэтому шелка, меха, галуны, пояса и туфли собравшихся мельтешили разнообразием цветов и красок. Из причесок были популярны косы и сложные нагромождения из локонов, перевитые цветными лентами, поэтому распущенные волосы Дэйры вызвали косые взгляды, которые, тем не менее, доставили ей удовольствие. Несколько дам покрасили волосы в розовый цвет, поддавшись столичным веяниям, но в провинциальном Эйдерледже новшество еще не прижилось, и на модниц бросали осуждающие взгляды.

Когда Дэйра явилась, пир уже был в разгаре. Белую скатерть, которую стелили на стол по праздникам, успели заляпать вином и жиром, а плоские хлеба, которые, по традициям Эйдерледжа, использовали вместо тарелок, наполовину съели. В трапезную принесли жареную оленину под горячим перцовым соусом, кабана, зажаренного целиком на вертеле, лебедей и павлинов, тушеных с пряными травами, рябчиков, фаршированных ливером, и пироги со всевозможной мясной, грибной и овощной начинкой. В октябре церковь Амирона запрещала есть рыбу, поэтому рыбные блюда не подавались, хотя в повседневных трапезах семья герцога посты не соблюдала. Уже поспели красные зимние яблоки, алевшие аппетитной горкой едва ли не перед каждым гостем. Особым угощением стали сикелийские финики, заказанные специально для праздника у Согдарии вместе с перцем, мускатным орехом, гвоздикой и имбирем. После мясных блюд полагалось употреблять специи, чтобы вновь возбудить аппетит. Пряностями также обильно сдабривали вина для поддержания жажды. Вино у герцога всегда было хорошее, и к нему прикладывались особенно с большим удовольствием.

То, что начало вино, продолжили жонглеры, певцы и музыканты, окружившие пиршественный стол. Тем, кто сидел по бокам стола, приходилось вертеть головами, но оно того стоило – подобные развлечения в герцогстве были редкостью. Особый восторг гостей вызвал медвежонок, которого водил на цепи по залу громадный циркач, напоминающий ожившую скалу. Медведю бросали кости и огрызки яблок, зверь кружился на задних лапах, дамы визжали от страха и восторга, певцы надрывали глотки, музыканты рвали струны, танцовщики не щадили ног. В преддверии долгой и тяжелой зимы люди всегда веселились, словно последний раз в жизни.

Дети герцога сидели рядом с детьми баронов и виконтов Эйдерледжа чуть поодаль от хозяина замка и свиты великого князя, которой, разумеется, отвели самые почетные места. Затем располагались правящие лица герцогства с супругами, которые обычно сидели рядом с Зортом, но сегодня все понимающе терпели. Из-за пышных одежд баронов и их жен Дэйре не было видно самого Лорна, чему она была рада. Светлый князь явился на праздник с тремя офицерами, секретарем и другом – графом Георгом Эстрелом из Нербуда. Женская половина Эйдерледжа, присутствующая на пире, почему-то была уверена, что именно молодой и красивый Эстрел был тем самым тайным членом королевской комиссии, выбирающей невест для принца, соответственно, уделяла ему повышенное внимание. Дамы также высоко оценили тот факт, что Амрэль Лорн явился без спутниц, следовательно, шансы местных женщин составить компанию брату короля сегодня ночью или в обратной поездке в Майбрак были значительными.

Чтобы не лишиться уверенности в задуманном, Дэйра решила в сторону светлого князя не глядеть. За тот час, что она планировала провести за столом, ее вполне развлечет и Томас, вырядившийся в шелка и бархат. Шапочка цвета спелой сливы прекрасно подходила к его золотистым кудрям, которые брат не поленился причесать и уложить. Шея Томаса утопала в белоснежных кружевах, выглядывающих пышным ореолом из-под темно-фиолетового камзола, расшитым жемчугом. Длинные пальцы в белых перчатках изящно обхватывали хрустальную ножку бокала, а томный взгляд прохаживался вдоль подруг Дэйры, не останавливаясь ни на одной и в то же время цепляя каждую. Даже Ирэн, влюбленная в своего Феликса, начинала судорожно поправлять локоны и теребить рукава, когда взгляд Томаса Зорта задумчиво останавливался на уровне ее шеи.

Дэйра не вмешивалась, потому что ей было интересно. Еще накануне они с братом поспорили, что этой ночью он будет ночевать не один, а с одной из «приближенных» к Дэйре молодых баронесс. Когда с горизонта исчезал мифический образ принца Эруанда, всплывал принц «местный» – наследник Томас. Бабник, как называла его сестра, и ценитель женской красоты, как называл себя он сам. Сегодня ставки были сделаны на Сидию Гулавер из Эйсиля, но задачу Томасу усложнял светлый князь со свитой, а также пилигрим из Согдарии, которые сильно отвлекали юную баронессу.

Пилигрима привезла бабушка Джерики, баронесса Ингульская, недавно вернувшаяся из длительного путешествия по Агоде и лежащей за ней Согдарии. Странник оказался весьма симпатичным молодым человеком великаньего телосложения, с шикарными бровями и густыми ресницами, из-под которых он изредка бросал косые взгляды на вабаров. Пилигрим был занят тем, что поглощал уже пятое блюдо и, судя по наблюдениям Дэйры, вовсе не спешил заканчивать трапезу. По традициям застольев Эйдерледжа гостя следовало кормить до тех пор, пока он не опустит кубок, а уже потом требовать с него истории. Пилигрим, похоже, обычаи знал, потому что держался за кубок крепко, словно за меч во вражеском стане. Может, дикие вабары ему таковыми и казались, однако Дэйра слышала, что и драганы, к которым принадлежал странник, не отличались хорошими манерами на пирах.

В любом случае она собиралась покинуть трапезную раньше, чем пилигрим начнет свои истории.

– Вся пища на пиру освящена именем Амирона и несет в себе частицу его благодати, – голос капеллана раздался так неожиданно, что Дэйра едва не опрокинула бокал на платье. Теперь понятно, кому предназначалось пустующее кресло справа от нее. Наверняка, матушкины происки – за стол с довольным видом усаживался домашний церковник их семьи Карлус Рейнгольд. Поистине, изысканная месть родительницы, недовольной поведением дочери.

– Особенно полезен сегодня хлеб, он благословлен во время вечерней службы и имеет много целебных свойств. Прошу прощения за опоздание.

– Да, магистрате Карлус, – вежливо кивнула Дэйра, про себя решив, что к хлебу она точно не прикоснется. Редкая трапеза проходила без наставлений капеллана, и сегодняшний пир не должен был стать исключением.

Добившись внимания Томаса и сидящей напротив баронессы Сидии, церковник даже привстал, чтобы его было лучше слышно:

– Помните, что идет пост, не чревоугодничайте! Когда змея старится, она влезает в узкую расселину в скале и постится сорок дней, затаившись. Потом линяет и снова становится молодой. Все тучные животные не могут бегать так быстро, как легкий и малопищный олень. Подобно им и чревоугодник не может быть так деятелен и благопоспешен, как тот, кто воздерживается.

Пользуясь тем, что церковник находился сбоку от нее и смотрел на сидящих напротив подруг, Дэйра скорчила гримасу, передразнивая пожилого капеллана. Стараясь не рассмеяться, Сидия покраснела и надула щеки, отчего ее лицо приобрело особенно забавное выражение. Атмосфера праздника брала свое. Дэйре вдруг захотелось забыть тревожные новости и события последних дней и хотя бы немного развеселиться. Все-таки отмечали ее день рождения, а не приезд великого князя, который открыл танцы, пригласив первую даму герцогства – Ингару Кульджитскую. Лицо матери Дэйра не видела, постоянно утыкаясь взглядом в затянутую в синий камзол спину Амрэля, а вот отец выглядел встревоженным, и явно не танец Лорна с его женой был тому причиной. Фредерик Зорт то и дело подзывал к себе взмокшего Гарона Шонди, отдавая ему указания, а иногда подписанные бумаги. Герцог работал даже на праздниках. Дэйра не удержалась, и когда Гарон с важным видом проходил мимо ее стола, показала ему язык. Не стоило, конечно, но вид его вытянувшегося лица принес ей удовольствие. Посмаковав вино, которое ей усердно подливал сенешаль, Дэйра решила, что оно в самый раз. Голова становилась легкой, мысли на тему «что делать» и «почему так получилось» уходили, сменяясь игривым настроением. Дэйре захотелось танцевать.

– Бог вложил человеку любое желание духовных и плотских поступков. Сну свое время и мера, желанию пищи и время, и мера, и питью свой срок и умеренность, потребность в женщине время и мера, – Карлус Рейнгольд сделал паузу и многозначительно посмотрел на Томаса, который изо всех сил старался сохранять серьезность. – Но, если эти желания исполнять без меры и времени – грех будет в душе, а в теле недуг. Недуг в наших телах рождается из желчи, которая сворачивается от чрезмерный еды и питья, и лежания, и женской ласки. Вообще, желчи в человеке три: желтая, зеленая и черная.

– Спасибо, магистрате, – прервала капеллана Дэйра, – пожалуйста, не забудьте нам рассказать о желчи на утренней проповеди. Прошу отведайте этой заячьей печенки в луковом соусе, мы с матерью включили ее в меню специально для вас. Боюсь, если подождать, она остынет, а вкуса у холодной еды нет.

Улыбнувшись в ответ на благодарные взгляды подруг, Дэйра щедро подложила охотно замолчавшему капеллану порцию горячо любимой им печенки. Желание еды преследовало магистрате Карлуса постоянно, служа его личным демоном, превратившим когда-то симпатичного человека в обрюзгшего толстяка. Капеллан считал, что его тучность передалась по наследству, и смертельно обижался, когда его обвиняли в чревоугодии. Впрочем, таких смельчаков в замке было мало – разве что приходящие служанки из деревень. Карлус Рейнгольд был натурой мстительной, а проблем с церковью Амирона никто не хотел.

Циркачи и артисты потеснились, уступив место в зале танцующим парам. Приглашенные музыканты из Кульджита играли так задорно и весело, что Дэйра, не удержавшись, принялась притопывать, кивать и прихлопывать в ладони. Вино играло на ее щеках горячим румянцем, разгладило морщины на лбу и поселило на губах неувядающую улыбку. Поймав свое отражение на стенке бокала, Дэйра осталась собой довольна– такие моменты согласия с внутренним «я» были редки, и их стоило ценить. Сейчас ей нравилось в себе все – прическа, вернее ее отсутствие, макияж, состоявший из помады на губах, которая почти «съелась», горящий взгляд и раскрасневшееся от жара лицо. Дэйре, на самом деле, было душно, хотя сидящий рядом церковник надел плащ, а потом выпросил у нее плед, которым Марго укутывала ей ноги. Отчего все вокруг мерзли, молодой маркизе было непонятно. Будь возможность, она бы и тяжелое верхнее платье сняла, а то из-за него у нее вся спина взмокла.

Увлекшись мелодией, девушка и не заметила, как за столом остались только они с капелланом. Карлус поглощал третью порцию печенки, и к дэйриному счастью молчал. Амирон запрещал ему разговаривать во время еды. Между тем, подруг расхватали кавалеры, переместив их в центр зала, где танцевали. Томас тоже исчез. Поискав глазами его пышный кружевной воротник, Дэйра заметила брата, танцующим с Сидией. Похоже, пари она все-таки проиграет.

– Никак не могу согреться, – пожаловалась Ирэн, не совсем изящно плюхаясь рядом с Дэйрой и жадно припадая к вину. – Думала, после танцев будет жарко, но этот Амрэль ведет так медленно, что я едва не заснула.

– Ты танцевала с Лорном? – от изумления Дэйра едва не поперхнулась вином.

– Возвращайся скорее к нам, милая, – прощебетала Ирэн, помахав рукой у нее перед глазами. – Скажу тебе по секрету, что танцует он скверно, а вести даму совсем не умеет. Не даром говорят, что майбракские вабары с танцами не дружат.

– Сюда подошел и пригласил? – переспросила Дэйра, усиленно пытаясь сообразить, где в тот момент была она. Если ей не изменяла память, стола она за весь пир ни разу не покидала.

– Ну да, – фыркнула Ирэн и перешла на шепот. – Ты дар речи, похоже, потеряла, уставилась на эту вазу с цветами и глаз от нее ни разу не подняла, а Карлус едва печенкой не подавился. Не ожидал он, что светлый князь застанет его за грешным делом. Я и сама обомлела, нешуточное ли дело, чтобы после герцогини меня танцевать вели. Как думаешь, если он меня ночью к себе позовет, соглашаться? Феликс, если что, поймет, а ты потом подтвердишь, что светлому князю не отказывают.

Дэйра медленно поднесла к губам бокал, но потом, опомнившись, отставила его от себя подальше. Это же надо так напиться, чтобы Амрэля Лорна не заметить. И что она в этих цветах нашла?

Дэйра только сейчас заметила букет желтых роз в вазоне посреди стола. Как и все другие цветы, эти розы вызывали у нее только отвращение. Даже сквозь густой аромат заячьей печенки в луковом соусе она чувствовала их благоухание и всерьез опасалась головной боли и тошноты – своей обычной реакции на запах цветов.

– А Лорн, случайно, не обиделся, что я с ним не поздоровалась? – осторожно спросила она.

– Да ты поздоровалась, – Ирэн посмотрела на нее озадаченно. – Поднялась, поклонилась, сказала что-то такое вычурное, даже я не повторю, села обратно и, как воды в рот, набрала. Все на эти цветы смотрела. Томас, он еще тогда за столом был, сказал, что ты настолько обожаешь розы, что, когда на них смотришь, больше никому уделить внимание не можешь. Я, конечно, немного опасалась, что Лорн оскорбиться, но он улыбнулся только и увел меня танцевать. Ты что, вина перебрала?

– Кажется, – неуверенно ответила Дэйра, отодвигаясь от роз подальше. Ничего не случилось, успокоила она себя. Подумаешь, провал в памяти. Она просто давно не пила так много. А вот то, что начинала кружиться голова, было, действительно, плохим признаком. Впрочем, если ее сейчас пригласят, она с удовольствием закружится в танце – и пусть весь мир кружится вместе с ней.

К ее столику уверенно направлялся граф Георг Эстрел, и сердце Дэйры бешено забилось. Все-таки она была падка на красавчиков. Да – сегодня ее праздник, пусть этот Лорн танцует с кем хочет, она сейчас утрет ему нос и покажет, как танцуют в Эйдерледже.

– Миледи, прошу разделить со мной этот прекрасный танец, – голос у графа Эстрела был еще лучше, чем его мужественное лицо с пронзительными синими глазами. Дэйра узнала мелодию – играли Сифироль, танец любви и счастья, который она обожала даже больше, чем охоту.

Дэйра открыла рот и поспешно закрыла, когда Георг Эстрел подал руку Ирэн. Рыжеволосая баронесса бросила наигранный взгляд сожаления на недоеденное пирожное и, улыбнувшись во все зубы, позволила графу себя увести. Какое-то время Дэйра бездумно смотрела на бокал с вином, но тут ее внимание отвлек капеллан. Карлус Рейнгольд вдруг поперхнулся и закашлялся так страшно, что Дэйре пришлось подавить внутренний порыв зареветь во весь голос и выместить злость на спине капеллана, от души ее поколотив. Карлус все никак не мог отдышаться, и она позвала слугу, чтобы он отвел церковника к Маисии. Все-таки не зря Поппи говорила, что капеллан умрет от еды.

Вздохнув, Дэйра пододвинула к себе наполовину опустевшее блюдо с заячьей печенкой, решив, что ком в горле надо заесть. Но от одного вида пищи мирно дремавшая до этого тошнота вдруг проснулась и заявила о себе в полную силу. Еще и подругу, головную боль, позвала. А между тем, Сифироль гремел на весь зал, сотрясая потолки, стены и сердца танцующих. Дэйра оглянулась в тайной надежде, что за столом полно гостей, которые предпочитают есть, а не танцевать, но вынуждена была признать поражение. Даже отца вытащили в центр зала, что случалось крайне редко. За столом торчала Дэйра, да еще старая баронесса Ингульская, которая была занята флиртом с молодым сенешалем. Ком в горле стал почти невыносим.

– Миледи, – сквозь грохот Сифироля она не сразу услышала, что ее окликнули.

Позади нее стоял раскрасневшийся Томас и протягивал ей руку.

– Прошу разделить со мной этот танец, – церемонно произнес он и подмигнул. – Не могу смотреть, как моя сестра лопает заячью печенку, когда играют ее любимую музыку.

– Пошел к черту, – огрызнулась Дэйра. – Тебя Сидия ждет.

– Подождет, она уже моя, а значит, пари ты проиграла, – брат усмехнулся и неожиданно обнял ее за плечи. – Это ведь твой праздник! Если все мужчины в этом зале пригласили неуклюжих буренок, а не лучшую даму герцогства, то только потому что они ослепли. Или замерзли – в зале ужасно холодно.

Дэйре было жарко – так жарко, что хотелось сорвать с себя все и выброситься в окно навстречу ночному ветру.

– Не расстраивайся, детка, – сказал Томас, переходя на покровительственный тон, который ему ужасно нравился. – Они просто тебя боятся, ты ведь у нас особенная. Помнишь, летом на празднике урожая то же самое было. А все потому, что ты слишком серьезно на всех смотришь. У тебя взгляд такой… такой… Слов не подберешь. Хотя, если честно, не во взгляде дело. Люди на таких праздниках хотят веселиться, а ты все-таки дочка Зорта, с тобой привычную маску не снимешь, не расслабишься.