Весна умирает осенью

В этот же момент загорелая женщина в спортивном костюме, безмятежно сидевшая за столиком прибрежного кафе, выгребла из кармана горсть мелочи, не глядя высыпала ее в блюдце и бросилась в направлении насеста с красным крестом, торчащего на высоких сваях посередине довильского пляжа.

Родион тут же развернулся и успел занять освободившееся место – буквально за секунду до того, как к нему подскочил господин в замшевой куртке и вычурном шейном платке. Мужчина, вскинув в недоумении ухоженные брови, изобразил ими недовольство и нехотя ретировался, оглядывая кафе в поисках новых возможностей.

– Марк, ну что вы в самом деле! Идите же сюда, что вас вечно тянет в народ! – раздался откуда-то слегка надменный женский голос.

Оливия, приблизившаяся было к оккупированному Родионом столику – на первой линии с видом на променад и алмазную гладь Ла-Манша, – обернулась. За серповидной аркой с надписью: «Пляж «Солнечного бара» на дощатой палубе, утопавшей в песке, были расставлены изящные столики и кресла. Рядом с ними поблескивали никелевыми боками ведерки для льда, а сверху нависали тугие купола сине-желтых солнцезащитных зонтов.

У самого длинного стола, рассчитанного на восемь персон и отгороженного от остальных декоративной ширмой, стояла элегантная дама. В тонком кашемировом кардигане, свободных брюках, струящемся шелковом шарфе и объемных темных очках на остром аристократичном лице, она напоминала одну из тех американских кинозвезд, которые фланировали по Довилю еще пару недель назад.

Рядом с немолодой красавицей в подобострастном полупоклоне застыл гарсон, держа наготове блокнот, чтобы в любой момент взять у нее заказ.

Всплеснув холеными руками, замшевый Марк устремился к даме, восклицая:

– Зоя, ну зачем вы… – Тут, чуть замешкавшись, он присовокупил на ломаном русском: – Dusha moja! Дайте же мне о вас позаботиться!

«Душа» равнодушно пожала плечами и бросила официанту:

– Бутылку «Krug» Grande Cuvеe и две дюжины устриц.

Преданно кивнув, официант устремился в сторону барной стойки, игнорируя попытки Родиона привлечь к себе внимание. Оливия опустилась в парусиновое кресло рядом с ним и начала изучать варианты позднего завтрака: багет с маслом и джемом, яйца-пашот, тосты из ржаного хлеба с авокадо и лососем – все это выглядело крайне аппетитно!

– Знаешь, кто эта дама? – поинтересовался Родион, заполучив наконец свой кофе и свежевыжатый цитрусовый сок.

Оливия помотала головой, держа в сжатых губах заколку для волос, которые она уже несколько минут пыталась скрутить узлом на затылке.

– Ее зовут Зоя Вишневская. Знакомо тебе это имя?

– Ну конечно, – подтвердила она, справившись наконец с прической и отхлебнув «горячего шоколада», который на деле оказался холодноватым приторным какао. – Я же видела ее десятки раз в светской хронике… Когда я жила в пансионе при балетном училище – до того, как поступила к нам на факультет, – у меня все стены были обклеены репродукциями работ ее отца. Андрей Вишневский – гений, опередивший время, художник, который умел изображать не предметы, а эмоции. Поэтому его картины мало кто мог подделать…

– Насколько я знаю, подделывали, и не раз, – возразил Родион, принимая от официантки одной рукой корзинку с круассанами, хлебом и миниатюрными баночками джема, а второй – увесистую масленку с желтоватым нормандским маслом.

– Да, но как только дело доходило до серьезной экспертизы, сразу выяснялось, что рисунок сделан другой рукой. У Вишневского была повышенная чувствительность к цвету, он избегал однозначных оттенков и всегда смешивал краски – воспроизвести его «радужный сплав» практически невозможно…

Внезапно в кармане Родиона тренькнул телефон. Он нехотя принял звонок и тут же пустился в пространное обсуждение каких-то стилистических нюансов, связанных с корректурой его новой документальной книги.

Ломая пальцами теплый, чуть липковатый от масла круассан, Оливия рассеянно созерцала окружающий мир. Солнечные блики сверкали в едва намечающейся у берега волне, где-то вдалеке ползла, оставляя за собой пенистый след, неуклюжая баржа, а из городской гавани отчаливали легкие яхты и парусники.

На пляже, подобно бабочкам, распахивали крылья многоцветные зонтики, а между ними в поисках достойной добычи по-хозяйски прогуливались вальяжные чайки.

Тут мимо Оливии проплыли два сервировочных блюда-кокиль, заполненные кубиками льда, на которых посверкивали отборные устрицы и желтели ломтики лимона. Протиснувшись между столиками, официант водрузил свою ношу на стол, за которым расположились Зоя Вишневская и ее франтоватый спутник. Подавшись вперед и обхватив интимным жестом ее сухие запястья, Марк, кажется, так его звали, что-то страстно говорил, пристально вглядываясь в ее лицо. Но оно сохраняло дружелюбно-сдержанное выражение – Вишневская была актрисой с богатым сценическим прошлым и умела контролировать свои эмоции, дозированно выдавая белозубые улыбки, благосклонные кивки и короткие рулады смеха в уместных на публике количествах.

– Зоя, милая, прости, что задержались! Сегодня была примерка костюмов, и так все затянулось – мне определенно пора садиться на диету!

Со стороны парковки к «Солнечному бару» спешила ярко накрашенная дама в распахнутой байкерской куртке и цветастом платье. За ней послушно следовали двое молодых людей инфантильной наружности.

Сметливый официант бросился за новыми бокалами и заказанным актрисой шампанским. Через секунду послышался истеричный собачий лай, и два последних места за столом Зои заняли импозантный седовласый господин и его вызывающе юная спутница. Она держала на руках испуганного той-терьера, который мелко дрожал и нервно облизывался.

– Колоритная компания, – констатировал Родион, закончивший свои телефонные дебаты и с аппетитом взявшийся за запоздалый завтрак, который имел все шансы превратиться в обед. – Говорят, шампанское и бриллианты – вот в чем секрет вечной молодости Вишневской…

– А сколько ей сейчас лет?

Родион задумался, а потом назвал примерное число.

Оливия бросила на него изумленный взгляд.

– Да не может быть…

– Зоя – одна из богатейших женщин Франции и многое может себе позволить. К тому же она актриса, привыкла следить за собой. Правда, в последнее время она так увлеклась вечеринками, что рискует навредить своему безупречному облику. По-моему, недели не проходит, чтобы ее имя не мелькнуло в какой-нибудь позорной светской хронике.

– Это точно… То скандал с молодым альфонсом, который проматывал ее деньги, совершая путешествия на частном самолете с девушками из эскорта. То эти вечеринки «для своих», которые она устраивала прошлым летом в Сен-Тропе. Помнишь тот жуткий случай, когда один из ее немолодых гостей умер прямо в смокинге в шезлонге у бассейна, а Зоя обнаружила его тело лишь на следующее утро?

– Однако это не умаляет ее заслуг перед искусством. Все-таки Вишневская когда-то была яркой актрисой – я видел ее дважды на сцене «Театра Шатле». Кстати, не знаешь, она приехала сюда лишь в качестве зрителя?

Оливия задумалась и полезла в сумку за смартфоном. Зайдя в свою почту, отыскала сообщение с заголовком «Программа» и, просмотрев его, с удивлением заметила:

– Надо же! Я как-то упустила это обстоятельство: Вишневская открывает фестиваль торжественной речью, а в последний день будет вручать участникам статуэтки.

– Вот у кого стоило бы взять интервью! Ее фамилия может однажды появиться на местной Аллее Звезд, – он кивнул в сторону именных барьеров, украшающих океанский променад.

– Если честно, для меня Вишневская – персонаж из прошлого. Да и ее русские корни не имеют особого значения – она ведь родилась и выросла в Париже… Лучше все же рассказать читателям о современном искусстве и об артистах, приехавших из России.

– Как знаешь, – вздохнул Родион, доставая темные очки – солнце уже стояло в зените, растолкав облака, и слепило нещадно. – В любом случае организовать беседу с Зоей в последний момент не получится. Судя по всему, мадам приехала в Довиль не столько работать, сколько наслаждаться последней вспышкой лета. Но, если честно, я могу ее понять: это ведь искусство долговечно, а жизнь человеческая очень коротка. Закажем шампанского?

II

Актриса

Следующий день промчался на высоких скоростях: с раннего утра Оливия в сопровождении редакционного фотографа бегала по гримерным комнатам, служебным коридорам, отельным номерам и уединенным скверам – в общем, любым местам, где соглашались встретиться звезды российской оперы и балета.

Последняя беседа оказалась самой тяжелой – интервью с художественным руководителем труппы пришлось брать на арьерсцене «Театра Казино Барьер», заваленной реквизитом к готовящемуся спектаклю. Вокруг сновали светотехники, монтировщики, костюмеры, то и дело прерывая их разговор громкими репликами и внезапными обращениями. Худрук раздражался, закипал на глазах, но старался все же ответить на вопросы обаятельной французской журналистки, которая, как оказалось, прекрасно владеет русским.

– Понимаете, в этой постановке мы хотели бы раскрыть внутренний мир каждого участника, чтобы добиться наиболее тесного контакта со зрителем, – рассказывал он, то и дело косясь на сцену…

– Да сделайте уже что-нибудь со светом, еперный балет, ведь рваный задник из зала видно! – проревел вдруг кто-то из партера.

– …так вот, – попытался продолжить худрук, нервно передернув лицом, – во время фестиваля хотелось бы продемонстрировать французской публике весь диапазон…

Конец его фразы заглушил скрежет лебедок – сверху на мощных тросах на сцену начали спускаться античные колонны. В отчаянии махнув рукой, худрук жестом предложил Оливии переместиться в другое помещение, которое оказалось тесной подсобкой в самом конце коридора. Судя по пришпиленному к двери листку с надписью кириллицей: «Не долбить! Распугаете муз!», российская труппа обжила и ее.

Распрощавшись с измученным худруком и выйдя наконец из театра, Оливия взглянула на циферблат: уже половина шестого… Через полтора часа начнется гала-ужин, а ей нужно еще сделать пару звонков и привести себя в порядок.

Погода стояла чудесная: золотистый шар солнца оплывал, заливая краской тусклый горизонт. Воздух был влажным и теплым, пахло водорослями и рыбной похлебкой.

Миновав роскошную улицу Казино с ее элегантными бутиками и толпами праздношатающихся гостей, Оливия повернула в проулок. Он был утыкан особняками, оформленными в нормандском стиле: заостренные башенки на фоне двускатных черепичных крыш, резные балконы, застекленные эркеры и характерный «коломбаж»[4 - Конструкция из деревянных балок, которые служат каркасом здания.] из темных деревянных брусьев.

В самом конце пассажа возвышалась отпускная резиденция, в которой им удалось снять квартирку на всю фестивальную неделю. Апартаменты принадлежали коллеге Родиона по расследовательской ассоциации, и тот охотно их уступил, предпочитая отдыхать на курорте в более спокойный сезон.

Родион сосредоточенно расхаживал по комнате, что-то наговаривая на диктофон. Зная, что отвлекать его в такие минуты нельзя, Оливия тихо проскользнула в ванную. Та была небольшой, но, в отличие от самой квартиры, хорошо обустроенной. На кафельном полу стояли горшки с цветами и миниатюрные керамические подсвечники, на полке возвышалась стопка мохнатых полотенец, а в изножье ванной чья-то заботливая рука разместила флакончики с морской солью и эфирными маслами: розмарин, тимьян, лаванда.