За дверцей машины стоял, закрыв лицо руками, Ангел-Хранитель Жиз.
Он подхватил после убийства душу Жизель, от которой остался один огарок, и, слегка приобняв за плечи своей энергетической оболочкой, попросил ее не оглядываться на то, что происходит в машине.
А там маньяк врезался своим членом в мертвую плоть и причитал:
– Будешь знать, как изменять!
Ангел Жиз, уведя душу в безопасное место, по интуифону связался с Ангелом Клода.
– Этот маньяк ее пристрелил, представляешь! А теперь выворачивает матку Жиз наизнанку и протирает ее спиртом. Ужас-то какой! Я… сопровождаю ее душу в чистилище. Убитых ведь прощают, да?
– Это контрабанда с твоей стороны. Но раз уж так получилось – попробуй убедить Престол.
Клод тем временем вместе с агентом – немолодой приятной женщиной в матерчатых туфлях и консервативном костюме без рукавов уже вышел из офиса, где ему показали несколько фото сдаваемого жилья и одну за другой две квартиры.
Его интересовал теперь не только вид из окна, ног и высота забора, наличие лужайки. Он словно в одночасье стал помешанным на чаде отцом.
То ощущение, которое он испытал, когда мчался в клинику, прижав горячее тельце к своей мокрой рубашке, словно сделало его сердце очищенным, обнаженным, как банан. И он понял, что раньше он просто никогда не знал любви. Такой, ради которой можно и на карачках убегать от злобной бабы – только бы кроха не остался один на один с этим миром, в котором может предать даже мать!
Ангел Клода довольный тем, что в нужное время Клод оказался рядом со свидетелем и теперь у него есть алиби для полиции, радостно перевернулся в воздухе. Теперь можно было заняться составлением нового будущего Клода. И он отбыл на совещание с Ангелом Софьи.
На небе Ангелы снова раздвигали на глобусе желаний дорожку в будущее. Они пере-коммутировали желания других людей, замыкая контакты синих и зеленых, красных и лиловых друг с другом. Раздвигая проходы между густой травой разноцветных проводов или травинок желаний, делая Клоду зеленый коридор к Софье.
Вокруг было ясное, но белесое небо, в котором этот глобус судеб смотрелся, как букет невиданной красоты. Но на земле его было не видно. Кто-то из небесных поэтов назвал этот глобус «планетой желаний». И так оно и было.
– Первым делом надо его как-то выманить из страны и отправить в тот город, где живет Софья – Сказал Ангел Клода, озадаченно прикидывая, сколько тысяч километров придется вести его подзащитного к цели.
– Поменяем ему профессию?
– Нельзя. Он каскадер. Это не профессия – это мания.
– Слушай, ну почему мы выбрали его. Он же свою жену пристрелить хотел.
– Зато моя-то подопечная своего мужа действительно убила. Хотя иначе бы пострадали невинные люди на дороге. Свекровь ее наняла человека, чтобы испортить тормоза у машины Сони. И тот свое едва сделал. А пьяный сын Тамары оказался в машине случайно – Софья повезла его, пьяного к Иллариону – преступному авторитету. Тот вызвал адвоката.
Так что, обнаружив, что тормоза отказали, Софья решила не рисковать чужими жизнями, и въехала вместе с пассажиром в столб у дороги. Хотела вместе с мужем умереть. Он ее мучил страшно. И вообще, что это за разговоры по обсуждению приказов? Было велено дать Софье «ее» мужчину. А не хорошего человека. Так что он ее и есть «ее». Парный.
Глава третья
Невольно Ангел Софьи затормозил крупный план своей подзащитной на водном экране.
– И чего они сходят все с ума? – Ну, синие глаза, русые волосы, маленький нос и большие губы – этот портрет сейчас искусственно воспроизведен у каждой второй молодой девицы, нашедшей спонсора.
Просто у Сонечки в глазах есть глубина. Но ее нужно выстрадать.
И еще Ангел был единственным читателем стихов Софьи. И пока все они были очень умными и не о любви.
Первые зарифмованные строчки девочка написала после похорон родителей.
Любить живых – куда трудней, чем мертвых,
чем только тень, оставленную именем,
лишь только то, что в памяти хорошего
незыблемо оставлено нам ими.
Любить живых – таких непостоянных,
таких смешных и в непогоду тусклых,
неокруженных вялыми цветами,
частенько – скучно, а порою – грустно.
Я алым сердцем, как губами, улыбаюсь
Другому сердцу, что обиженно надулось,
Что б не замаливать убитыми цветами
Свой смертный грех, что смертью стал для друга.
Это ночью, когда их подопечные смотрят заранее подготовленные сны, Хранители снова собрались вместе. И Ангел Сони прочел им эти строки. На этот раз на закрытой на зиму террасе ресторана на крыше московского небоскреба.
После всех неотложных дел у Ангелов, наконец, появилась возможность перемотать назад сюжет жизни Софьи, которая сперва была Воробьева, а потом стала Орлова.
Никто не говорил этого вслух, но все же они для себя хотели бы понять, что она, в конце концов, за птица, и почему именно ей решено было дать второй шанс в жизни.
Услышав про второй шанс, Ангел юной поэтессы припомнил и прочел собравшимся другие ее стихи. Соня их никому никогда не показывала. Да и вообще она всегда была малообщительным человеком. Поэтому взгляды на жизнь не декларировала вслух. И узнать о ней больше можно только из стихов, которые слагались в ее голове во всех важных ситуациях:
Уселися грузные тучи
На синенький пуфик небес
Пружины-деревья прогнулись, скатилась лавина дождя
И осени тихая грусть превратилась в отчаяние ноября.
Пока…
повязанная белой шалью,
по тротуарам, бедная, скользя
Все прибрала и все «пообвязала»
простая служащая женщина – Зима.
Казалось, все теперь пойдет прекрасно
И все случится с чистого листа.
Но быстро исчезает красота:
Под снегом снова мусор проступает,
По прежним стежкам тропки пробивают.
И каждый этой жизни миг