Мне не дано оркестром быть серьезным,
лишь тоненькой натянутой струной.
Но дивный Мастер может виртуозно
озвучить мирозданье и одной.
Господь, спасибо, что позволил в мире
Струной в Твоей быть многозвучной лире.
Мальчик-паж
У каждой взрослой женщины, наверно,
был мальчик-паж, отчаянно влюблённый,
то пылкий, то застенчивый безмерно,
в искусстве обольщения зелёный.
Мой юноша с глазами пьяной вишни,
с горячими несмелыми губами
мне помнится. Хотя все сроки вышли,
воспоминанья в сердце мне упали.
Триумф любви то было, иль уродство?
Тогда меня впервые посетило
насмешливое чувство превосходства.
Но гонор с обожанием сплетался.
Пусть идол мой – угасшее светило,
но свет его в стихах моих остался
Родина большая и малая
Родина
Родина – произношу с любовью
У нее прекрасное лицо!
Родина моя полита кровью
наших дедов, прадедов, отцов.
За нее с фашистами сражались,
за детей, за матерей и жен.
Из руин подняли, из пожарищ.
Победили. Низкий им поклон.
Про героев песня не допета,
что в кровавом, огневом бою
для детей войны, детей Победы
Отстояли родину свою.
Родина берет свое начало
с родинки у мамы на груди,
с песни, что баюкала, качала,
обещая сказку впереди.
Родина с картинки не начнется.
Только очень близкий человек
к сердцу этим словом прикоснется
и заставит полюбить навек
это бесконечное пространство
знойной степи и седой тайги.
Или город.
Так надрывно, страстно
полюбить с неистовством таким,
что другие дивные владенья,
где звучат иные языки,
где не слышно жаворонка пенья,
и камыш не шепчет у реки,
не наполнят острой болью душу,
если больше не увидишь их.
Я люблю и летний жар, и стужу
только здесь, среди людей родных.
Среди песен грустных и застольных,
что переплетаются хитро,
среди храмов, звонов колокольных,
средь моих попутчиков в метро.
Знаю, я когда-нибудь покину
временную родину мою,
и она мне перекрестит спину.
Только там, в неведомом краю,
трудный путь в конце концов осилив,
именем другим не назову
Родину – Небесную Россию,
дом родной – Небесную Москву.
Городуля
В привычном грохоте и гуле,
в плену у камня и стекла
живет лукавый Городуля,
вершит нехитрые дела.
Любимец Старого Арбата,
смотритель Воробъевых гор,
он просто лешим был когда-то,
когда шумел здесь темный бор.
Теперь и не узнать округи.
И он позабывать уж стал,
когда князь Юрий Долгорукий
в его владеньях пировал.
В его лесах крепчали срубы,
росли дома, все больше их.