– Да, малявка?
– Рито... Так все хорошо...
– А будет еще лучше. Пойдем.
– Куда?
– Куда надо...
Он потащил ее в глубь расцвеченных цветными фонариками улиц, шум и музыка стали тише. Даро в тяжелом, изрядно помявшемся платье едва поспевала за стремительным байланте, но идти тише не просила, боясь спугнуть неистовое очарования праздника. Они остановились перед резной ореховой калиткой в глухой белой стене, Рито потянул шнурок колокольчика. Их ждали, потому что открыли тотчас.
– С кем ты? – грудной женский голос прозвучал обиженно и удивленно.
– Моя сестра. Мы танцевали...
– На площади?
– Да, Паулина, – Рито рассмеялся, – видела бы ты камбалу! Но малявку нужно одеть, в этой капустной жути не попрыгаешь... Подыщи ей чего-нибудь, я заплачу.
– Ничего нет невозможного в ночь Санданги, – их собеседница задорно расхохоталась, – идем, нужно спешить...
Даро никогда и нигде не бывала, кроме герцогского замка, циалианской обители и нескольких дворцов, в которых жили самые знатные нобили. Обычный городской дом, пусть и богатый, был ей в диковинку, равно как и принесенный Паулиной ворох одежды. Девушка с отчаянно бьющимся сердцем наблюдала, как Рито со знанием дела рылся в груде разно-цветных юбок...
– Вот это подойдет, – удовлетворенно заявил брат, – вот это и это... Одевайся, мы тебя ждем. И расчешись, гребни у зеркала...
Они с Паулиной выскочили, взявшись за руки. Даро с некоторой робостью тронула пышную розовую юбку, собранную у талии на алую ленту, алый корсаж и белую блузку с низким вырезом и разрезанными от локтей рукавами... Святая Циала, что скажет мать! Хотя она наверняка уже в замке и не увидит... И вообще ей так или иначе достанется и за танец, и за бегство, так что хуже не будет. Даро решительно освободилась от некогда белого, а сейчас пятнистого платья с оборванным подолом и облачилась в одежду Паулины. Юбка едва достигала середины икры, а ленту в талии пришлось немного распустить, но вообще-то получилось неплохо. Из зеркальных глубин на нее глянула незнакомая девушка с полуобнаженной грудью и гривой иссиня-черных волос. Неужели это она? Неужели она так хороша собой? Но Рито велел не задерживаться.
Дариола выбежала в залитый луной сад, ночной воздух остудил разгоряченное лицо, в траве метнулось что-то белое, похожее на кролика... Отчего-то стало страшно. Что делает она в чужом доме, ночью, куда ее привели?! Даро бросилась бежать по тропинке и буквально налетела на Рито и Паулину, обнимавших друг друга. Святая Циала, какими же они были красивыми!
Брат решительно отстранил от себя подругу. Та сначала выглядела не слишком довольной, но потом рассмеялась.
– Рито, какое счастье, что она тебе всего-навсего сестра...
– Ну, не скажи... Эх, вот бы мне найти такую же, но с золотыми волосами!
– С золотыми?!
– Именно... Ладно, не злись... Дарита, а что это у тебя на шее ничего нет? Паола, а ну делись! И браслет давай, я тебе новый подарю...
Паулина сама защелкнула на шее Даро короткое ожерелье, и они втроем побежали к морю. Там уже пылал длинный и узкий костер... Дафна ненавидела этот обычай, но мирийцы, несмотря на ее вопли, продолжали в первую ночь Санданги прыгать через огонь, уверяя, что этим на целый год отгоняют от себя злые силы. Если Дафна узнает...
Высокий, мощный человек, в котором Даро с удивлением узнала маркиза Сэду, подхватил смеющуюся толстушку, оказавшуюся дочерью графа Робле, и рука об руку с ней перелетел через огненную полосу. На той стороне ему протянули кувшин, и маркиз высоко поднял его над головой, умело ловя губами винную струю. Несколько смеющихся парней, одетых так же, как Рито, бросили в костер кипарисовые ветви, отвращающие смертных теток[66 - Мирийское поверье. Смерть ходит в сопровождении шестерых теток, которые всячески вредят людям, вызывая в них нежелание жить.], и розмарин, и ветки жасмина, дарующие верность и удачу в любви.
– Ну что, девушки? Прыгаем? – засмеялся Рито, обнимая сестру и Паулину за плечи. Они разбежались, Даро показалось, что огонь взметнулся чуть ли не до небес. Нет, ей не перепрыгнуть, она же не байланте... Стена пламени была совсем рядом. Прямо из-под ног метнулось какое-то животное. Крыса! Даро в ужасе дернулась, и Рито вряд ли бы смог ее удержать, но неожиданно чья-то сильная рука буквально подбросила девушку, и та благополучно приземлилась на той стороне.
Помогший ей седой нобиль с юными светлыми глазами улыбнулся весело и открыто и передал им с Рито взявшийся словно из воздуха кувшин. Даро неумело поймала губами терпкое прохладное вино, изгнавшее из сердца последние остатки страха. На нее смотрели сотни глаз, мужских – с восхищением, женских – с завистью, но после мертвого взгляда Дафны ревнивые взгляды молодых красоток не пугали, а, наоборот, придавали уверенности... Даро улыбнулась угостившему ее нобилю, затем парням, прыгавшим раньше их, и те немедленно подошли.
– Рито, ты первый байланте Мирии, а твоя сестра ее первая красавица!
– Кто бы спорил, – засмеялся Рафаэль, – впрочем, сегодня все женщины – красавицы, а завтра все мужчины – байланте.
Даро, продолжая улыбаться, слушала их разговор, глядя сквозь огонь на ту сторону, которая вдруг стала казаться другим берегом. Там суетились, готовясь к прыжкам люди, бегала небольшая белая собака, которую она чуть было не приняла за крысу, трясли колокольчиками мулы виноторговцев... А затем появились отец и Рената, красивые и счастливые. Рафаэль засмеялся и замахал им руками. Рено посмотрела на костер и покачала головой, указывая на свои юбки. Отец что-то ей сказал, она засмеялась и принялась обмахиваться веером, а герцог, шутливо погрозив ей пальцем, разбежался и легко перепрыгнул через костер. Маркиза сложила веер и решила последовать его примеру, но в конец одуревшая собачонка кинулась ей под ноги. Рената махнула рукой и, обойдя огонь, присоединилась к ним. Теперь они были вместе. Великий герцог Мирии, его возлюбленная и его дети. Звенели гитары, пахло вином, цветами и морем, за их спинами смеялись волны, луна зашла, а над светлеющим горизонтом ярко сияла голубая звезда Амора...
2885 год от В.И.
21-й день месяца Агнца.
Меловой проход
То, что называлось Меловым проходом, на самом деле было тремя отдельными широкими тропами, разделенными невысокими, но крутыми холмами, возвышавшимися среди заболоченной низины, золотисто-бурой от прошлогоднего камыша. Дальше, влево и вправо, тянулась череда меловых холмов, похожая на обращенный в сторону моря серп. Весна выдалась сухой и теплой, да и зима была малоснежной, земля хорошо просохла, и расстояние между болотцами было куда шире, чем хотелось бы Александру.
Защищать придется довольно-таки большое пространство, рассчитывая лишь на свои руки и мечи. Впрочем, на их стороне неожиданность. Противник, несомненно, пойдет по среднему, самому широкому проходу, и его передовые части можно смять неожиданной кавалерийской атакой. Разумеется, потом придется спешиться и перебросить часть людей налево и направо, но удивить и смутить врага в начале боя – значит сделать шаг к победе. Александр Эстре ни разу не был в настоящем бою, но он немало читал про битвы прошлого, а после совещания в палатке Филиппа в нем словно бы что-то проснулось. Он мучительно перебирал варианты, пока не натыкался на единственный. Откуда приходило знание, что нужно поступать именно так, было непонятно даже ему, но Сандер ЗНАЛ, что прав. Наверное, эта неизвестно откуда взявшаяся уверенность в своей правоте и заставила того же Шаду беспрекословно согласиться с предложенным юношей планом. Граф кивнул большой головой и поехал к своим, а Сандер вернулся к «волчатам». Они казались притихшими, даже Луи Трюэль. Александр Тагэре окинул взглядом дорогие доспехи, султаны из разноцветных перьев, гербы лучших домов Арции и одинаковые темно-синие туники с серебряным волчонком... Дети и младшие братья тех, кто стоял на Бетокском поле, и он перед ними с предназначавшимся отцу мечом у пояса. Александр понимал, что должен что-то сказать, но что?
Он поймал темно-синий взгляд Сезара, заметил напряженную улыбку на лице Поля и сведенные брови Никола. Да, нужно что-то сказать, но имеет ли он на это право? Имеет! И по крови, и по тому, что они пришли сюда за ним и смотрят на него в явном ожидании. Сандер тряхнул темными волосами, отгоняя последние сомнения, и поднял руку.
– Друзья, – он улыбнулся, – странно, что я так называю вас только сейчас. К несчастью, лучшие слова лгуны и болтуны так затаскали, что произнести их, не стесняясь, можно только спьяну или перед боем... Не знаю, все ли мы будем вечером живы, и хочу, чтобы вы знали, как мне нужна ваша дружба и как я вам за нее благодарен.