Из жизни Ксюши Белкиной

– Ольк, ну ведь я и в самом деле перед ней виновата…

– Да в чем?! Подумаешь – ребенка без отца родила! Чего здесь такого-то? Да сейчас все без мужиков рожают! Ты на себя посмотри – на кого ты похожа стала?! У тебя морщин – больше чем у бабушки! И вид такой, будто на тебя только что замахнулись… Прям смотреть невозможно! И почему деньги ей отдаешь все до копеечки? Она меньше в два раза зарабатывает, а героиню из себя корчит! Ты ей отдаешь – она на себя и тратит в свое удовольствие! А сама в чем ходишь, посмотри! Стыд какой… Да такие пуховики теперь только самые последние лохушки носят! Пусть бы попробовала мне такой купить!

Ольку мама и в самом деле слегка побаивалась и безропотно выдавала ей на наряды требуемые суммы, в пределах имеющегося, конечно. Зарплата-то у Ксюши была небольшая… А хотела Олька всегда много! Чтоб поярче да покороче, и чтоб в глаза сразу бросалось! И красоту свою сильно уважала. Могла часами сидеть перед зеркалом, рассматривая свое молочно-розовое лицо, расчесывая белокурые длинные волосы. И откуда что взялось? От отца, наверное. Денис Караваев фактурный был мальчик, красивый… Только вот умишком ее особо природа не наградила – как и всякую блондинку, наверное. Училась Олька из рук вон плохо. Как ни билась с ней Ксюша, как ни сидела над книжками целыми вечерами… Никаким, даже чуть малым отблеском интеллекта Олькино бело-розовое личико было не обезображено, голубые кукольные глазки смотрели на мир открыто и дружелюбно, с восторгом и любопытством пивно-жвачно-тусующейся юности. Могла Олька и схамить походя, и заорать грубо, выражая свои эмоции, а иногда и сыпануть ядреным словцом! И соседей любопытных тоже не шибко жаловала. «А чего, – говорила, – не во дворце живем, а в коммуналке, богом забытой, зачем принцессу-то из себя изображать?»

– Ксюш, а знакомиться с Зинкиным мужиком одна поедешь, иль вместе с Олькой? – вернула ее из мгновенно пролетевшего перед глазами прошлого Галия Салимовна. – Я б на твоем месте поостереглась ее пока с собой брать – брякнет еще там чего-нибудь, перепугает мужика…

– Да Зинка сама кого хошь перепугает! – тихо отозвалась от плиты бабушка Васильевна. – Такая нервная стала в последнее время, просто ужас какой! Прямо как Леха мой… Вчера я ей рецепт новый котлет из мойвы предложить хотела, так она на меня как заорет! Надоели, говорит, ваши нищенские выдумки! Не хочу, говорит, больше вашу пищу плебейскую жрать! Вот прямо так и сказала – пищу плебейскую… Представляете?

– Да ладно, она всегда такая была! – чуть заплетаясь языком, откликнулась от своего стола Антонина Александровна. – Вечно злая ходила, на жизнь свою всем жаловалась… А какая такая у нее жизнь, скажите? Вот у меня сын инвалид, работать не может, и пенсия у него совсем крохотная… Я ведь не жалуюсь! А у нее вон Ксюшка сама с шестнадцати лет зарабатывала, все ей отдавала – даже и не пикнула никогда! А ей все мало! Послушаешь – прямо героиня! Дочери да внучке всю жизнь посвятила! Уж мы-то с вами знаем, что и кому она посвятила – только и делала, что женихов себе по газеткам выискивала! И Ксюшку пилила все время – будто опозорила она ее, да на шее зазря сидит… Сама-то не шибко уработалась! Нет чтоб девчонке пальтишко новое справить иль сапожки теплые купить! В одних джинсах да кроссовках всю зиму ходит… – и, повернувшись к Ксюше, добавила: – А ты-то чего молчишь, разнесчастная? Нельзя же так, ей богу!

– Да ладно, Антонина Александровна! Вы маму не ругайте – ей и в самом деле досталось! – с привычным смирением откликнулась Ксюша. – И отец ее бросил, и я тогда сразу Ольку родила…

– Ну да ничего, Ксюш! – взмахнув в ее сторону полной рукой, громко произнесла Асия Салимовна. – Все, что ни делается, все к лучшему! Как говорится – баба с возу… Может, и правда ей повезет – устроит свою жизнь, наконец… И вы полегче с Олькой заживете! Никто тебя хоть пилить не будет каждый день… А что за рецепт такой ты упоминала, Васильевна? Про мойву? Расскажи…

– А слушайте! – оживилась бабушка Васильевна, завладев общим вниманием. – Сейчас расскажу! И дешево совсем получается, и вкусно, главное! Надо только мойву пожирнее выбрать…

«Слава богу, отстали!» – облегченно вздохнула Ксюша. – «Пресс-конференцию на сегодня можно считать законченной…» Подхватив за ручки кастрюлю с супом, осторожно понесла ее в комнату. Олька, как обычно, проводила время у зеркала, задумчиво рассматривала свои ноги в новых колготках и громко жевала неизменную жвачку, лениво работая челюстями.

– Давай ужинать будем, Оль! Хватит у зеркала маячить! Не знаешь уже, куда и пристроить свою красоту неземную…

– Да ладно, мам… Ты лучше скажи – в чем ты в гости пойдешь в воскресенье? – Олька озабоченно посмотрела на мать. – У тебя же ничего приличного нет, а мое тебе по росту не подходит… Да и пуховик твой позорный стыдно показывать…

– А чего нам красоваться-то? – весело фыркнула Ксюша. – Не мы же с тобой замуж вышли! Какие есть, такие и есть!

– Да-а-а, добилась таки своего наша бабушка! Прям как одержимая какая! Интересно даже посмотреть, кого она там себе откопала…

Мать действительно шла к своей цели как одержимая, здесь Олька была права! После ухода отца побегала к ним с Валентиной на рынок и, вдоволь там наскандалившись, поняла, что мужа потеряла безвозвратно и что борьбу за возможность пожить в отдельной квартире ей придется теперь вести самостоятельно. И поскольку в борьбе за достойную жизнь все средства хороши, она выбрала себе самое, как ей казалось, доступное – начала подыскивать мужа с готовой жилплощадью. А чем она хуже? Отец же нашел себе жену с квартирой, и она себе найдет! Только оказалось, что все не так просто на этом рынке женихов с квартирами, как ей думалось вначале… Женихов как таковых, конечно, находилось достаточно – не страшненькой уродилась, слава тебе господи, да и кое-каким манерам в городе успела выучиться! Только все они норовили сами, как и она, к чужому добру пристроиться. Уж сколько она этих газет с объявлениями перечитала, выискивая в них то самое желанное «ж.о.», что означало «жильем обеспечен» – только она знает! Через сколько обманов да разочарований прошла! И вот, кажется, повезло, наконец…

– Так все-таки, мам, чего наденешь-то? – снова задала животрепещущий вопрос Олька.

– Отстань! – отмахнулась устало Ксюша. – До воскресенья далеко еще – чего-нибудь придумаю…

А чего она могла придумать? Денег-то на покупки у нее отродясь не бывало! Да и вообще… Хотелось ли ей и в самом деле купить себе что-нибудь новое и красивое? Она и сама бы себе на этот вопрос не ответила. Наверное, хотелось. А может, и нет… Все желания за последние годы атрофировались в ней окончательно, скукожились и затянулись пыльной паутиной. Она видела, конечно, как одеваются другие женщины, всегда замечала что-то новое и модное на девочках из магазина, только к себе это никак не прикладывала. Не получалось проецировать почему-то. Загуляли где-то в пространстве все положенные для восприятия окружающего мира проекции! Правда, если честно признаться, была у нее одна невинная игра… Только никому и никогда в жизни она не посмела бы рассказать об этом! Вот бы засмеяли, правда! А заключалась эта игра в том, что, видя вдруг идущую ей навстречу по улице какую-нибудь худенькую девушку в короткой норковой шубке и сапожках на высоком каблучке, она зажмуривала глаза, делала глубокий вдох и – тут же видела себя в этой самой шубке и сапожках! Это у нее на спине нежно переливается тонкий перламутровый мех, это на ее тоненьких ножках каблучки модельных сапожек нежно и хрупко цокают по стылому асфальту… И так захватывало дух – аж дышать трудно! Порой она подолгу шла след в след за этой красотой, будто вплывала в волну марсианского, фантастического какого-то состояния. Нет, такая шубка не была ее мечтой – разве она посмеет… Это было всего лишь наваждением, игрой воображения, маленькой такой фантазией… Она – и в короткой норковой шубке! Она – и в сапожках на тонком каблучке, по асфальту – цок-цок! – перебирает тоненькими ножками…

– Мам, а как без бабушки хорошо, правда? – громко втянув в себя с ложки горячий бульон и причмокнув, обратилась к ней Олька. – Никто над ухом не ноет о загубленной жизни, никто куском хлеба не попрекает… Красота!

– Ольк, ну когда ты научишься есть нормально? Некрасиво же…

– Да ладно! Горячо ведь! И вообще – как умею, так и ем! Не приставай!

– Ты уроки сделала?

– Ой, мам, ну какая ж ты зануда! Какие уроки? Знаешь, как меня тошнит от этих учебников? Все эти функции да интегралы с теоремами – хренотень отстойная! И без них мне мою тройку поставят, подумаешь… А физик – тот вообще четверку обещал за четверть! Представляешь? Запал на меня окончательно…

– Оля! Не пугай меня! Он что – пристает к тебе, что ли?

– Да на фига он мне сдался, нищета очкастая! И даром не нужен!

– А кто нужен?

– Крутой, богатый, с тачкой, и чтоб женился…

– Мечтай, мечтай… – Ксюша невольно улыбнулась, глядя на смеющуюся дочь. – Где ты такого себе найдешь? На улице, что ли? Ты ж бутылку пива из руки не выпускаешь, и куришь, и жвачкой чавкаешь… А вид у тебя какой? Все юбки по самое ничего, колготки эти в сеточку… Это вульгарно, Оля! Такая красивая девочка – и все впечатление о себе портишь!

– Ну, завелась! Еще себя в пример приведи! Можно подумать, от твоей мышиной серости да правильности сплошное впечатление получается! Только и знаешь, что в книжку уткнуться да стихи про себя талдычить! Кому это надо-то? Ноги об тебя вытирают все, кому не лень – вот и все твое впечатление! А я так не хочу! И жить здесь не буду! Вот увидишь – все равно найду богатого мужика, еще и тебя к себе жить заберу!

– Спасибо на добром слове, доченька… – Ксюша оторвала взгляд от стола. – Может, посуду помоешь? Устала я – ноги не держат…

– Ой, ну ма-а-а… Они ж меня на кухне опять воспитывать хором начнут, ты ж знаешь! А потом ты же сама извиняться побежишь за мое хамство… Оно тебе надо?!

– Ладно, сама помою… А ты садись за уроки! Нечего опять к зеркалу пристраиваться!

– Да ладно… – отмахнулась Олька, выкручивая помаду из тюбика, – посмотри лучше, какую я себе мазилку классную купила! Цвет – просто отпадный!

Тяжело вздохнув, Ксюша вышла в плохо освещенный коридор коммуналки и медленно побрела в сторону кухни, неся перед собой грязную посуду.

– Ксюш… – тихо прошелестел из-за приоткрытой двери Витин голос. – Зайди-ка на минутку…

От скрипа старой инвалидной коляски опять екнуло сердце, будто вздрогнуло жалостью к этому парню, единственному ее наставнику и помощнику, опоре и поддержке… Хотя опорой Витю никак нельзя назвать – кощунственно даже и звучит-то! Какая из него опора? Вон руки совсем ослабли – сил нет даже колеса у коляски крутить. Сохнет на глазах человек, и ничегошеньки с этим не поделаешь! Тело умирает, а голова ясной и умной остается, да еще какой умной! Она иногда часами его слушает, открыв рот. Про что ни спроси – все знает! И так все умеет разложить по полочкам, что кажется, и в самом деле дальше жить хочется, не смотря ни на что…

– Ксюш, помоги мать на кровать перетащить, а? – тихо попросил Витя. – А то она не дошла – видишь, у окна свалилась? А там дует сильно – простынет еще!

– Да, конечно, Вить… Сейчас, только посуду отнесу!

Мать Витина, Антонина Александровна, являла собой пример классического женского алкоголизма, тихого и безысходного. Пила она с молодости, с тех самых пор, как выписала ее сюда из деревни пожилая тетка, бывшая хозяйка этой большой комнаты, чтоб, как она говорила, «скрасить старость» и осчастливить племянницу городской пропискою – не пропадать же добру, в самом деле! Тетка же и устроила ее на работу на ликеро-водочный завод, на линию розлива… Правда, администрация завода – надо отдать ей должное – с пьянством на предприятии нещадно боролась! Однако боролась странными, одной администрации понятными способами, позволяющими принимать в себя алкогольную продукцию только на своей территории – хоть залейся! А на вынос – ни-ни! Вот и старались все впихнуть в себя халявного побольше! И привыкали, и спивались… А как иначе? Это ж вам не конфетная фабрика, где по тем же правилам можно есть шоколада, сколько влезет! Только сладкого-то много не съешь: два-три дня – и тошнит уже… Тетка умерла через несколько лет, Антонина Александровна тихо жила себе одна, пока не пришло вдруг ей в голову родить себе ребеночка – тоже захотелось «скрасить старость», наверное… Вопреки всем прогнозам, Витя родился здоровым и крепеньким – Галия Салимовна рассказывала, она свою старшую, Асию, в одном роддоме с ней рожала. Только не повезло Вите – уронила его Антонина Александровна в трехмесячном возрасте по пьяному делу, причем сильно уронила, на копчик, да еще и к врачу сразу не обратилась – испугалась чего-то… Так и не удалось Вите встать на свои ножки – всю свою сознательную жизнь провел в инвалидном кресле. А к тридцати годам еще и сохнуть начал. Так и живет – согнутой пополам злым ветром тростиночкой, только глаза живыми и остаются – большие, умные, теплые, всепрощающие… И все его любили и жалели… И Антонина Александровна тоже любила и жалела, только по-своему, через алкогольный туман. И вину свою чувствовала. Нельзя, говорила, мне трезветь ни на минуту – от горя сразу помру… И деньги все заработанные до копеечки Вите старалась отдавать – пропить боялась! По утрам тихой мышкой встает – и бегом на работу. А они, соседи, все Вите помогали! И в магазин сходить, и пол помыть, и постирать, когда мать совсем уж не в состоянии – это всегда пожалуйста! Ну, разве что кроме Ксюшиной мамы… Она всегда себя особняком ставила, поверх голов смотрела – не место ей здесь, и все тут! Решила выбраться из «вонючей трущобы» – и добилась-таки своего! А интересно все ж посмотреть на этого ее нового мужа, или как его там еще называют… Сожителя… Хоть бы все у нее получилось, Господи! Уж они бы с Олькой и правда зажили в свое удовольствие!

Поставив посуду в раковину, она быстро вернулась в Витину комнату и, напрягаясь из последних сил, перетащила неподвижное тело Антонины Александровны на кровать, заботливо прикрыла старым байковым одеялом.

– Ксюш, а в церковь в это воскресенье меня свозишь? – тихо спросил Витя извиняющимся голосом. – Леха вроде тихий пока ходит, и меня с коляской вниз спустит…

– Ой, Вить, а ведь не могу я в воскресенье! – спохватилась Ксюша. – Мама велела нам с Олькой в гости приходить, с ее мужем знакомиться. И даже время назначила! А с ней спорить – сам знаешь, как… Давай в следующее воскресенье, ладно? Или хочешь, я кого-нибудь из девчонок Фархутдиновых попрошу? Хотя они ж не пойдут – они в мечеть ходят… А Васильевна старенькая уже, ей тебя не довезти…

– Да ничего страшного, Ксюш! – успокоил ее Витя. – В следующее, так в следующее! Чего ты огорчаешься так? Не волнуйся! Иди лучше спать ложись, устала, наверное! Вон под глазами синяки какие, будто били тебя. В библиотеку завтра заскочишь? Надо книги поменять, я тут список тебе составил…

– Обязательно заскочу, Вить! Давай свой список и книги тоже, – обрадовалась Ксюша возможности хоть чем-то помочь соседу. – Надо у порога положить, а то выбегу утром и забуду, как в прошлый раз…

Ксюша сложила в большой пакет книги, пристроила туда же тетрадный листочек с Витиными безобразными каракулями, виновато обернулась от двери.

– Пока…

– Пока, Ксюш! И спать ложись пораньше! И не переживай, прошу тебя! – бодро откликнулся Витя.

* * *

– Олька, давай договоримся с тобой – обойдемся без ярких эмоциональных выражений и жвачки, ладно? Потерпишь пару часиков? – увещевала Ксюша дочь, идя с ней в воскресенье по незнакомой улице и вглядываясь в номера домов. – Вот, смотри, это сорок второй номер, а нам нужен сорок пятый…Значит, надо переходить на нечетную сторону…

И тут же – то ли провалилась в пропасть, то ли взлетела в небо – она и сама бы не смогла опять определить своего состояния: прямо на нее шла красота неописуемая в короткой норковой шубке цвета темного ореха, в длинных замшевых сапожках со стразами на тоненьких ножках – цок-цок по асфальту… И опять то же наваждение – боже, это ж я иду…Она сильно встряхнула головой, чтоб отогнать от себя этот нечаянный обморок, и даже ругнула себя тихонько: заигралась уже, матушка…