Ласточка для Дюймовочки

Надежда Федоровна улыбнулась, вздохнула довольно, еще раз кинула взгляд на фотографию на стене. Подумалось вдруг – вот бы приехали они как-нибудь все вместе к ней в Синегорск! Взяли бы и приехали! На юбилей, например. А что? Они ж ни разу здесь за всю жизнь так и не были – ни зять Гриша, ни внучка Дашенька… Вот уж она бы ими погордилась! Как прошлась бы по улице! И был бы у нее майский день, именины сердца…

Наверное, зря Надежда Федоровна об этом подумала сейчас. Не знала просто, что мечтать иногда вредно бывает. Что мечты иногда и сбываются, конечно, но странным совершенно образом – шиворот-навыворот. Что мечтаешь вроде бы о гордом чем да значительном, как и полагается, а на деле, при явном вдруг исполнении желаний, выходит сплошной и совершеннейший позор. Никогда же не знаешь, когда булгаковской Аннушке вдруг вздумается разлить свое масло на рельсах судьбы! Вот и она не знала, что внучка Дашенька в это время уже собирает чемодан в своей комнате, а дочка Алена отчаянно спорит с мужем, доказывая необходимость срочного ее отбытия из благополучного Санкт-Петербурга в какой-то там захудало-провинциальный город Синегорск…

Глава 3

– …Гриша, ей надо обязательно туда уехать! Я же говорила тебе – там мамина подруга директором школы работает! И она сделает так, что у нее будет шикарный сертификат по результатам ЕГЭ! Ну как ты не понимаешь-то, господи?

– Какой ЕГЭ? Что это вообще такое – ЕГЭ? Ты можешь объяснить вразумительно? – сердился Григорий Николаевич Кравцов, с удивлением глядя на взволнованную жену. Впервые в жизни он не понимал ее. Чего это вдруг его умнице Алене такая блажь в голову пришла – отправить дочку за тридевять земель ради какого-то там ЕГЭ?

– Это единый государственный экзамен! И по его результатам можно в любой институт попасть! Даже самый престижный! А ей тетя Катя там поможет получить эти результаты! Чего тут непонятного-то?!

– Господи, Алена… Да она и так поступит! Она и здесь хорошо учится! Сертификат какой-то придумала… Чего ты несешь глупости всякие? Когда это у нас по бумажкам в институты принимали? Я вот, например, только один способ знаю, самый действенный…

– Какой способ? Взятку очередную дашь? Чтоб тебя поймали, да? Ты хоть понимаешь, что сейчас, перед выборами в Госдуму, начнется настоящая охота за компроматом? А тут такой надежный вариант…

– Не знаю, не знаю… Темнишь ты что-то. Ну, а как мы, например, всем объясним, что Дашка уехала? Зачем?

– Да очень просто объясним. Уехала, мол, ухаживать за больной бабушкой. Благородство такое сама проявила. Других, мол, детей не заставишь подобный подвиг совершить, а наша сама вызвалась…

– Да глупости, глупости ты говоришь! Кто в эти объяснения поверит-то? Сразу скажут, что Кравцов на тещу денег пожалел, бедную дочку за ней ухаживать отправил.

– Ну почему – отправил? Она сама будто попросилась, потому что добрая очень. Не как все. У доброго и честного отца выросла добрая и честная дочь.

– Да? А что, ты права… Пожалуй, есть в этом что-то такое… Ну ладно, если так… Но все равно я этого как-то не понимаю, Ален…

«Конечно, не понимаешь, – с раздражением подумала Алена. – Не понимаешь, потому что ужасной правды не знаешь. Посмотрела б я на тебя, если б ты ее узнал…»

Рано утром они уехали. А к вечеру добрались уже и до Синегорска. Алена торопливо шла по знакомым с детства улицам, таща за ручку огромный чемодан на колесиках, морщилась от неприязни к этим серым трех-пятиэтажным блочным и кирпичным домам и даже смотреть боялась в сторону Даши, понуро шедшей на полшага сзади. Потом все-таки повернула к ней голову, улыбнулась через силу:

– Ничего-ничего, Дашенька. Я понимаю – здесь не Питер, конечно. Но это же ненадолго!

– Да ладно, мам. Ничего, конечно. Только холодно здесь. Зима почти…

– А мы уже пришли, Даш. Потерпи, сейчас согреешься. Вон бабушкин дом. Только ведь ее, наверное, сейчас нет… Я звонить ей не стала все-таки, чтоб не пугать заранее. А ключ возьмем у соседки. Насколько я помню, она всегда у соседки ключ оставляет, из двадцать третьей квартиры. У нас так заведено было. Если только не поменялось что…

Дверь двадцать третьей квартиры открылась с ходу, как только Алена в нее позвонила, явив им во всей красе соседку бабу Любу. Сколько Алена себя помнила, женщина эта во все времена именно бабой Любой и числилась, словно и родилась уже этой самой «бабой», словно и не было у нее ни положенного детства, ни молодости, ни обязательного женского расцвета. В своем доме она несла давно уже взятые на себя обязанности то ли унтера Пришибеева, то ли всеобщего швейцара, то ли добровольного охранника, то есть держала у себя ключи от всех квартир и бдительно несла службу по отслеживанию чужих и в гости приходящих. Вот и сейчас уставилась на Алену подозрительно, не узнавая:

– А вы хто такие будете? Чего это я вам за просто так ключи должна давать?

– Вы что, меня не узнали, баба Люба? – улыбнулась ей радостно-приветливо Алена. – Я же дочка Надежды Федоровны из двадцать девятой квартиры!

– Ты? Надькина Аленка? Да не может быть… Ух, какая стала! А сколь ты здесь не была? Матерь-то твоя шибко уж тобой гордится! И тобой, и мужиком твоим… А это хто? – показала она пальцем на стоящую за Алениной спиной Дашу.

– А это дочка моя, баба Люба.

– Красивая. Только зря штаны рваные такие носит. Ишь, как на коленках продраны…

– Да у них теперь мода такая, баба Люба. Чем джинсы рванее, тем моднее, – засмеялась Алена, обнимая Дашу за талию.

– А ты не позволяй! Мало ли что – мода. У нас тут Надька-то на виду, в начальниках ходит. Не последняя баба в городе! Ей, чай, стыдно будет…

– Вы бы нам лучше ключи отдали, бабушка, – то ли насмешливо, то ли сдержанно-раздраженно попросила Даша, – а потом бы уже мой прикид обсуждали!

– Ишь, шустрая какая! – обращаясь к Алене, кивнула в Дашину сторону баба Люба. – За словом в карман не полезет! Ты-то такая же в девках шустрая была, все бегом носилась, туда-сюда, ширь да барь…

Повернувшись неуклюже на отекших ногах и продемонстрировав им со всех сторон вытертый фланелевый халат с блеклыми розами на синем когда-то поле, она растворилась в маленьком коридорчике прихожей, оставив дверь открытой. «Интересно, сколько же ей лет сейчас? – подумала вдруг Алена, осторожно заглядывая в прихожую. – Когда я уезжала отсюда, она такой же старой была, и так же сипела тяжело, и так же ногами шаркала… Господи, и в прихожей все то же самое! Жуткие синие стены, тусклая лампочка, старое корыто висит на гвоздике… Бедная баба Люба. Надо было по дороге в магазин зайти, конфет хоть купить, что ли…»

– Вот вам ваши ключи, девки. Идите домой, коль приехали. А Надька еще не скоро придет, когда уж стемнеет только. А ты надолго к ней, Аленка?

– Нет, баба Люба. Я утром уеду. А Даша останется.

– А чего это ты матери девчонку спроваживаешь? Не заладилось у тебя чего, что ль?

– Все у меня заладилось. Не переживайте. И еще – вот. Возьмите, пожалуйста. Хотела вам гостинец какой купить, да решила, вы сами себе купите, чего захочется…

Алена сунула в ее оттопыренный фланелевый карман тысячную бумажку и, подхватив Дашу под руку, начала торопливо подниматься по лестнице, с удовольствием услышав за спиной удивленно-счастливый старушечий возглас. «Бедная бабка, – снова грустно подумалось ей. – Для нее эта жалкая бумажка, наверное, составляет целое состояние. А что – половина ее пенсии, считай…»

Потом она долго открывала знакомую с детства дверь. Почему-то руки тряслись от волнения, и ключ не желал попадать в замочную скважину. Ностальгия обуяла, что ли? Вот еще напасти… Никогда она не скучала по родному дому, никогда ее сюда не тянуло. Даже как будто и воспоминаний детских в памяти не сохранилось. Казалось, что жизнь ее началась именно с того момента, когда уехала отсюда и поступила в Московский инженерно-строительный… Это потом уже все пошло набело – и замужество, и распределение в маленький городок в Ленинградской области, и первые Гришины выборы…

Даша, глядя на эти мучения, молча отобрала у матери ключ и быстро вставила его в замочную скважину, провернула, решительно открыла дверь и первая вошла в квартиру. Всю дорогу ее мутило. И в голове после самолета осталась страшная пустота, тупое и противным высоким звуком гудящее пространство. Ничего ей уже не хотелось. Ни чаю, ни решения проблем, ни распрекрасно-чудесного сертификата по результатам единого государственного экзамена, ни факультета журналистики… Хотелось лечь куда-нибудь в теплое место, укрыться с головой и пропасть. И чтоб не видел ее никто. И она чтоб никого не видела. А потом про нее вообще забыли бы, и она сама про себя забыла…

– Вот, Дашенька, здесь и прошло мое детство… – грустно произнесла Алена, быстро обойдя две маленькие смежные комнатки. – Здесь вот мой письменный стол стоял, а там кровать…

– Мам, здесь же повернуться негде. Как вы жили-то? Ужас какой, – равнодушно следя за ней глазами, проговорила Даша.

– Нет, милая, не скажи! – повернулась к ней Алена, красиво взмахнув волосами. – По тем далеким временам квартира эта была для нас с мамой почти роскошью! Двухкомнатная на двоих! Мама говорила, тетя Катя ее чудом тогда для нее выбила, как для матери-одиночки. Она очень, знаешь, упорная, эта тетя Катя. То есть для тебя Екатерина Тимофеевна, конечно. Сама увидишь. Классная такая тетка! Она меня очень любила. И тебя полюбит, я в этом уверена. И все для тебя сделает. Я завтра утром схожу к ней, поговорю. Все будет хорошо, Дашенька. Все устроится просто замечательно…

Проходя мимо дивана, на котором сидела Даша, она быстро прижала ее голову к своему боку, погладила-потрепала волосы. Потом так же быстро прошла на кухню, загремела чайными чашками, хлопнула несколько раз дверцей холодильника.

– Даш, иди чай пить! – позвала вскоре, выглянув из кухонного проема в комнату. – Я еще котлеты разогрела, будешь?

– Нет, мам, не хочу. Я бы легла лучше. Плохо мне.

– Погоди, Дашенька. Сейчас бабушка придет. Надо же поздороваться хотя бы. А потом сразу ляжешь, ладно? А я сама с ней поговорю, объясню ей все…

– Ладно, мам. Поздороваюсь. Слушай, а она, эта бабушка Надя, не очень занудная?

– Дашк, ты что, с ума сошла? Она ж гостила у нас год назад! Целую неделю жила. Ну, ты даешь…

– Да я как-то ее и не поняла, мам. Она странная такая… Помню, сидела себе мышкой в уголке и улыбалась всем вежливо. Я ей еще предложила город показать, а она на меня руками замахала – что ты, мол, Дашенька, стоит ли тебе на меня свое время тратить…

– Да, она такая, Даш. Скромная очень. Лишнее слово сказать боится.

– Мам, у нее даже компьютера нет…

– Ну и что? Зачем тебе? Ты же свой ноутбук взяла!

– Да я не о том… Странно просто. Как это – в доме нет компьютера?