По праву рождения
– Нет! Нет, Анеля! Вот не надо мне сейчас говорить, что нам лучше вообще не встречаться! Я ж говорю – не буду больше… Давай мы это, ну… Как-то это…
Егор замолчал, мучаясь над нужной формулировкой, но так ничего и не вымучил, только сопел в трубку натужно. И Анеля маялась этим его молчанием, даже что-то похожее на чувство вины ощущала, что не может ему помочь… Не может и не хочет. Ну вот чем, чем она ему может помочь, интересно? Добрым советом? Иди, мол, книжек побольше читай, развивайся духовно, чтобы мы могли говорить на одном языке? Можно себе представить, как он на эти слова отреагирует… Лучше и совсем не представлять.
– Ну, в общем… Давай вечером с тобой встретимся и поговорим, а? – вырулил из неловкой паузы в разговоре Егор. – А потом в кафе сходим или в кино… А если хочешь, то и на выставку…
– Какую выставку?
– Ну, какие они там бывают… Тебе виднее, я ж в этом во всем не разбираюсь. Я ж для тебя лох дремучий, понятно. Вот и веди меня на выставку, развивай, чтобы я умным стал. Все в твоих руках, че!
Анеля поежилась от этого звонко произнесенного «че», понимая, что оно звучит неким вызовом. И тут же захотелось прекратить разговор, потому произнесла сурово, как только смогла:
– Нет, Егор, никуда я с тобой не пойду. То есть не смогу никуда пойти… Я иду курсовую показывать на дом к преподавателю. Не знаю, сколько это времени займет, может, весь вечер.
– Ну, так и нет проблем! Давай я с тобой пойду к твоему преподавателю!
– Как это – со мной? Как ты себе это представляешь?
– Да нормально как… Пока ты про свою курсовую трещишь, я рядом посижу тихонько, послушаю… Глядишь, к чему-нибудь умному приобщусь, ага! Получается двойная польза! О чем там твоя курсовая, а?
– Я тебе уже рассказывала, Егор… О «яшкиных детях»… Это по повести Галины Щербаковой, она так с Чеховым пытается спорить… Долго объяснять, да и не надо, в общем… Если ты не помнишь ничего.
– Да вспомнил я, вспомнил! Там еще этот лакей Яшка… Будто бы он страшный хам, наплодил хамских детей по белому свету! Прикольно, ага… Вроде того, что нынче кругом одни хамы, да? Ну, так и покажешь на меня пальчиком своему преподавателю, а чего? Скажешь – вот, гляньте… Я вам такого хама домой привела для живого примера… Ты ведь меня хамом считаешь, я знаю!
– Ну зачем ты так, Егор… Не надо…
– А чего не надо-то, если надо? Ну да, я хам… Так и возьмись за мое исправление и перевоспитание, и флаг тебе в руки! Вот он, сам тебе с потрохами сдаюсь, не побрезгуй! Чего опять замолчала, а? Ладно, ладно, не бойся, это я шучу так насчет того, что вместе к преподавателю пойдем… Не пойду я никуда, не бойся. Я тебя у подъезда подожду, на лавочке посижу. Ты где сейчас, дома?
– Нет… Я на занятия еду. У меня сегодня три пары. А потом сразу к преподавателю промчусь. Так что извини…
– А чего сразу извини? Я тебя после третьей пары встречу и провожу!
– Да не надо, Егор…
– Надо! Что тебе, жалко, что ли? Может, я тебя увидеть хочу? Все, давай, до встречи…
Выйдя после занятий из института, Анеля и впрямь увидела Егора. Стоял в сторонке с букетом розовых роз, вглядывался в толпу выходящих студентов. И держал эти розы так, будто и сам себя стыдился. Мол, стою тут как дурак с чистой шеей… Настя Петрова, которая шла рядом, даже засмеялась тихо и проговорила насмешливо, наклонившись к Анеле:
– Смотри, до чего ты парня довела… Такими темпами он скоро стихи начнет писать и по-гусарски шпорами щелкать! А ты напишешь диссертацию на эту тему… Дарвин со своей эволюцией будет просто нервно курить в сторонке!
– Да перестань, Насть… Нельзя же так пренебрежительно говорить о человеке, перестань…
– Ну-ну! Я понимаю, конечно, понимаю! Ладно, иди, твой потенциальный гусар уже увидел тебя, занервничал! Успехов тебе в будущей диссертации, Никонова!
Настя засмеялась и убежала, и Анеле ничего не оставалось, как подойти к Егору, взять в руки протянутый букет розовых роз. И проговорить с легкой досадой в голосе:
– Ну зачем ты, Егор…
– А что, не надо было? Не угодишь тебе… И так не нравится, и этак… Или ты розы не любишь, другие цветы любишь?
– Да я не про цветы, Егор… Не надо было меня встречать, зачем? Я ж тебе объяснила по телефону, что к преподавателю после занятий поеду!
– А я тебе объяснил, что проводить хочу! Ну что тебе опять не нравится, что? Может, мне еще на одно колено надо припасть и к ручке твоей приложиться?
В голосе Егора слышался явный вызов, похожий на раздраженную обиду. И в то же время глаза у него такие были… Почти собачьи. Мол, не видишь разве, что я не в своей тарелке ради тебя… А ты… Не надо было встречать, говоришь… И цветам не шибко обрадовалась!
– Ладно, пойдем на автобусную остановку, мне нельзя опаздывать! – решительно произнесла Анеля, поправив лямку рюкзака на плече.
– Да зачем? Я сейчас такси вызову…
– Не надо такси, Егор! Поедем на автобусе!
– Ну ладно, как скажешь… Если тебе хочется в толпе ехать, как скажешь…
На остановке и впрямь было много народу, но Егор проскочил первым и ловко занял два места, усадил ее у окна и даже успел огрызнуться на какую-то тетку, которая, пока Анеля не зашла в автобус, попыталась усесться на занятое для нее Егором место. Перепалка получилась короткой, но довольно яростной, была остановлена пробравшейся к ним кондукторшей, вставшей на сторону Егора:
– Женщина, ну что вы вредничаете-то, успокойтесь уже! Не видите, кавалер для барышни своей место занял? Вишь, какая у него барышня-то, с цветочками… Любо-дорого посмотреть… Где сейчас еще такое увидишь-то, а? И не надо скандалить, лучше полюбуйтесь на них, красавчиков…
Тетка, претендовавшая на Анелино место, насупилась, но смолчала, лишь глядела исподлобья обиженно. Анеля хотела было подняться, чтобы уступить ей место, но Егор силой усадил ее обратно, дернув за локоть:
– Сиди… Правильно ей кондукторша сказала – пусть нами любуется… И тебе пусть завидует… Такого парня себе отхватила, ага?
И сам же засмеялся своей неуклюжей шутке и подмигнул Анеле – сиди! Ей ничего не оставалось, как отвернуться к окну… И подумать при этом с грустью – вот что бы сказала Настя Петрова, если б ей удалось понаблюдать всю эту картинку? Что Дарвин перестал нервно курить в сторонке и в ужасе схватился за голову? Или совсем упал в обморок?
Когда подошли к подъезду дома Анны Антоновны, Анеля повернулась к Егору, произнесла решительно, как смогла:
– Не надо меня ждать, Егор, пожалуйста! Может, я там долго буду! Иди домой, а? Ну правда…
– Никуда я не пойду… Чего ты меня гонишь все время! Дождусь тебя, потом погуляем… Не до ночи же ты будешь сидеть!
– Ну зачем, Егор…
– Зачем, зачем! Хочу я так, вот зачем! Иди, я здесь буду, вон на той скамейке… Буду сидеть и о тебе думать… Иди, а то опоздаешь, уже без пяти четыре! Нехорошо к преподавателю опаздывать-то, поди!
– Да, нехорошо… Ладно, тогда цветы возьми!
– А чего так?
– Ну что я с цветами зайду, мне неловко… Анна Антоновна подумает, что я для нее цветы принесла! А я ведь не в гости иду, я по делу!
– Ну ладно, если так… Ладно, с цветами буду сидеть…
Анеля сунула ему в руки букет, быстро подошла к двери, набрала на домофоне номер квартиры и тут же услышала приветливый голос Анны Антоновны:
– Да, Анеля! Заходите, жду вас!
Дверь щелкнула и открылась, и Анеля нырнула в нее, даже не обернувшись. И досадливо подумала про Егора – вот же какой настырный, а? Еще и с цветами этими так некстати…
Наверное, со следами этой досады на лице и позвонила в дверь, и она тут же открылась… Только встретила ее вовсе не Анна Антоновна. В дверном проеме стоял высокий парень с яркими улыбчивыми глазами. Такими яркими, что ей тут же захотелось зажмуриться.
Она потом долго вспоминала, как увидела его впервые. И ему тоже рассказывала, никак слов нужных не могла подобрать, пытаясь объяснить, что с ней произошло… Но ведь произошло, в самом деле! Сразу! В одну секунду! И слов таких наверняка уже нет, чтобы объяснить, давно все слова по всяким местам разобраны! Ну как, как выразишь это чувство словами? Голову потеряла? Остолбенела? Солнечный удар сразил? Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь?
Не думала она тогда о любви, вообще никаких мыслей в голове не было. Только крутилось где-то на краешке подсознания – дверью ошиблась, наверное… Сейчас он так и скажет – вы дверью ошиблись, закроет ее перед ней, навсегда и навеки!
Так и стояла перед ним остолбеневшая. И глаза распахнула, и рот некрасиво приоткрыла – ну совершенная идиотка, если со стороны посмотреть! И он тоже стоял молча, внимательно ее разглядывал, продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.
– Матвей! Я же тебе сказала – я сама дверь открою, Матвей… – услышала она откуда-то издалека голос Анны Антоновны, и как будто ласковой рукой кто-то по напряженным нервам огладил, подарил осознание – успокойся, мол, глупая, он не закроет перед тобой дверь… Здесь Анна Антоновна живет, в этой квартире. А вот и она сама появилась, накинулась насмешливо на этого парня:
– Ну что ты мчишься вперед меня, кто тебя просит! Я ж говорю, это ко мне пришли… Смотри, напугал девушку до смерти!
И, повернувшись к ней, проговорила с вежливой улыбкой:
– Заходите, Анеля, не стесняйтесь… Проходите в гостиную… Сейчас мы с вами курсовой займемся. А может, вы чаю хотите, Анеля?
– Нет, нет, спасибо… – скукожилась от неловкости Анеля, переступая порог.
Матвей по-прежнему стоял в прихожей, смотрел на нее внимательно. Потом проговорил тихо:
– Какое красивое имя – Анеля… Впервые такое встречаю…
– Да уйдешь ты или нет, в конце концов? – снова накинулась на него Анна Антоновна. – Не мешай, пожалуйста! Девушка тебя стесняется, уйди с глаз долой!
– А отчего вы чаю не хотите, Анеля? – не обращая внимания на гнев Анны Антоновны, спросил Матвей. – У нас такой чай вкусный, нигде такого нет… Папа из Шри-Ланки привез, он там полгода местных медиков обучал… Они ему в благодарность спецпрезент организовали, такого чая вы точно никогда и нигде больше не попробуете! Только для избранных персон предназначен! А в Шри-Ланке в чае разбираются, как известно! Вы когда-нибудь были в Шри-Ланке, Анеля?
Она хотела ответить – нет, мол, не была, но не успела. Анна Антоновна уже вполне серьезно рассердилась на Матвея, глянула так, что он и впрямь поспешил ретироваться из прихожей, выставив ладони успокаивающим жестом – все, все, ухожу…
– Вот же обормота приставучего вырастила, а? – повернулась она к Анеле с извиняющейся улыбкой. – Не обращайте на него внимания, он со всеми такой…
Почему-то Анеля вовсе не обрадовалась этому ее пояснению. Почему-то очень хотелось знать, что это он только с ней такой… Такой приставучий. Только с ней – и больше ни с кем…
В гостиной они расположились в мягких кожаных креслах, и Анеля проговорила с улыбкой:
– Я вам отправляла курсовую на электронную почту, но и распечатала тоже на всякий случай… Вот…
И тут же извлекла из рюкзака курсовую, положила аккуратно подшитые листы на журнальный столик перед Анной Антоновной.
– Да, спасибо, что распечатали… Ужасно не люблю с экрана читать. Восприятие не то получается. Я поэтому и книги не люблю с электронки читать… Кажется, будто предаю сам процесс чтения как таковой. Мне нужно, чтобы странички шелестели, чтобы перелистывать их… Наверное, это ужасно несовременно, да?
– Почему? Я тоже люблю бумажную книгу в руках держать… Я даже обниматься с ней люблю, и разговаривать люблю, и благодарить, если мне что-то очень понравилось!
– Правда? – с доброй улыбкой глянула на нее Анна Антоновна. – Как же мы с вами похожи, Анеля… Смотрю на вас и думаю – я такой же в юности была! Такой же немного неуклюжей и ужасно милой… Я помню, как глупо страдала от этой своей неуклюжести и скованности! И только потом поняла, что это и было моей изюминкой, моей отличительной особенностью. Как сейчас говорят – фишкой… Ну что же, давайте посмотрим, как вы свою курсовую написали? Небось, ударились в рассуждения по поводу нынешних «яшкиных детей», тоже с Чеховым поспорили, как Галина Щербакова? Сильно по ним прошлись, да?
– Ну что вы, Анна Антоновна… Как я могу…
– А отчего же нет? По-моему, эта тема просто неисчерпаема. Каждому времени полагаются свои «яшкины дети». Вы же будущий журналист, вы же должны уметь спорить, опровергать, на своем мнении настаивать!
– Да, я там высказываю свою точку зрения… Во второй части…
– И какова же ваша точка зрения?
– Ну, если коротко… По-моему, современные «яшкины дети» очень даже счастливы. Может, парадоксально звучит, но именно своим невежеством и счастливы. Оно дает им чувство уверенности в себе, в своей бездуховной по сути жизни. Разве не так, скажите?
– Да, наверное… Только вы же ничего нового не открыли, Анеля. Это еще царь Соломон сказал, что многие знания порождают многие печали. А если человеку не нужны эти многие печали, то что ж… Это новая реальность такая, это вам теперь жить в новой реальности.
– И вам…
– Ну, моя молодость другие времена застала, слава богу. Когда за книгами в очереди стояли, когда журналы до дыр зачитывали, передавая из рук в руки… Я помню, как мои родители собирали в доме компанию друзей, чтобы читать вслух первую публикацию Солженицына в «Новом мире»… Маленькая еще была, а запомнила, как у всех глаза горели, какие лица были прекрасные. Как потом обсуждали прочитанное, спорили… Да что говорить, это другое поколение было. Своей духовностью счастливое.
– А в новой реальности, стало быть, счастливы бездуховностью? Так получается?
– Ну да… На то она и новая реальность. В ней есть социальные сети, есть огромные торговые центры с незамысловатыми развлечениями, есть телефоны, которыми можно фотографировать все подряд… И даже еду фотографировать. Я даже не представляю себе, как мои друзья в молодости взялись бы увлеченно фотографировать еду… Но еще раз повторю – да, это всего лишь новая реальность! И в ней надо жить… Вам жить, Анеля. Принимать ее надо уметь.
– Так я и принимаю… Как могу, так и принимаю. Тем более я знаю, что не все сейчас такие – «яшкины дети». Сейчас много умных ребят. И много читающих. Наверное, даже и параллели такой проводить нельзя – между наличием интеллекта и развлечением в торговом центре.
– Да, так, все так… Только все равно тебе трудно будет, я думаю. Таким, как ты, нынче трудно. Новая реальность умеет отстаивать себя, я бы даже сказала, стремится к превосходству. Это как в старом анекдоте, знаешь… Глупый уверен, что дважды два – пять, и счастлив по этому поводу. А умный знает, что дважды два – четыре, и мучается тем, что не имеет возможности это доказать… Вот и получается, что один счастлив, а другой только мучается! Смешно… Да и что я тебе рассказываю, ты и сама, наверное, не раз получала тумаки от этого превосходства!
– Да, можно и так сказать…
– И тему курсовой ты ведь тоже не зря выбрала, верно?
– Да… Во второй части я об этом и рассуждаю… Вы же всегда нам говорили на занятиях, что надо рассуждать, что курсовая работа у будущего журналиста не должна быть мертвой! Вот посмотрите на шестнадцатой странице… Сейчас я вам покажу…
– Да не надо, Анеля. Я вам верю. И знаете что? Вы оставьте мне курсовую, я потом внимательно ее прочту. На бегу не хочется, чтобы просто так пролистать… А сейчас и впрямь давайте-ка чаю выпьем! Матвей прав, чай у нас необыкновенный… Идемте на кухню, заодно я и бутерброд вам какой-нибудь сооружу, вы же голодная, наверное, прямо с занятий ко мне пришли!
Анеля вознамерилась отказаться, хотя и в самом деле была голодна. Автоматически вознамерилась от напавшего на нее смущения, но Анна Антоновна и слушать ее не стала, поднялась из кресла, проговорила решительно:
– Идемте, Анеля, идемте! Перестаньте смущаться, не бойтесь, никто вас здесь не обидит!
Пока Анна Антоновна передвигалась по кухне, Анеля разглядывала ее исподволь. Ей все, абсолютно все нравилось в этой женщине… Она и на лекциях так же за ней наблюдала и думала при этом, как же Анна Антоновна Петровская похожа на Анну Каренину… Именно такой ей толстовская героиня и представлялась. Да что там говорить, она даже по книжному описанию была на нее похожа! Та же легкая полнота, та же ленивая грация быстрых движений… И руки маленькие, ухоженные, и непослушные завитки волос на затылке. И так же всегда весела, доброжелательна, приятна в общении…
Анеля даже одергивала себя иногда – что за привычка везде искать литературные персонажи? Да и не всегда так удачно все совпадало, как в случае с Анной Антоновной. Она ж настоящая Анна Каренина, какой была бы к своему позднему возрасту! Была бы, если б Толстому не пришла охота ее под поезд столкнуть…
Анна Антоновна вдруг обернулась, спросила с улыбкой:
– Что-то не так, Анеля? Мне кажется, вы что-то сказать хотите, но стесняетесь. О чем вы сейчас так размышляете напряженно?
– Я не размышляю, я просто смотрю… Смотрю на вас… Вы очень похожи на Анну Каренину, Анна Антоновна. Я именно такой ее и видела, когда роман читала.
– Хм… Сочту за комплимент, что ж… Хотя совсем не мой характер, но все же приятно… А в каком возрасте вы «Анну Каренину» прочли?
– Не помню… Может, мне лет двенадцать было.
– Так рано? Но ведь вы ничего не поняли наверняка…
– Да, многое не поняла, но читать было здорово. Просто сам процесс доставлял удовольствие, я оторваться не могла… Даже в школу с собой книгу носила, на перемене доставала и читала… А надо мной все смеялись, пальцем крутили у виска… Мне так странно было – почему они так делают? Ведь интересно же!
– Понятно… Значит, вы белой вороной были в школе… Как это теперь называется? Буллинг?
– Нет, буллинга не было. А может, и был, но я просто не замечала… Читала много, мало с кем стремилась общаться.
– То есть весь буллинг разбивался о вашу рассеянность? Как говорится, сердился лакей, да барин не знал? – рассмеялась Анна Антоновна, ставя перед Анелей чашку с чаем.
– Ну, вроде того, да… Мне с самой собой более интересно, чем с другими. Мама говорит, что я вещь в себе, что мне трудно будет в жизни. И что я профессию неправильно выбрала.
– Да, мама где-то права… Журналистика требует выхода в социум, зоркого в него взгляда, чтобы не упустить ничего, ни одной важной детали. Но вы можете параллельным путем пойти… Критические статьи в литературные журналы писать, например… Хотя где их сейчас отыщешь, эти литературные журналы? Прошли те чудные времена…
Анна Антоновна вздохнула, улыбнулась грустно. Потом проговорила тихо:
– Да вы пейте чай, Анеля, он и впрямь очень вкусный…
– А мне чаю нальете? – услышала Анеля голос вышедшего на кухню Матвея и вздрогнула от неожиданности. – Можно мне к вам присоединиться, надеюсь, не помешаю?
– Помешаешь, конечно! – недовольно произнесла Анна Антоновна, коротко взглянув на сына. – Видишь, мы разговариваем?
– Так я тихо посижу, разговаривайте себе на здоровье… И вообще, у тебя телефон в гостиной два раза звонил, мамочка, а ты не слышишь!
– Ой! Это же Дима, наверное! Сейчас я ему перезвоню… А ты смотри… не обижай тут Анелю, понял? Я быстро вернусь…
Анна Антоновна ушла, а Матвей уселся напротив Анели, проговорил насмешливо:
– Как мне вас не обижать, подскажите? Или вы в принципе такая… Обидчивая?
– Нет… Совсем нет, что вы… – эхом откликнулась Анеля, неловко пожав плечами.
– А если нет, тогда, может, на «ты» перейдем? Я как-то не привык девушек на «вы» называть!
– Да, давайте… То есть давай…
– Ну, слава богу, не обидел… Уже хлеб. Значит, журналистом хочешь стать, да? Может, интервью у меня возьмешь? Согласен быть подопытным кроликом, дерзай!
– Нет… Не надо интервью… Я не готова как-то.
Анеля улыбнулась смущенно, отвела глаза. Подняла ладони, зачем-то потрогала себя за щеки и тут же отдернула их, будто обожглась. И не знала уже, куда деть эти ладони… Да что ж такое, господи, почему она такая неловкая? И смешная, наверное… Хотя вовсе не хочется быть сейчас неловкой и смешной! Хочется смелой быть, смотреть на Матвея так же весело. И не смущаться до обморока, словно она и впрямь тургеневская барышня! И сердце бы как-то остановить очень хотелось, чтобы не прыгало внутри заполошно!
– Тогда я у тебя интервью возьму, я готов… – произнес Матвей вкрадчиво, чуть наклоняясь вперед. – Пока мамы нет, можно? Вопрос первый… У тебя есть парень, Анеля?
Вместо ответа она опять пожала плечами, улыбнулась так, будто не знала, что сказать. Но ведь и впрямь не знала… Могла ли она считать Егора своим парнем? Наверное, могла. Но вот хотела ли…
– Понятно. Есть парень, стало быть. Есть, но сейчас тебе очень хочется ответить, что вроде и нет… Я правильно понял, да?
Она кивнула, глянула на него задумчиво. Хорошо, что хоть эта задумчивость на помощь пришла, прикрыла собой ее смешную неловкость. И хорошо, что Анна Антоновна заглянула на кухню, спросила быстро:
– Все в порядке, Анеля? Мне еще один звонок надо сделать, я быстро… Не скучай…
– А ты папе позвонила, мам? – строго спросил Матвей.
– Да, и папе тоже сейчас позвоню… Не забуду, не переживай, сынок!
Анна Антоновна ушла, а Матвей вдруг проговорил тихо и совсем не весело:
– Папа через каждый час звонит, беспокоится… И меня просил сегодня целый день с мамой побыть, мало ли что… У нее такой приступ ужасный был, «Скорая» едва успела доехать! Потом и в больнице мы с папой всю неделю дежурили. А он ведь очень занятой человек, он известный хирург, у него операции на год вперед расписаны! Дмитрий Васильевич Петровский… Может, слышала?
– Нет, не слышала…
– Ну и хорошо, здорова, значит.
– А что такое с Анной Антоновной? Я даже не знала, что она так серьезно больна!
– Да это даже не болезнь, это такие приступы удушья бывают… непонятно из-за чего… Будто на пустом месте. Отец говорит, у мамы так нервная система устроена, реагирует на какие-то сбои. Соматика, одним словом… А какие могут быть сбои, какая такая соматика, я понять не могу? Ладно бы поводы были для этих сбоев и мама бы нервничала… Ведь нет! Все у них отлично, папа любит маму, пылинки с нее сдувает! И она его очень любит… Полная идиллия, пример семейного счастья!
Анеля слушала его, затаив дыхание. Понимала, что все это он говорит для себя скорее, чем для нее. И огорчилась, когда он вдруг замолчал, будто спохватился, что сказал лишнее. И встрепенулся, и снова глянул на нее насмешливо, и проговорил весело:
– Так на чем мы остановились, не помнишь? Ладно, задаю следующий вопрос… На каком курсе ты учишься?
– На третьем…
– Занятия не пропускаешь?
– Нет…
– А в каком районе живешь?
– В Красногвардейском…
– Хорошо отвечаешь, молодец. А телефон у тебя какой? Диктуй быстро, я записываю…
Матвей выхватил из кармана джинсов телефон, и в этот момент на кухню зашла Анна Антоновна и проговорила строго:
– Ну, ты попил чаю, Матвей? Иди к себе, хватит паясничать!
– Ну мам…
– Иди, иди! Нам с Анелей еще кое-что обсудить надо!
Матвей поднялся нехотя, досадливо убрал телефон обратно в карман. Анна Антоновна молча подгоняла его взглядом. Когда Матвей вышел из кухни, произнесла с насмешливой досадой:
– Совсем заболтал вас, да? Не понимаю, в кого он такой несерьезный… Не обращайте на него внимания и не смущайтесь, он со всеми так разговаривает.
Анеля кивнула, стараясь изо всех сил скрыть свою досаду. Ей вовсе не хотелось «не обращать внимания», а хотелось наоборот… И до ужаса жалко было, что Матвей не успел записать номер ее телефона. Может, он потом бы ей позвонил. И она бы еще раз услышала его голос…
Наверное, эта досада была у нее на лице написана. И Анна Антоновна прекрасно ее разглядела, потому вздохнула тихо и головой покачала, думая о чем-то своем. Потом произнесла вдруг решительно:
– А знаете, Анеля, не надо завтра ко мне приезжать… Что я вас буду гонять туда-сюда? Я завтра сама в институт приеду, у меня там дела есть… Там курсовую со своим заключением и отдам. Если вас не найду, в деканате оставлю. Договорились?
– Да, Анна Антоновна, договорились… Спасибо за чай, я пойду…
– Да. Идемте, я вас провожу!
Они вместе вышли в прихожую, и тут же там появился Матвей, деловито сунул ноги в кроссовки, шагнул к двери.
– Ты куда собрался, сынок? – строго спросила Анна Антоновна.
– Я девушку провожу… Я скоро вернусь, мам…
– Нет, не надо ее провожать! Останься дома! Тебе что папа утром сказал, а? Чтобы ты весь день был со мной рядом! Я тебя не отпускаю, Матвей, слышишь?
– Ладно, мам, ладно… Все, я никуда не иду, все… – выставил вперед ладони Матвей и улыбнулся миролюбиво.
Анеля попрощалась торопливо и тут же испуганно выскочила за дверь, будто виновата была в чем. И так же торопливо начала спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. И не услышала, как Матвей тихо проговорил матери, закрывая за ней дверь:
– Ну чего ты так всполошилась-то, мам? Ну, проводил бы… Я даже не знал, что такие студентки у тебя есть… Глазищи огромные, так глядит ими, аж мороз по коже идет! Ух…