Завещание Казановы

– Не зарекайся, не надо. Посмотрим.

– Конечно, посмотрим. Разве я против?

– Нет, подруга… чтобы я замуж вот так, как ты… Да никогда. Мне такого Родю в мужья не надо, если даже с ума сойду и влюблюсь. Я буду выходить замуж обстоятельно, как по бизнес-плану.

– То есть обязательно предусмотришь устрицы и Париж?

– А как же. Но это не самое главное, конечно. Я все, что надо, предусмотрю. И дом с лужайкой, и здоровых детей, и положение в обществе.

– Значит, любовь все-таки исключаешь?

– Ну почему? Это уж как получится. Хотя, если с бизнес-планом не выйдет… Тогда придется довольствоваться любовью, что ж.

Наверное, по большому счету можно было на Ольгу обидеться, но Арине обижаться не хотелось. И спорить дальше не хотелось, тем более на кухню Родя зашел, чаю попросил. А Ольга обещала на завтрашний вечер с Васькой остаться.

Странно, сейчас-то зачем всплыл в памяти тот разговор на кухне? Столько лет прошло, Васька давно вырасти успел. Или подсознание напомнило? Но какая связь? Ох, уж эта Ольга со своими амбициями.

И кстати, об амбициях. Как бы там ни было, а ведь все у Ольги сложилось именно так – по ее жизненному бизнес-плану. И замуж вышла за человека состоятельного, и дом с лужайкой у нее есть, и дети здоровые и счастливые. Правда, муж ее, Алексей, всегда был молчалив и угрюм и в общении неуютен, если не сказать хуже… Но Ольга все равно выглядела счастливой. Да, и Париж ей был доступен легким щелчком пальцев, и устрицы. А дружба их продолжалась, как ни странно. Крепла с годами. Казалось бы, где Ольга и где они с Родей? Но, видимо, и такое бывает, как счастливое исключение из правил. Даже угрюмый Алексей к ним привык и смирился с частым присутствиям в доме. Ольга любила домашние праздники, любила зазывать в гости.

Хлопнула дверь в прихожей – Родя пришел. Арина выглянула из кухни, улыбнулась:

– Привет… Сейчас ужинать будем.

– Чем у нас так воняет, Арин? Даже на лестничной площадке слышно. Такая жара на улице, я весь мокрый. Устал… еще и воняет…

– А это я, Родя… Я…

Родион не дождался объяснений, сразу прошел в ванную. Было слышно, как вскоре забарабанили по стенам душевой кабины упругие струи воды.

Не в настроении, значит, подумала Арина, наверное, зря она этот ужин затеяла. Ведь было, было предчувствие, что не надо сегодня…

И тут же одернула себя: да что такое! Какая разница – сегодня или завтра… И нет никаких поводов для тревоги! Откуда им быть? Подумаешь, устал человек на работе! И вообще, все у них отлично в семье и всегда было так. И будет. И как не стыдно сомневаться в муже! Это любимый муж! Родя! А она – любимая жена! Забыла? Забыла?

Нет, не забыла. Но черт ее побери, эту странную, недавно поселившуюся в душе тревогу. А может, и впрямь что-то шло не так, а она не замечала? Но что? Может, Родиона раздражает, что ее опять продвинули по службе? Что зарплата больше, чем у него? Так она давно больше зарабатывает… И все уже привыкли к этому обстоятельству, как ей казалось.

Хотя свекровь, помнится, недавно бросила такую фразу: бедный, мол, Родя, в жертву себя принес. Жену выучил, а сам без диплома остался. Арина проглотила, конечно, смолчала вежливо. Ей ведь не объяснишь, как она уговаривала мужа учиться! Но он сам не захотел. Ни в какую! Упорно стоял на своем – не хочу, не буду! Пять лет из жизни вычеркивать – да ни за что!

Хотя ее мама по-другому истолковала такое упорство:

– А что ты от него хочешь, Ариш?.. Уж честно бы заменил свое «не хочу» на «не могу», и голову бы не морочил. Ты вспомни, он и в школе был двоечником. Ты вышла замуж за двоечника, раскрой глаза, наконец. Эта малогабаритная двушка в спальном районе – все, что тебе светит в жизни. И то – бабушке спасибо скажи.

Арина тогда с мамой спорила, конечно. Защищала Родю. Защищала свою семью. Потом тема учебы сама собой сошла на нет. А жизнь покатилась дальше – клубком безусловного счастья. И ничего ей не надо было… И в малогабаритной двушке прекрасно жилось, и Васька подрастал, здоров был и смышлен не по годам. Что еще нужно, господи? Может, свеженького ребеночка? Жаль, долго не получалось… Но теперь-то!.. На тебе свеженького, радуйся! И мужа обрадуй, пора, пора… Вот он, уже нарисовался в дверном проеме. В халате. Лица не видно – полотенце свисает вдоль щек. Поднял руку, поелозил полотенцем по макушке, сбросил на плечо. Тряхнул головой, отгоняя мокрые пряди.

– Чего ты? – Поймал он взгляд Арины, удивленно подняв брови. – Чего так смотришь?

– Ничего… Просто ты очень красивый. А с годами все лучше становишься. Все-таки несправедливо природа устроила женскую и мужскую зрелость, правда? У меня морщинки на лице вылезли, а тебя хоть в кино снимай.

– Так я не понял… Это что сейчас было? Комплимент в мою сторону или недовольство?

– Да комплимент, комплимент.

– А чем у нас все-таки пахнет, а? Чем-то таким… Отвратительным…

– Это подсолнечное масло, я хлеб с чесноком жарила.

– Не понял… Какой хлеб?

– Черный… С чесноком…

– Зачем жарить хлеб да еще и с чесноком?!

– Ну как же, Родя… Ты забыл, наверное! Конечно, забыл…

– Что я забыл?

– Ну помнишь тот вечер?.. У нас тогда ничего не было, и денег совсем не было… Ты пришел домой весь в отчаянии, а я… То есть мы вдвоем… Мы жарили черный хлеб с чесноком на жутком подсолнечном масле… Помнишь?

– Ну, помню… И что? Сегодня у нас вечер плохих воспоминаний? Вообще-то я голодный. Я с работы пришел и рассчитываю на нормальный ужин.

– Родь, ты чего?.. Я ж хотела…

– Чего ты хотела? Чтобы я сел за стол, прослезился от умиления и начал жевать корочку хлеба? Что ты выдумываешь все время, а? Ну ладно, раньше… А сейчас! В детство впадаешь, что ли? Так рановато вроде!

– Родь… что с тобой?..

– Да ничего! Просто надоело, Арин, правда! Ну нельзя так жить, пойми, наконец. Что умилительно в сопливой девчонке, то смешно в зрелой женщине. Ну какой хлеб с чесноком, какие воспоминания? Сама подумай! Нельзя же все время нырять в прошлое, это смешно и глупо выглядит, поверь мне.

– Смешно? Глупо? Наше прошлое – это смешно и глупо, по-твоему? И наша с тобой любовь – тоже смешно и глупо?

– Ну, пошло-поехало… – с раздражением воздел он руки к затылку. – Чуть что – сразу любовь. У нас же великая любовь, я же забыл! Просто неземная любовь! У нас же ничего больше нет, кроме любви! Мы едим черный хлеб с чесноком, пучим друг на друга глаза и мычим французскую мелодию из этого старого придурочного кино… Как его… Забыл, черт!

– «Шербургские зонтики». В тот вечер мы слушали пластинку с той самой мелодией, Родя. Значит, все-таки помнишь. У нас была большая такая пластинка – оркестр Поля Мориа исполняет музыку Мишеля Леграна…

– А, ну да, конечно. Нет, а чего ты сейчас-то оплошала, интересно? Где? Где знакомые мелодии? Почему не звучат? Надо же их присобачить к воспоминаниям! Давай! Я требую музыку нашей любви!

Арина стояла спиной к окну, ухватившись сзади за подоконник. Так сильно ухватилась, что онемели пальцы. Казалось, они совсем чужие… И рука чужая. И плечо. И ноги, вдруг задрожавшие в коленях.

Нет, обиды почему-то не было. Были испуг и удивление, приправленные подступающей тошнотой. В конце концов, она на этом и сосредоточилась – чтобы отодрать онемевшие пальцы от подоконника и шагнуть в сторону двери. Да, молодец, правильно… И рот зажать рукой… До ванной совсем немного осталось!

– Куда ты? – послышался за спиной голос мужа, то ли по-прежнему раздраженный, то ли уже испуганный. – Тебе плохо, что ли? Я ж говорю – отвратный запах…

Желудок долго исходил тягучими спазмами, словно испуг и удивление были теми самыми чужеродными субстанциями, которые он хотел исторгнуть. Наконец, плеснув в лицо холодной водой, Арина села на край ванны, отерла мокрые щеки дрожащими руками.

Господи, что это было? Это что, у них с мужем сейчас такой хамоватый разговор был? С Родей? С любимым?! Не может быть…

– Эй, Арин… С тобой все в порядке?

Арина вздрогнула от легкого стука в дверь.