Любовь не помнит зла

– Так от мужа, от кого еще?

– Нет, Леська. Не все так просто, как кажется. У него детей в принципе быть не может.

– Да ты что? А ты откуда знаешь?

– Так он сам сказал… У него давно, в молодости, пулевое ранение было. Он же из бывших бандитов, из сильно круторылых в бизнес пришел.

– И что, ранение в то самое место было, что ли?

– Да нет, с этим местом все как раз в порядке… В сильно относительном, конечно, но в порядке. Просто пуля задела там что-то… Он говорил, я не запомнила. В общем, баб меняет как перчатки, а детей нет. И не будет. Несчастный мужик. Сильно крутой и сильно несчастный. Да ладно, чего мы все о нем?.. Больше поговорить не о ком, что ли?

А потом пришел тот проклятый день, забыть бы его, стереть из памяти к чертовой матери! День рождения Вали. Угораздило ее приболеть слегка, потому и отмечать решили в домашней обстановке, в узком семейном кругу. И Хрусталевы были приглашены. Валя на этом настояла, наверное. Все-таки Леся теперь у нее в подругах числилась. В сентябре это было. С утра погода хорошая была, а к вечеру дождь пошел, и гостевая тусовка перетекла с усадьбы в хозяйские покои, распределилась по большому каминному залу, кто где. Кто у стола выпивал, кто на диванах мягких развалился. Валя пропала куда-то, и Леся пошла ее искать, забрела случайно в коридорчик какой-то. И чего ее понесло туда?

Командор вырос перед ней неожиданно, как из-под земли. Леся даже испугаться толком не успела, как обычно. Просто впала в состояние, которое даже испугом назвать нельзя. Это было другое что-то, похожее на жестокий гипноз. Он схватил ее, поволок куда-то, и даже ни одной здравой мысли в ее бедной голове не промелькнуло, что можно было оттолкнуть, сопротивление оказать. Какое там сопротивление, боже мой! Пока он с нее платье сдирал, стояла истукан истуканом, даже дышать не могла. А уж потом и тем более себя не чувствовала. Будто со стороны на себя смотрела и ужасалась происходящему. Если б она понимала тогда, что еще одни глаза за ней наблюдают… Вернее, один глаз. Портативная камера послушно записала весь эпизод, мигнула красным зрачком. Да если б и знала, чтобы это изменило? Она, Леся, и не человек тогда была, и не женщина, а так, существо, мерзкой чужой властью раздавленное. Пока Командор на ней возился, старалась хоть как-то сосредоточиться, потолок рассматривала. Красивый в той спальне был потолок. С золотой лепниной. Потом, как сквозь вату, услышала насмешливое и грубое:

– Ну? Чего разлеглась, давай вставай! Иди к гостям…

Она кое-как сползла с мягкого пружинного ложа, дрожащими руками натянула на себя платье. Вышла из комнаты, постояла немного, соображая, куда ей идти.

– Направо! Направо! – услышала за спиной глумливый голос. – Соображаешь, где право?

Выйдя вслед за ней из спальни, он развернул ее за плечи, показал рукой направление. И подтолкнул в спину – иди… Она и пошла. Войдя в гостиную, рухнула на диван, уставилась не мигая на мельтешащих гостей.

– Лесь, что с тобой? Ты напилась, что ли? – участливо спросил Игорь, подсев к ней. Взял ее вялую руку в горячие ладони. – Тебе плохо, да, Лесь? Может, домой пойдем?

– Да… Да, пойдем… Сейчас, погоди… – пролепетала она так тихо, что он с тревогой наклонился над ее лицом, провел ладонью по щеке.

– Ты бледная такая… Господи, да что с тобой? Погоди, я тебе воды принесу!

Леся протянула вслед да ним вялую руку, будто не хотела отпускать его от себя. Лучше бы и впрямь они домой пошли. Там можно под горячий душ встать. Отогреться. Оттаять в теплом домашнем пространстве, не чувствовать себя куренком, вынутым из морозильной камеры. А потом – будь что будет. Рассказать, например, все Игорю. Или нельзя? Или он не поймет? Нет, нельзя, наверное, про это рассказывать. Да и не получится у нее, чтоб рассказывать.

– Ой, господа, я же совсем забыла, сегодня же нашу Валерию по телевизору будут показывать! – заполошно возопила какая-то тетка с открытыми полными плечами, бросаясь к телевизору. – Включайте скорее! Где у вас пульт, Валерочка?

– Да ну… – лениво отмахнулась Валя-Валерия от тетки, кокетливо хохотнув. – Ладно бы интервью какое, а то пригласили в качестве гостьи на «Пусть говорят»… Нет, не надо, не включайте, я там плохо выгляжу! И вообще, ужасная передача. Приводят всякий сброд с улицы, а потом заставляют комментировать эту маргинальную галиматью. К чему? Что это изменит? Нет, не люблю! Не включайте!

Тетка ее не послушала, заполошно начала рыскать по углам в поисках пульта и успокоилась, когда получила его таки в руки. Все заинтересованно сгрудились у экрана – кто стоя, кто плюхнувшись в многочисленные кресла и креслица. И с Лесей рядом присела на диван высокая женщина с мосластыми плечами и стрижкой под мальчика, заняла место Игоря.

На экране возникло сильно заплаканное полное женское лицо, прорыдало что-то в камеру, и ведущий с модной небритостью и в ослепительно-белой рубашке бросился к этому лицу по-отечески, демократично присел на подлокотник белого кресла, красиво покачивая аккуратной ножкой. Леся не слушала, что они там говорили. Не могла слушать. Поискав глазами Игоря, попыталась было встать, но тут же огромный экран телевизора погас и зарябил крупной рябью, выдав в углу значок «видео». И тут же осветился снова. Другим кадром. Спальня. Постель. Седая голова Командора. Потом спина. Потом твердая, ходящая ходуном задница. А вот ее бледное кукольное лицо крупным планом. Почти неживое. Открытая голая грудь. Лепнина на потолке. С позолотой. И звуки, производимые Командором. Звериное мерзкое кряхтение. И голос его за спиной, уже отсюда, уже не с экрана – удивленный, громкий, весело-глумливый:

– Фу, господа… Кто и зачем этот гадкий сюрприз устроил, а? Признавайтесь! Кто приволок сюда эту кассету? Разве можно такое, при молодой жене?.. Она ж меня теперь со свету сживет, каждый вечер скалкой по голове бить будет! Уберите, уберите это немедленно!

В наступившей гробовой тишине половина голов повернулась на звонкий хохот Командора, половина – в сторону застывшей у экрана с бокалом в руке Валерии. Народ ожидал скандала. Однако Валерия как стояла, так и продолжала стоять, задумчиво вертя в длинных пальцах ножку бокала. Ничего особенного, кроме крайней степени удивления, на ее лице написано не было. Ни ревности, ни гнева, ни других приличных для случая чувств. На Лесю никто не смотрел. Наверное, ее и не узнал никто там, на экране. Не идентифицировал. Кроме семьи Хрусталевых, разумеется. Для остальных она – просто баба под Командором. Никто. И звать никак.

Леся не помнила, как ей удалось самостоятельно встать с дивана. Пройти к выходу. Хорошо дошла, даже не задела никого. Потом по розовой плиточной дорожке к своему участку под сильным дождем шла, потом по террасе дома, потом на второй этаж поднялась, оставляя за собой мокрые следы… Даже к Ильке в комнату заглянула. Он спал на животе, безмятежно раскинув руки по подушке, сопел тихонько.

Встать под горячий душ ей сил все же не хватило. Забралась, как была, в мокром шелковом платье в постель, натянула одеяло на голову, затряслась, словно в лихорадке. Сколько так лежала, не запомнила. Потом успокоилась. Окунулась в сырую горячую дрему, а очнулась уже от голосов, доносившихся снизу. Но разобрать ничего не смогла, как ни прислушивалась. Что-то отчаянно говорил, почти кричал Игорь, ему вторил возмущенный басок Алексея Ивановича. Потом все смолкло. Открылась тихо дверь спальни – Игорь вошел. Сел на край кровати, дотронулся до одеяла, произнес убито:

– Вставай, Лесь… Поговорить надо.

Она еще больше сжалась под одеялом, потом резко скинула его, села на постели, заговорила быстрым отчаянным шепотом:

– Я… Я не знаю, как это получилось, Игорь! Я сама не знаю! Я испугалась… Я не виновата, Игорь…

– Да знаю я, что ты не виновата! Успокойся. Я тебе верю, Лесь. Но понимаешь, тут такая штука… Нельзя тебе больше здесь оставаться. Совсем нельзя. Ты пойми, не может отец место терять. Ну как, как мы дальше жить будем, после всего случившегося? Тут же нашего ничего нет, этот дом на деньги хозяина построен. Такая жизнь, Лесь. Ничего не поделаешь.

– А… Как же мне теперь? Куда мне? Ты… разведешься со мной, да?

– Выходит, разведусь. Нельзя мне перед хозяином быть посмешищем. Отец прав. Прости меня, Лесь.

Он дернулся было к ней, но на полпути опомнился, метнулся обратно, как от прокаженной, сжал голову руками, заскулил щенком. Леся видела, как замерла мутной каплей слеза на самом кончике его носа. Повисела немного и капнула на ковер. Потом еще одна повисла. Шмыгнув носом, Игорь отер щеки тыльной стороной ладоней, тряхнул головой, решительно встал с кровати. Распахнув дверки шкафа, начал выкидывать на кресло Лесину одежду – платья, джинсы, костюмы, туда же и шубка норковая полетела, еще не надеванная. Красивая, беленькая, с большим капюшоном. Вместе в магазине выбирали. Скользнув, шубка выпала из общей одежной кучи, упала ему под ноги вялым жалким комком. Игорь не заметил, наступил на нее ботинком. Потом обернулся к Лесе, развел руки в стороны, проговорил тихо:

– Ну вот и все вроде бы. Сейчас чемоданы принесу.

– Мне что, прямо сейчас надо уйти? Илька же спит…

– Нет. Куда ты пойдешь ночью? Все это завтра… А Ильку можешь оставить. Пока не устроишься. Мать отца уговорила его оставить. Они привыкли к нему.

– Нет. Он со мной пойдет. Он мой, а не ваш.

Бог знает откуда у нее в такой ситуации гордость взялась. Но произнесла Леся эту фразу определенно с гордостью. Игорь посмотрел удивленно, его губы снова задрожали, потом не выдержал, кинулся к ней, обхватил руками, прижал к себе. Сильные у него были руки. Привычно сильные. Она раньше думала, что и он тоже сильный, ее муж.

– Лесь… Давай хоть последнюю ночь… Вдвоем…

– Нет. Не будет никакой последней ночи. Иди, неси чемоданы. Мне собираться надо.

Игорь повиновался молча, от двери обернулся, произнес тихо:

– Прости… Не уберег я тебя.

Ранним утром Леся вместе с Илькой спустились вниз – гладко причесанная, бледная до синевы, наглухо застегнутая на все пуговицы длинного черного плаща. Игорь нес чемоданы, осторожно спускался за ней по ступенькам, весь будто сосредоточившись на этом занятии. Илька ничего не мог понять спросонья, жался к Лесиному боку испуганно. Вышла из кухни Татьяна Сергеевна – с черными полукружьями под глазами, следами горькой ночной бессонницы.

– Лесь… Давай я его хоть завтраком накормлю…

– Нет. Не надо. Спасибо.

Вслед за женой выглянул из кухни мрачный Алексей Иванович, глянул виновато и тут же отвел глаза. Пробурчал сердито:

– Тебе есть куда идти, Леся?

– Нет. Некуда.

– Тогда вот…

Он протянул ей какую-то бумажку, и Леся взяла ее автоматически, сунула в карман плаща.

– Там адрес… Я договорился, это съемная квартира, тебя там ждут. Я за месяц вперед заплачу, живи, пока не устроишься. А Ильку оставь. Он нам не мешает.

– Нет. Он поедет со мной.