Анино счастье

– Ничего страшного. Как Варя, спала ночью?

– Не… Ничегошеньки не спала. Как вы вчера с Сашей ушли со двора, ну, провожаться-то… Так она сразу и проснулась. Я аккурат в кухне была, слышу, кричит, будто плачет – мама, мама! Прибежала, а она по подушке головой катается, мычит, аж губы побелели! Потом спрашивает – уехал, мол? А я ей – нет, нет, что ты! Здесь он, врача проводить пошел… Ну, она успокоилась немного… А ночью так и не уснула, нет. И ладно бы говорила чего, а то лежит, в потолок смотрит и молчит… Саша-то, бедный, все сидел около постели, потом под утро уж закемарил…

Прервав свой горестный шепоток, она всхлипнула, собрала в горсть перекинутое через плечо кухонное полотенце, ткнулась в него носом. Потом, будто опомнившись, с шумом вдохнула в себя воздух, отерла уголком полотенца глаза, проговорила еще раз торопливо:

– Да вы проходите, проходите в горницу! И Саша там сидит… Только я перестелить не успела, не знаю я, как при Саше-то… Поди Вареньке при нем неловко будет…

Она удивленно взглянула на женщину, с трудом соображая, о какой «неловкости» та ей толкует. Потом сделала первый шаг – тоже с трудом, потому что напал вдруг на нее непонятный страх. Сглотнув, она подняла руку, отерла пот со лба, встряхнула головой в недоумении – что это с ней? Надо взять себя в руки. В конце концов, она врач, а не какая-нибудь сочувствующая соседка-обывательница! Отдернув звенящие висюльки пластиковой занавески, вошла…

Сидящий около Вариной кровати Саша поднял на нее глаза, улыбнулся жалко, приветливо. Слишком быстро вскочил со стула, уступая ей место. Как ей показалось, даже с некоторым облегчением. И снова улыбнулся виновато, словно застеснявшись своей торопливости. Она чуть повела головой – все нормально, мол. Я все понимаю, чего ж…

– Здравствуйте, Варя! – слишком громко, слишком бодренько произнесла она, садясь перед кроватью на стул. Так бодренько, что самой противно стало. И уже более спокойно добавила: – Давайте знакомиться, Варя. Я Анна Ивановна, ваш участковый врач. Ваша мама говорит, вы совсем ночью не спали? Что вас беспокоит, Варенька?

Бледное восковое лицо на подушке дрогнуло горестным недоумением, губы сложились в язвительную полуулыбку. Чуть повернув голову, девушка распахнула глаза, плеснула в нее отчаянием. Странное это было отчаяние, будто с примесью надменности. Откуда в ее положении надменность? Разве больной может на врача смотреть с надменностью? И молчит, будто изучает с любопытством. Втягивает в себя взглядом и молчит.

– Так что, Варенька? – снова ощутив давешний страх, склонилась она к ней. – Давайте-ка я вас осмотрю…

Привстав, она попыталась откинуть с нее одеяло, но вдруг ощутила, как впились в ладонь холодные цепкие пальцы, как с яростью скинули с одеяла ее руку. Девушка тяжело задышала, замотала коротко головой, напряженно втягивая через дрожащие ноздри воздух. Потом проговорила хрипло, через силу:

– Нет… Не надо… Уйдите…

– Но как же, Варенька… Я врач, я должна…

– Нет, не хочу, не надо!

– Ну хорошо, хорошо… Я не буду. Скажите хотя бы, что вас беспокоит?

Господи, как звучит фальшиво – что беспокоит… Зациклило ее на этом «беспокоит», что ли? И чувство какое-то странное внутри – будто виновата в чем. И голос тоже виноватый, неуверенный. И снова образовалась тяжелая пауза…

– Ну хорошо, не отвечайте, если не хотите, Варенька. Я настаивать не буду. Я понимаю, конечно…

Нет, опять не то, не то она говорит! Какое там – понимаю? И вообще… Она же всего лишь терапевт, а не психоаналитик, чтобы умело управляться с чужим отчаянием. Не знаешь, с какого боку и подойти. Даже в глаза этой несчастной девушке смотреть невозможно, взгляд сам по себе трусливо ныряет куда-то в сторону. А нырнуть ему особо и некуда – у изголовья кровати Александр застыл в неловкой позе, обхватив себя цепко руками. Замерз, наверное. Замерзнешь тут, рядом с таким яростно-молчаливым отчаянием.

В наступившей маетной тишине услышалось вдруг странное Варино дыхание – короткий вдох, потом длинный-длинный выдох. Снова вдох, снова длинный выдох. Вот подбородок ее вздернулся вверх, затылок утонул в подушке, слабая худенькая рука поднялась, зашарила слепо над головой, поймала на лету руку Александра, потянула к лицу. Он послушно присел на корточки, будто отдавая свою ладонь в полное Варино распоряжение, виновато глянул в ее сторону, чуть пожав плечами.

Пристроив Сашину ладонь себе под щеку, Варя закрыла глаза, сделала длинный вдох и замерла, сдерживая из всех сил дыхание. На выдохе горло слегка дернулось конвульсией, чуть встрепенулись ноздри красивого прямого носика, и две аккуратные слезинки выкатились из уголков глаз, растворились в рассыпанных по подушке волосах.

– Варь… Ну не надо, пожалуйста… Мы же обо всем договорились, Варь… – жалобно просипел Александр. – Я все понимаю, конечно… Я… Я не знаю, что еще сказать, Варь… Мне правда ехать надо…

Нет, это невыносимо просто! Сидеть, смотреть на все это – невыносимо! Тем более что она еще и не вовремя со своим визитом нагрянула, как выяснилось.

Она резко поднялась со стула, вышла в кухоньку к Татьяне Михайловне. Та глянула на нее коротко, всхлипнула, слепо зашарила рукой по груди, по плечам. Давешнее полотенце, наверное, искала. Не было у нее на плечах никакого полотенца. Обернувшись, сняла его со спинки стула, встряхнула, подержала в руках, рассеянно повесила обратно.

– Вот, уезжать собирается Саша-то… – тяжко вздохнув, показала рукой на стол, где громоздились какие-то неуклюжие свертки. – Собираю ему с собой засолку домашнюю… Тут у меня огурцы, помидоры, опять же грибы маринованные… Нынче много грибов было, я хорошо заготовила… Ой, да сейчас и вам баночку заверну, хотите?

– Нет, нет, не надо, что вы… – испуганно замахала она руками.

– Уж и не знаю, как Варенька переживет, когда его рядом не станет! Изведется с тоски, стало быть…

– Но… Он же, наверное, приезжать будет!

Он же обещал!

– Да кто их, мужиков, разберет… Он ведь не простой человек, сами видите. Городской, не нашенский, все у него будто с вывертом. Даже и не поел ни разу, чего я ему сготовила. Моргует, стало быть. И Варенькой моей теперь моргует…

– Да вовсе он не… моргует, что вы!

Она хотела сказать – не пренебрегает, но сам собой соскочил с языка этот дурацкий местный диалект, словно поневоле захотелось потрафить несчастной женщине.

– Ну да, ну да… Не слушайте вы меня, это я так, от горя. И в самом деле, не сидеть же ему тут, около нас.

– Понимаете, ему же работать надо! Он действительно человек непростой, это вы правильно сказали. Вы лучше… Денег у него попросите, Татьяна Михайловна. Вам сейчас очень много денег понадобится. И на специальное питание для Вари, и на лекарства, и на памперсы…

– Не буду я ничего просить! Еще чего – просить! Да и какие там памперсы? Что она, малое дитя, что ли?

– Сейчас и для взрослых есть, в аптеке вам все расскажут.

– Да ну… Баловство какое. Что я, за родной дочкой постель не перестелю да не постираю?

– Нет, тут не в вас дело, Татьяна Михайловна. Тут… В сохранении Вариного достоинства дело. Вы уж послушайте, что я вам говорю. Так и вам легче будет, и ей.

– И все равно – не буду у него денег просить! – Она вдруг резко вскинула голову, посмотрела сквозь слезы с горделивым отчаянием.

– Ну, не просите. Я думаю, он и сам догадается.

– О чем я должен догадаться? – тихо прозвучал у них за спинами голос Александра.

Переглянувшись, они посмотрели друг на друга растерянно. Татьяна Михайловна первая отвела взгляд, поджав губы, принялась переставлять с места на место завернутые в газеты банки, сердито сосредоточившись на своем занятии.

– Так о чем я должен сам догадаться? – снова приступил к ней с вопросом Александр.

Было в его вопросе что-то совсем уж трагически безысходное. Она глянула с удивлением, пожала плечами, произнесла неуверенно:

– Так о деньгах… Я думаю, Татьяна Михайловне одной не под силу будет, у нее пенсия маленькая…

– Ах, это…

Ей показалось, он даже вздохнул с облегчением. Нет, неужели и впрямь подумал, что они его постоянного присутствия рядом с Варей требуют? Чтобы жил вот здесь, в этом домике, чтобы и на работу еще устроился? Водителем на птицефабрику, например? Или в парикмахерскую – вместо Таньки Селивановой? Смешной, ей-богу…

– Я думаю, об этом и говорить не стоит, – снова торопливо заговорил Александр, – в деньгах у вас недостатка не будет, Татьяна Михайловна. И в деньгах, и в продуктах, и в лекарствах… В общем все, что надо… Уж в этом обстоятельстве вы можете быть совершенно уверены!

Он красноречиво развел руки в стороны, резким рывком поднял и опустил плечи, добавил с прежней торопливостью:

– Да и я буду приезжать каждый выходной! А может, и чаще! Вы можете полностью и абсолютно мною располагать!

– Ой, да какое уж там – располагать… Хотя и спасибо тебе на добром слове, милок. – Повернувшись к нему всем корпусом, женщина склонила седую голову. Тихо всхлипнув, снова принялась искать на груди заветное полотенце, не нашла, махнула безнадежно рукой, проговорила сдавленно: – Вот, я тут собрала тебе с собой кое-чего… Помидоры, огурцы, опята маринованные…

– Ой… Я вас умоляю, Татьяна Михайловна! – испуганно глянул на сгрудившиеся на столе газетные свертки Александр. – Не надо ничего, пожалуйста!