Немного любви для бедной Лизы
– Да, именно так. Ну, может, не два. Может, три. Какая разница.
Артем отошел, и Лизу передернуло от отвращения. Нет, правда, сволочь! Уже и сроки для себя определил! А Жанна ни сном ни духом. Или в самом деле – взять да и рассказать ей все? Открыть глаза? Но ведь не поверит. Да и надо ли?
Артем бросил Жанну ровно через три года, аккурат перед Сонечкиным днем рождения, которое собирались отметить с большим размахом, с приездом гостей, с клоунами и прочими циркачами. Подготовка была в самом разгаре, когда въехала в ворота на всей скорости машина Жанны, взвизгнула тормозами, успев смять под собой цветущий розовый куст. Жанна вышла из машины, хлопнула дверью, сделала несколько шагов и осела на дорожку, мотая головой:
– То-о-о-ля… Толя, он меня бро-о-сил… Толя, я не могу, убей его, пожалуйста! То-о-о-оля…
– Жанна, вставай… Ты пьяная, что ли? О господи! Да как ты ехала в таком состоянии? Ты ж могла разбиться! – Склонившись к Жанне, Анатолий попытался заглянуть ей в лицо.
– Да пусть бы я лучше разбилась! Ты не слышишь меня, что ли? Он бросил меня, Толя! Бросил!
– Ну, бросил… Подумаешь, драгоценность. Альфонс с возу, кобыле легче.
Жанна перестала завывать, икнула обиженно, глядя на брата снизу вверх.
– Вставай… Пойдем в дом. Люся тебе сейчас кофе сделает.
– Погоди… Погоди, как ты сказал? Это я, что ли, кобыла? И кто ты мне после этого? Хочешь сказать, что ты мне после этого родной брат?
– О-о-о… Все, понеслось. А чего ты от меня хотела? Жалости, что ли? Нет уж, за этими бабскими штучками не ко мне, пожалуйста. Давай, давай, поднимайся, иди в дом. Я пошел Сонечку спать укладывать, а ты с Лизой поговори. Может, она тебя пожалеет… А я твоего горя не понимаю, хоть убей! Давай, поднимайся…
Через десять минут Лиза сидела напротив Жанны, слушала ее сбивчивые пьяные откровения.
– …А я, как идиотка, и не понимала, что происходит, в двух шагах от себя ничего не видела. А эта стерва же просто перекупила его! Наобещала золотые горы, – прихлебывая виски, обличала Жанна по всем статьям свою соперницу, женщину тоже немолодую, но, как Лизе казалось, вполне симпатичную и доброжелательную. Тем более Жанна с этой теткой давно и красиво приятельствовала. Действительно, кто бы мог подумать!
– Ты бы не пила виски, Жанна… Потом плохо будет… – проговорила тихо Лиза, но Жанна ее, конечно же, не послушала.
– Конечно, наобещала золотые горы! А чего ей не обещать? Она ж богатая вдова, сволочь такая! Наверное, давно на него глаз положила, выжидала… Не успела и месяца вдовой побыть… Невтерпеж, наверное, стало! Старая выдра! Нет, как я раньше не догадалась, что она давно его для себя присмотрела?
– Ну, и скатертью дорога, и не плачь… – снова подала голос Лиза. – Зачем он тебе – такой? Если его можно взять и перекупить.
– Да что ты понимаешь в этих делах, соплюха! Вот будет тебе столько, сколько мне, тогда, может, и поймешь… Живешь, как у Христа за пазухой, беды не знаешь!
– Извини, Жанна. Извини, я просто хотела…
– А не надо ничего хотеть, молчи лучше! Что ты понимаешь вообще? Вздумали яйца курицу учить… Кстати, давно хотела спросить – Артем к тебе приставал?
– Нет. Нет…
– Врешь! А впрочем, какая теперь-то разница… Как мне дальше жить, а? Что делать – одной? Я ж не умею – одна… Я из окна выброшусь… Да не суй мне кофе, не хочу я кофе! Лучше еще виски налей. Я выпью и лягу вот тут, на диванчике. Спать хочу… Уйди от меня, уйди! Видеть не могу твою счастливую юную рожу! Я спать буду…
Вскоре Жанна и впрямь уснула, со свистом втягивая воздух набухшим от слез носом. Анатолий спустился в гостиную, постоял рядом с диваном, глядя на расхристанную Жанну, потом проговорил тихо:
– Видать, и впрямь у сестры горе, придется поверить.
– Да, она очень убивалась, – кивнув, вздохнула Лиза. – Почти целую бутылку виски в себя влила.
– Ничего-ничего, время лечит… Все проходит, и это пройдет. Переживет, я думаю. Может, наоборот, за ум возьмется. Тоже – придумала себе любовь! Лучше бы посчитала, во что мне такие забавы обходятся. Еще и обиделась, что не пожалел.
– Да, и на меня тоже обиделась, – грустно поддержала его Лиза.
– А на тебя за что?
– За мою счастливую рожу. За то, что яйца курицу не учат.
– Понятно… Не обращай внимания, Лизонька. Это из нее хмельные эмоции выплескиваются. Проспится, человеком будет.
– А я и не обращаю… Наоборот, сочувствую. Если мы с тобой не можем ее горя понять, это наше собственное ощущение, только и всего. А для нее это как раз горе, горше некуда.
– Да, Лизонька, ты права… Но что же делать?
– Не знаю…
– Может, Жанна пока у нас поживет?
– Да, конечно! Чего она там, в своей квартире, одна? Будет целыми днями виски глушить.
– Ну, так и решим… Пусть у нас живет.
Потом Лиза пожалела, что так опрометчиво повелась на предложение Анатолия. Потому что все в доме с появлением Жанны пошло наперекосяк.
Жанна раздражалась. Жанна смотрела на нее волком. Жанна пила, не просыхая. А самое главное – Жанна невзлюбила Сонечку! Нет, внешне она этого никак не демонстрировала, но Лиза чувствовала – невзлюбила, и все… И Анатолию не могла сказать – он бы все равно не поверил. Как можно не любить Сонечку?!
Тот сентябрьский день Лиза помнила до мельчайших подробностей, болезненно помнила, перебирала каждую минуту, ощупывала, как бусины на четках. А главное, день был чудесный! Настоящий подарок бабьего лета, тихий такой, солнечно ненавязчивый, умиротворенный…
Они сидели на лужайке за столом, пили чай. Невдалеке меж соснами покачивался гамак, в нем спала Сонечка, забавно сложив на груди маленькие ладошки. Старались говорить негромко – не разбудить бы… Анатолий изредка протягивал руку, чтобы качнуть гамак, и когда смотрел на ребенка, губы его смешно вытягивались в трубочку. От дома по дорожке шла Люся, несла в руках блюдо с пирожками. Лиза потянула носом – ветер принес аромат свежей выпечки.
– А с чем пирожки, Люсь? Вкусно пахнет… – спросила, улыбаясь.
– С вишней.
– Ух ты… Жанна, смотри, какие пирожки! Ужасно вкусные, наверное!
– Ну, ты и ешь на здоровье. Люся, принеси мне виски, возьми початую бутылку в баре в гостиной! – скомандовала Жанна, снисходительно глянув на Лизу.
– Может, не надо? – повернулся к сестре Анатолий. – Может, устроишь себе хоть один трезвый день? Посмотри, как хорошо сидим.
– Тебе, может, и хорошо. А мне не очень.
– Жанна, и впрямь, сколько можно… Ты что, хочешь в клинику неврозов загреметь? Думаешь, мне нравится наблюдать, как ты спиваешься?
– Я не спиваюсь. У меня депрессия.
– Но алкоголем ты только усугубляешь… Пожалуйста, возьми себя в руки!
– А я держу себя в руках. Я только этим и занимаюсь, к твоему сведению. О, если б ты знал, как я стараюсь держать себя в руках. Можно сказать, из последних сил.
Жанна выпрямилась в кресле и глянула на Анатолия так многозначительно, будто желала придать особенный смысл только что сказанному. Потом перевела взгляд на Лизу, усмехнулась.
– Так виски нести или нет? – робко спросила Люся, обращаясь к Жанне.
– Нет! – резко бросил Анатолий. – Вы разве не слышали, Люся, что я сказал?
Девушка вздрогнула, отступила на шаг, развернулась и быстро пошагала по дорожке обратно к дому.
А за столом повисла нехорошая пауза. Жанна задумчиво уставились на верхушки сосен, поджав губы и прищурив глаза. Лизе показалось – было в этой задумчивости что-то зловещее…
Анатолий снова протянул руку, чтобы качнуть гамак. Сонечка вздохнула во сне, смешно подняв бровки, и рука Анатолия застыла в нерешительности.
– Наверное, скоро проснется… – шепнул он, разглядывая лицо девочки.
– Да, пора уже, – таким же ласковым шепотком ответила ему Лиза.
– Она на тебя становится похожа, Лизонька! И так же во сне вздыхает смешно!
– Да? Не знаю… А мне все говорят, что Сонечка на тебя похожа. Как две капли.
– Ой, да какие там капли, гос-с-споди… – очень тихо произнесла Жанна, будто едва сдерживалась. – И хватает ведь наглости, надо же…
Анатолий с Лизой переглянулись, уставились на Жанну в недоумении. Анатолий первый справился с досадой, проговорил мягко:
– Не злись, Жанна. Ты ведешь себя, как ребенок, которому не дали сладкого. Но если желаешь злиться, то злись на меня, оставь Лизу в покое.
– Да ни на кого я не злюсь! Просто… Просто слышать не могу, когда… Нет, ну я не понимаю… Ты совсем, что ли, ослеп, братец? Неужели не видишь, что…
– Что? Что я должен видеть? Если уж начала, то договаривай!
– Ты точно хочешь это знать?
– О господи, Жанна, давай без угроз… Что я должен знать? Что я должен видеть?
– Да твоя Сонечка совсем на тебя не похожа, вот что!
– Хм… А на кого она похожа?
– На Артема! На этого ублюдка! Как две капли воды!
– Что?! Ты… Ты с ума сошла, Жанна? Что ты говоришь! Прекрати немедленно, это уже переходит всякие границы! Мое терпение скоро закончится, учти!
– А мое терпение давно кончилось. Да, это правда, Анатолий. Прости меня, что все-таки не стерпела. Я очень сожалею, но это правда.
– Знаешь что, дорогая сестра? Мне твои эскапады порядком поднадоели. А не пора бы тебе переехать в квартиру, а? Прямо сегодня? Прямо сейчас?
– Да хоть сию секунду…
– Пожалуйста! Изволь!
– Да, изволю. Но это ничего не меняет, Анатолий. Соня – не твоя дочь. Мне очень жаль.
– Прекрати, Жанна! Хватит!
– Да это тебе – хватит… Я же и впрямь не хотела, то есть долго не решалась тебе правду открыть… Но рано или поздно все равно бы пришлось! И вообще… Чего я тебе на словах доказываю? Я сейчас документ принесу… Официальный, между прочим…
Жанна выкарабкалась из кресла, быстро пошла по дорожке к дому. Анатолий с ужасом смотрел ей вслед, потом с таким же ужасом глянул на Лизу.
– Что это, Лиза? Что она говорит? Какой документ?
– Не знаю… – растерянно развела она руками.
– Совсем с ума сошла… Это ж надо такое придумать… Налей мне воды, пожалуйста!
Стакан с водой мелко дрожал в его руке. Лицо побледнело. Лиза испугалась, подалась к нему всем корпусом:
– Тебе плохо, да?
– Да, Лизонька… Нехорошо как-то. Наверное, давление подскочило. Ничего, не волнуйся. Сейчас я отправлю Жанну домой, и…
Жанна быстро шла к ним от дома. Плюхнулась в кресло, торжественно протянула Анатолию плотный конверт:
– На, держи!
– Что это?
Анатолий осторожно взял в руки конверт, зачем-то оглядел со всех сторон.
– Это тест на отцовство. Уж извини, я подсуетилась, проявила инициативу. А что делать, если ты сам ничего не видишь? У меня-то глаза есть, никуда не делись! Тем более невооруженным глазом видно, что девочка – копия Артем! Да, этот поганец и тут наследил! Его, можно сказать, с руки кормили, а он…
– Погоди, погоди, Жанна… Я не понимаю, какой тест? Откуда?
– Оттуда! Нынче это просто делается, Анатолий. Генетический тест, никаких проблем… Достаточно было предоставить несколько волосков с головы Сонечки и твой носовой платок со свежей кровью. Помнишь, у тебя три недели назад носом кровь шла? Ну, вот… Я заказала экспертизу. За свои деньги, между прочим. А позавчера заключение получила… Да ты открой конверт, открой! Убедись сам, там все расписано, не сомневайся! И на результат посмотри… Вероятность отцовства – ноль! Что и требовалось доказать, дорогой братец!
Дальнейшее виделось Лизе будто со стороны. Она не могла произнести ни слова. Могла только удивляться и наблюдать…
Вот Анатолий достал из конверта лист бумаги. Жанна угодливо потянулась через стол, ткнула пальцем в нужное место:
– Вот… Вот сюда смотри… Видишь, написано? Вероятность отцовства – ноль…
А потом листок выпал из его рук. Анатолий задышал часто, проводя дрожащими ладонями по влажному от пота лицу, хотел было подняться из кресла, но не смог… Рухнул на траву лицом вниз, неловко вывернув руку.
Лиза бросилась к нему, упала на колени, попыталась перевернуть на спину. И ничего у нее не получилось – руки не слушались, тряслись от страха. Еще и в голове поднялся страшный шум. Потом поняла – это Жанна кричит… И проснувшаяся Сонечка громко плачет… И Люся держит в руках телефон, повторяя одно и то же:
– «Скорую»! Надо «Скорую» вызвать! Я сейчас, Жанна Григорьевна! Я сейчас вызову и Сонечку возьму…
«Скорая» приехала быстро, но Жанна не позволила Лизе ехать в больницу. Схватила за руку, оттолкнула довольно грубо:
– Куда лезешь? Уйди, я сама с братом поеду! А ты теперь ему никто, поняла? Еще и лезет… Уйди!
Машина уехала, и Лиза побрела в дом.
С трудом открыла дверь, услышала, что Сонечка плачет:
– Люся, дай ее мне…
Сонечка быстро успокоилась, прижавшись к матери. Люся принесла из кухни что-то пахучее в стакане, протянула Лизе:
– Выпейте, пожалуйста. На вас лица нет. Хотите, чаю горячего принесу?
– Нет, Люся, не надо чаю… Ничего не надо. Я просто так посижу… Я пока вообще, вообще ничего не понимаю… А ты что-нибудь понимаешь, Люся?
– Да я не знаю… Не мое дело, конечно, но Жанна Григорьевна, я слышала, про какую-то генетическую экспертизу кричала. Будто бы Анатолий Григорьевич вовсе Сонечке не отец…
– А кто же он тогда?
– Я не знаю. Вам виднее, Лиза.
– Да, именно так. Мне виднее. И если он не отец, то кто? То есть… Как так могло получиться? Или я сошла с ума, Люся? Я ведь точно знаю.
– Жанна Григорьевна говорила, что в акте экспертизы черном по белому написано… Вероятность отцовства – ноль процентов…
– Да какая вероятность, Люся? Это же явная ошибка! Такого просто не может быть!
– Я не знаю, что вам сказать, Лиза. Правда, не знаю… Наверное, я и не должна ничего говорить. Но… Что же теперь будет, а?
– Да ничего не будет. Надо просто объяснить им, что это ошибка. Я же знаю… Я знаю, Люся… Я знаю…
Весь вечер она без конца повторяла это дурацкое заклинание. Люся увела Сонечку на кухню, покормила ужином, а она ходила кругами по гостиной, обхватив себя руками, талдычила одно и то же: «Я знаю, я знаю»… Останавливалась ненадолго, чтобы кликнуть в телефоне номер Жанны, вслушивалась в короткие злые гудки, нажимала на кнопку отбоя, снова начинала кружить.
– Хотите, я сегодня домой не пойду, на ночь останусь? – предложила Люся, выглянув из кухни. – Вы в таком состоянии, вам одной нельзя…
– Да, Люся, спасибо. Уложи Сонечку, ладно?
– Хорошо… А вы бы съели чего-нибудь. Ну, или чаю хотя бы… Смотреть на вас больно, правда.
– Нет, ничего не хочу. Мне бы до Жанны дозвониться… Она мои звонки сбрасывает…
– А вы дежурному врачу позвоните, спросите про Анатолия Григорьевича. Вам обязаны ответить, вы жена.
– Да… Да, ты права! Сейчас позвоню.
Сердитый женский голос объяснил ей, что у поступившего больного диагностирован острый сердечный приступ, что состояние на данный момент тяжелое и оценивается как предынфарктное. И что рядом с больным находится его сестра. И что приезжать не надо – больничная палата не может вместить всю толпу родственников. И что сами в семейном кругу решайте, кому и когда быть рядом с больным… Сегодня ночью пусть будет сестра, завтра утром вы можете приехать… Решайте сами, в конце концов!
– Да, спасибо. Мы решим. Спасибо… – робко благодарила Лиза.
– Пожалуйста! – ответили ей.
Все. Гудки. Лиза сунула телефон в карман джинсов, нервно потерла руки, прислушалась. Наверху, в детской, Люся читала Сонечке сказку на ночь. Да, скоро ночь… И как бы прожить эту ночь, дотянуть до утра?..
Утром Лизу к Анатолию не пустили. Дежурная позвонила куда-то, и к ней в фойе спустилась Жанна, проговорила с тихой ненавистью, глядя в глаза:
– А как ты хотела, милая? Да, это я попросила, чтобы тебя не пускали. И думаю, это вполне справедливо, сама должна понимать. Зачем ему тебя видеть? Наоборот, ему бы забыть скорее. Или ты хочешь его совсем доконать?
– Жанна, но это же все неправда! Я знаю!
– Ага, знаешь ты… Знаешь, конечно…
– Знаю! Как мне не знать, если… Я точно знаю? Пусти меня к нему, ну, пожалуйста! Я сама ему все объясню…
– Поздно, милая. Да и что ты можешь объяснить? Против документа не попрешь…
– Но я знаю!
– Да что ж ты настырная такая, а? Наглая и настырная! Заладила свое – знаю, знаю! Совесть бы поимела, честное слово! Другая бы на твоем месте… Хотя бы прощения попросила, что ли…
– Но мне не за что просить прощения! Я ни в чем не провинилась!
– Ой, все, хватит… Езжай лучше домой. Езжай и жди… Анатолий придет в себя и решит, что с тобой дальше делать… А мое дело сейчас такое – я рядом с братом должна быть. Уж сестра брату рогов не наставит, правда? Давай-давай, отправляйся домой… И жди…
Жанна позвонила ей через два дня, проговорила в трубку почти торжественно:
– Лиза! Анатолий пришел в себя и хочет с тобой поговорить. Только недолго. Врач разрешила – на пять минут. Приезжай. Кардиология, третий этаж, семнадцатая палата.
– Да… Да! Я сейчас! Я быстро! Спасибо, Жанна!
Сердце отчаянно колотилось, когда Лиза шла по больничному коридору. А вот и семнадцатая палата…
Анатолия она не узнала. Лицо его было бледным, постаревшим, странно вытянутым, сухие губы сжаты в ниточку. Жанна стояла, отвернувшись к окну, но даже от спины ее шло презрение. Лиза робко присела на стул рядом с кроватью, дотронулась пальцами до руки Анатолия, лежащей поверх одеяла.
– Как ты? Тебе лучше?
– Не надо, Лиза, не задавай глупых вопросов. Я все равно не собираюсь на них отвечать. Да ты и сама все видишь. Ты предала меня, Лиза.
– Нет… Нет! Послушай меня, пожалуйста…
– Ты знала, что для меня значит ребенок. Знала, как я хотел… И ты решила меня таким способом осчастливить? Как ты могла, Лиза?
– Но это же все неправда, это ошибка! Этого не может быть, что там написано, я клянусь! Я никогда и ни с кем… Ты был первым и единственным!
– Как глупо, Лиза… Я же так верил тебе…
Глупо…
– Это неправда, что там написано, я клянусь…
– Не надо плакать, зачем? Не надо… Все и без того встало на свои места. Подпишешь документы на развод, и прочь из моей жизни… Хотя – какой жизни, о чем я? Мне уж недолго осталось. Вряд ли я такое переживу. Ты же убила меня, дрянь… Дрянь! Я так верил тебе… Все, уходи, видеть тебя не могу!
Жанна повернулась от окна, подошла к Лизе, слегка подтолкнула в плечо:
– Ну, хватит… Идем… Идем, я тебя провожу.
В коридоре она развернула ее к себе, бросила резко в лицо:
– Никуда не уезжай, будь дома! Я вечером приеду, и не одна, а с адвокатом, он сейчас бумаги готовит. Подпишешь при мне… Поняла? Все, иди…
Лиза не помнила, как ехала домой. Себя не чувствовала. Казалось, что презрение, исходящее от Жанны и Анатолия, окутало ее плотным коконом, и сквозь него даже воздух не проходил, очень было трудно дышать. Хорошо, что об эту пору машин на дороге было не так много, иначе бы живой не доехала.
Люся осторожно глянула ей в лицо, ничего не спросила, только вздохнула.
– Сонечка спит, Люсь?
– Да… Пообедала и спит. А вы обедать будете?
– Нет… Какой обед, что ты…
– Но вы уже три дня ничего не ели!
– Я не могу, Люсь… Я не живу как будто. Вообще не понимаю, что происходит. Я лучше пойду прилягу, ноги совсем не держат… А к вечеру ты меня разбуди. Вечером Жанна приедет. С адвокатом…
– С адвокатом? Зачем с адвокатом?
– Не знаю… Бумаги какие-то подписывать. На развод, по всей видимости.
– Анатолий Григорьевич решил с вами разводиться?
– Да… Он так решил. Я пойду, Люсь…
– Да, да, идите, конечно. Я разбужу.
Адвокатом оказался старенький Семен Яковлевич, приятель Анатолия, Лиза была с ним знакома. Семен Яковлевич сухо ответил на ее приветствие, уселся на диван в гостиной, выудил из портфеля пластиковую папку с документами. Жанна устроилась в кресле, зорко наблюдала за процессом.
– Ну-с, давайте будем подписывать документы, Елизавета… Вам вслух зачитать, или сами знакомиться будете?
– Да зачем она будет знакомиться, еще чего! – гневно передернула плечами Жанна. – Анатолий же ей все объяснил! Так и сказал – подписывай документы на развод, и прочь из моей жизни!
И снова волна ее ненависти окатила Лизу. Показалось, вдруг переключился внутри маленький тумблер – сначала холодно стало, потом никак. То есть полное равнодушие охватило. Хотелось только одного – чтобы Жанна исчезла вместе со своей ненавистью.
– Где мне подписать, Семен Яковлевич? Я не буду знакомиться, я все подпишу.
– А вот здесь, душа моя, и здесь… Это доверенность от вашего имени, это заявление на развод, а это соглашение, что вы на раздел имущества не претендуете… И на содержание ребенка тоже…
– О господи… Еще бы она претендовала… – злобно хохотнула Жанна, но тут же умолкла под строгим взглядом Семена Яковлевича.
– Ну, вот и все, душа моя, дело сделано… – аккуратно собрал он документы в папочку. – Спасибо вам за доверие, засим я вынужден попрощаться, у меня дела. Не провожайте, не надо, я сам найду дорогу.
Семен Яковлевич ушел, Жанна тоже поднялась из кресла, озабоченно глянула на часы, проговорила деловито:
– Значит, так… Два часа тебе на сборы. Сейчас такси подъедет, я уже договорилась, тебя отвезут в твой город. Нет, а как ты хотела? Вернешься туда, откуда приехала… Шмотки можешь забирать. Бери столько, сколько в багажник влезет. А цацки не отдам, цацки оставь. И денег тоже не дам… И без того, думаю, успела кое-чего себе притырить. Ну, и засим прощайте, как говорит Семен Яковлевич… Досвидос ариведерчи… Ах да, совсем забыла! Может, адресок настоящего Сонечкиного папаши тебе дать? Хотя… Какой с этой продажной твари спрос… Как с гуся вода… Ладно, иди, собирайся, чего стоишь?
Соня уснула у Лизы на руках, как только выехали за город. Осторожно пересадив дочь в детское кресло, она пристегнула ремни, повернулась к окну.
За окном кружила осень… Желтое, красное, солнечный день, карнавал. Еще несколько дней назад и для нее был карнавал. Беззаботное кружение дней, нарядных и легких, как эта осень. Четыре года, целых четыре года! Как сон. Да с ней ли это было, в самом деле?
Выходит, с ней. Вон, доказательство посапывает в детском креслице. Милое, мое любимое доказательство. Как же они дальше жить будут? Что их впереди ждет? И подумать страшно…
* * *– …О, кого я вижу! Явление второе, все те же, в лаптях!
Наталья стояла в дверях так основательно, будто не собиралась пускать их с Сонечкой на порог.
– Отойди… Не видишь, я с ребенком?
– Да вижу, вижу… И с ребенком, и с чемоданом. Плакала наша спокойная жизнь, стало быть.
Наталья отступила в прихожую, обернулась назад, прокричала с насмешливым вызовом:
– Ма-а-м?! Иди, посмотри, кто к нам пожаловал с визитом вежливости!
– Ты, как всегда, в своем репертуаре… – устало и немного раздраженно проговорила Лиза, ступая через порог. – Можно хотя бы не орать, а? Ребенка напугаешь. Она к такому не привыкла.
Сонечка и впрямь будто прилепилась к ней, прятала лицо, испуганно обнимала за шею. В прихожую вышла мама, и Лиза почувствовала, как жалость ковырнула нутро – мама очень постарела… И на лице все то же привычное выражение угрюмой вежливости. Не узнает, что ли? Все-таки дочка приехала, внучку привезла…
– Ой, Лиза… А я тебя и не узнала сразу-то! Какая ты стала… Как с картинки… Ой, а это кто у тебя, а?
– Это твоя внучка, мама. Сонечка.
– Ой, внучка… Надо же… Сонечка, повернись ко мне, я хоть в личико тебе гляну!
Соня дернулась, еще сильнее обхватила руками Лизину шею, пряча лицо. Ласково оглаживая девочку по спине, Лиза проговорила виновато:
– Мам, она очень устала, мы пять часов ехали… Завтра познакомитесь, ладно? А сейчас я ее спать уложу.
Подхватив ручку чемодана, Лиза направилась было в свою комнату, но услышала за спиной Наташкино досадливое:
– Да куда ты… Там теперь наша с Толиком спальня…
– Где спальня? В моей комнате? – удивленно переспросила Лиза.
– А как ты хотела? Чего зря комнате пустовать? Уехала и уехала, кто ж думал, что снова тут нарисуешься? Да еще и с довеском…
– Интересно… И куда нам теперь?
– Так в гостиную пока… – робко предположила мама. – В гостиной диван раскладывается, там и переночуете. А завтра видно будет…
Гостиной числилась нынче та комната, которую прежде занимали Наташка с Толиком. Она и впрямь выглядела вполне парадно, с ремонтом, с покушениями на модный дорогой минимализм.
Наташка шагнула вслед за Лизой, подбоченилась, встала посреди гостиной победительницей – глянь, мол, как у нас тут круто! Еще и подбородок вверх задрала, и плеснула надменностью в ожидании Лизиных восторженных эмоций.
Лиза эмоций не выдала, лишь осмотрелась деловито – куда бы присесть. Не станешь ведь Наташке объяснять, что покушения, они и есть покушения, и вариант «эконом» надменностью не прикроешь. И гладкий, но синтетический паркет не прикроешь, и пухлую – слишком пухлую! – помпезную мебель, и стилизованные под парчу дешевые портьеры с вальяжными ламбрекенами. А еще люстру под потолком не прикроешь, большую, грубо сработанную, но стеклянно кудрявую, как свадебный торт. Да, люстра особенно бросалась в глаза экономной надменностью. Не люстра, а наш ответ венецианским буржуям с их муранскими несчастными стеклышками! У нас, мол, тоже не абы как и не хуже ваших!