Обитель Синей Бороды

– Силу, что ли, девать некуда? Ну, коль некуда, так иди вон, подъезды намывай. Все хоть копейку в дом принесешь. Думаешь, легко мне тебя одной тянуть? Сегодня же пойду, договорюсь в ЖЭКе…

И действительно – договаривалась. Умела слезу пустить, чтобы приняли малолетнюю сироту «копейку себе подработать». Да и это не страшно было! Подумаешь – подъезды! Тут главное – время рассчитать правильно, организовать его так, чтобы на выполнение школьных домашних заданий хватило. А если не хватит – можно и от ночи прихватить. Но чтобы с невыученным уроком в школу прийти – это уж ни-ни… Этого Соня себе позволить никак не могла. Потому как слабинку дашь – и улетишь с мечты в проклятую жалость к себе, как в омут.

А на лето тетка ее судомойкой устраивала к себе в рабочую столовку, где сама была поваром. На целый день, с утра и до вечера. Соне до сих пор вспоминается то время как страшный сон. Тарелки, тарелки в горячем пару, запах кислой капусты, подгоревших котлет. Резиновые толстые перчатки, марлевый колпак, длинный огрузлый фартук. Ноги к вечеру гудели, пальцы взбухали внутри перчаток разваренными сосисками. А в голове все равно будто кто невидимый приказ отдает: стоять, Соня, стоять! Выстоишь – все у тебя будет! Жизнь прекрасная будет! Профессия – чтоб по душе и в удовольствие, но непременно чтобы достойная. Та профессия, которая приносит достаток. Да уж и выбрана в мечтах эта профессия… А семья, Соня, какая у тебя будет семья! И замужество будет – непременно счастливое! И чтоб никакого расчета, избави бог, ничего меркантильного! Только любовь. И в доме покой и легкое счастье, о котором и не думаешь, и за счастье не оцениваешь, как у Самойловых. И дети. Двое детей. Сначала мальчик, а потом девочка. Да можно даже и третьего ребенка – это уж как пойдет. Как профессиональные дела позволят…

И улыбалась, и вздыхала счастливо, глотая горячий вонючий пар. Позволяла себе в мыслях приблизиться к счастью. Нет, все-таки дарованная природой способность к целеполаганию – великая вещь. Поднимает над жизнью, над столовкой, над продавленной кушеткой в теткиной однокомнатной клетушке. Да и то – в детдоме-то еще бы неизвестно, как оно было. Там бы по целеполаганию-то природному прошлись плеткой-педагогикой, разрезали бы его на кусочки. Нет уж, лучше самой.

А тетке спасибо, конечно, думала тогда Соня. Может, даже и расщедрится, из заработанных за лето денег выделит ей толику, чтобы на зиму новый китайский пуховик купить. Старый-то совсем протерся, изо всех мест перья торчат. А если и не расщедрится – тоже переживем. Тетя Оля Самойлова свою старую куртку отдаст, Ленка говорила, она ей маловата уже.

Соне вспомнилось, как они вместе объявили Ленкиным родителям, что задумали в юридический поступать. В настоящий юридический, серьезный, базовый, который и в подметки не годился тем факультетикам, что повырастали, как грибы после дождя, в коммерческо-вузовских новообразованиях. Диплом получить без труда можно, а толку – никакого. Плюнуть да растереть. Так Ленкиным родителям и сказали – настоящими юристами стать хотим! Крутыми адвокатами! Мы ж не виноваты, что в нашем областном городе такого института нет! Те ахнули – как же, ехать в такую даль. Но отпустили, что ж делать, если у девчонок серьезные амбиции проклюнулись. Тетя Оля Самойлова даже всплакнула немножко. А потом, успокоившись, слово с Сони взяла, чтобы Ленку от себя – ни на шаг. И если, мол, какая туча над Ленкиной драгоценной головой появится – сигнализируй…

В институт они поступили – готовились же как-никак! Зря, что ли, отказывали себе лишний раз на дискотеку сходить? Сидели, зубрили школьную гуманитарщину. Все-таки мечта – дело святое. Ради мечты можно и дискотечными плясками пренебречь. Правда, Ленку время от времени тянуло-таки в ренегатство удариться, но Соня ее быстро на путь мечты возвращала. Характером-то посильнее была. Помнится, Ленкин отец частенько над ними посмеивался, говорил – нельзя давить, Сонь, на блондинку авторитетом. Мечтой можно, авторитетом – нельзя.

Наверное, он прав был. Потому что сам по себе факт поступления оказался для Ленки порогом мечты. Вот же она, сбылась, поступили! Чего дальше-то париться, себя истязать?

В общем, Ленка даже до третьего курса не дотянула, сошла с дистанции. Пока другие к заветному диплому пробивались, успела и замуж выскочить, и развестись, оттяпав у незадачливого мужа однушку в спальном районе да старенькую иномарку. И пребывала последние три года в подвешенном состоянии – ни диплома за душой, ни мужа. Так, перебивалась разными работенками. То в секретарях задницей повертит, то продавцом в элитном косметическом бутике покрасуется. Из последнего совсем недавно уволилась…

– Лен, как у тебя с работой, кстати? Нашла что-нибудь?

– Не-а…

Ленка обиженно скривилась, будто она спросила о чем-то совсем неприличном. Вздохнула, подперла щеку кулачком.

– Представляешь, даже думать о работе не хочется. Наверное, я не создана для работы, Сонь.

– А для чего ты создана? Для удовольствий?

– А что, вполне может быть… Не зря же мой организм так гневно настроен на ранний подъем. Как будильник зазвонит в семь часов, меня прямо колбасит всю! Ни рукой, ни ногой двинуть не могу! Что делать, не знаю…

– Что делать, что делать… Придется ночную работу искать. При твоей блондинистой внешности долго искать не придется.

– Ой, шуточки у тебя, Сонька… Фельдъегерские…

– Ну, тогда надо богато замуж выходить. С полным и безоговорочным содержанием. Хотя – с возрастом ты для богатого уже опоздала… Они больше соплюшек предпочитают. Но есть и другой вариант – искать себе мужичка, к богатству потенциально предрасположенного, то бишь с перспективами. А богатым его сама сделаешь.

– Хм… Спасибо за совет, подруга.

– Да пожалуйста. Всегда рады.

– А что… Может, и выйду… Спасибо, что идею подкинула.

– Ага, давай. Осталось самое малое – подходящую кандидатуру найти. Они ж, кандидатуры, на каждом углу бесхозными штабелями сложены.

– Да ладно, шибко-то не резвись с остроумием. Проблема гораздо серьезнее, чем тебе кажется. Никогда не знаешь, Сонь, где остроумие, а где проблема…

– Слушай, а этот… Как его, забыла… Ну, воздыхатель твой по прежней работе!

– Юрик, что ли?

– Ну да, Юрик… Он ведь холостой?

– Да при чем здесь – холостой… Дело же не в этом! Да, он хороший парень… Честный, порядочный. И с перспективами, как ты говоришь. А главное – очень добрый. Знаешь, бывают такие мужики – патологически добрые от природы. И потому ужасно занудные. А это так напрягает, знаешь…

– Напрягает? Почему напрягает?

– Ну, как бы тебе объяснить… Мне кажется, я рядом с ним будто раздваиваюсь. С одной стороны – занудство раздражает, а с другой – перед его добротой стыдно. Гармонии нет, понимаешь? Не умеют раздражение со стыдом рядом жить.

– Ишь ты… Какая сложная интерпретация семейной жизни.

– Да, сложная. Тебе этого не понять. Не всем же так свезло, как тебе. Ты-то по любви замуж вышла.

– М-м… Да уж… Мне, конечно, страшно свезло…

– Да, а как вы сейчас, кстати? Так и живете по разным квартирам?

– Так и живем.

– А…

Ленка усмехнулась, как показалось Соне, саркастически. Ей вдруг подумалось – зря она с ней в кафе потащилась… И разговор этот полушутливый затеяла зря. Не в духе сегодня Ленка, по всему видно. Надо бы вырулить как-то на другую тему, нейтральную. Тем более официантка заказ принесла, запах от еды пошел обалденный. Вот на тему еды и надо стрелки перевести!

Не успела. Едва только официантка отошла от стола, Ленка выпалила сердито:

– Ты сделала большую ошибку, Сонь, давно хотела тебе сказать! Зря пошла на поводу у свекрови! Чего она там тебе в уши пела, а? Пусть Олеженька поживет отдельно, пусть привыкнет?

– Ну… Вроде того.

– И что? Он привык? И к чему он привык? Не знаю… К одиночеству, может, и привык, а от ребенка отвык. Все наоборот получилось. Разве не так?

– Лен… Я не хочу говорить на эту тему. Не надо, а? Мне тяжело…

– Нет уж, ты послушай… Я тебе не чужая, сюсюкать не буду. Я как есть скажу. Во-первых, отдай себе наконец отчет, что твой Олеженька – всего лишь мужик. Такой, как все. С обыкновенной мужицкой природой. Не идеализируй его, пожалуйста.

– А я что, идеализирую?

– Конечно! Сидишь и ждешь, когда он отцовской сердечностью воспылает! Смешно же! Да у мужиков на такие духовные дела резерва нет, понимаешь? Природой не заложено! Им, сволочам, пресловутый бытовой комфорт дороже всякой духовности! Ну, в юности, может, еще туда-сюда… А с возрастом романтика истощается, жизнь переходит в плоскость упорядоченной системы, то есть – работа, зарплата в клювике, домашний устроенный быт, футбол по телевизору, постель… И твой Олежек, поверь, не исключение. Да и ты тоже… Ты ведь только притворяешься духовной страдалицей, Сонька, разве не так? Хорошенькой хочешь выглядеть, правильной? Боишься сделать решительный шаг? А хочется?

– Какой… шаг, Ленка? О чем ты?

– Да все о том же! Давно бы уж к нему переехала, и все дела… Только все тянешь, не хочешь сама себе правду сказать.

– Господи, Ленка, что ты несешь?..

– Ага. Скажи еще – как же я своего Николеньку на свекровь оставлю?.. Не лицемерь, Сонька. Не надо. Не верю я в твое материнское самопожертвование. Ты такая, как все. Ты обыкновенная баба, которой хочется обыкновенного счастья. Мужа под боком, здорового ребенка, устроенный быт…

Соня вдруг испугалась. Она смотрела на Ленку пришибленной мышкой, подняв бровки вверх и удивленно моргая глазами, и думала: господи, что это с ней? Голос разраженный, глаза злые… Чего ее вдруг на такие откровения прорвало? Да и… зачем? Или в день сурка положено ковырять чужие раны? Странно – вроде подруга, близкий человек… Сочувствовать должна…

Испугаешься тут. И растеряешься поневоле.