Добрая, злая

– Лучше сегодня, конечно.

– А завтра можно?

– Ну… Можно и завтра…

– Ладно, коли так. Жди меня вечером, я сама к вам заеду, деньги привезу. И ужин приготовь, я голодная буду. Все, пока, у меня тут поставщики приехали…

Нажав на кнопку отбоя, она длинно вдохнула, потом так же длинно выдохнула, отерла выступивший на лбу холодный пот.

– Ну вот, а ты боялась… – насмешливо произнесла Поль, прицеливаясь недокуренной сигаретой в урну. – Не успела опомниться, а уж и дело сделано.

– А как я потом из этой Англии буду выплюхиваться? – испуганно подняла она на Поль глаза.

– Да как-нибудь! Чего заранее паниковать? И как бы ты вообще из долгов выплюхивалась? Главное, что хотела, то получила, а потом видно будет. Пошли уже, сейчас звонок прозвенит…

Домой она припозднилась – решила в супермаркет заскочить, чтобы купить чего-нибудь необыкновенное на ужин. Всю дорогу из института только об этом ужине и думала, вкладывая в эти думы запоздалое чувство вины за свое вранье. И ничем эту вину перед мамой не искупишь, разве что ужином… Чем бы таким ублажить маму? Кроликом в красном вине? Уткой с яблоками? А может, пирог с палтусом завернуть, как делала когда-то бабушка Анна? Очень у нее вкусно получалось. У нее вообще любая еда вкусно получалась, хоть и самая простая. Выйдешь, помнится, на крыльцо, в одной руке большая глиняная кружка с молоком, в другой – горячая ватрушка с хрусткой румяной корочкой… Бабушка эти ватрушки очень смешно называла – шаньги. Вкусные были эти шаньги. Никогда и нигде ничего вкуснее не ела. Теперь уж и не поест, наверное.

Ну вот. Этого еще не хватало – опять душа разнылась от детских воспоминаний. Стоит себе слабинку дать, и все нутро будто сжимается, готовое завестись окаянной песней: моя ты сирота…

Ладно, пусть будет сегодня на ужин пирог с палтусом. Тем более рыбу разделывать не надо, вон она лежит готовыми ломтями в лотке, нежно в целлофан укутанная. И на этикетке написано:

«Для пирога». То, что надо. Прийти домой, тесто быстренько раскатать, рыбу выложить, луком-лаврушкой засыпать, и в духовку. Пятнадцати минут процедура не займет. Аккурат к маминому приезду и будет готово угощение.

Непонятно, зачем ее понесло дверь открывать своим ключом. Вошла в прихожую, опустила пакеты на полку, а из кухни голоса… Мамин и Кирюшин…

– …Да разве бабе от мужика по большому счету многое надобно? Если она умная, то всегда свою главную выгоду оценит, а если глупая, то претензии предъявлять начнет. И то ей не так, и то не этак! Секса не хочу – голова болит, готовить неохота – маникюр попорчу, надеть нечего – страдаю, денег заработай – много и сразу! Вот и все разговоры у глупой бабы! А если умная… Ты мне скажи, Кирюш, как на духу, моя-то хоть Санька по-умному себя ведет? Головной болью как медалью не хвастается?

– Н-н-н… Нет…

– А пожрать готовит?

– Да, конечно, Татьяна Семеновна… Конечно, готовит…

Стоя в прихожей, она мстительно усмехнулась – слишком явно слышались в Кирюшином блеянии нотки неудобственного страдания. Вот и хорошо, и пусть пострадает немного. С мамой беседу вести – это тебе, Кирюш, не в телевизионную «Стройку любви» бездумно пялиться. С мамой – это уже другая стройка, называется «я здесь прораб, а ты терпи». Вот и терпи, Кирюша.

– Ну а про всякое там «надеть нечего» и спрашивать не буду… Тут уж я в своей Саньке уверена! Шкаф от нарядов ломится! В этом плане она к тебе претензии предъявить не посмеет. Да и насчет денег тоже…

– Да вы не думайте, Татьяна Семеновна, я обязательно скоро на работу устроюсь… Я звонка от работодателя жду…

– Да бог с тобой, Кирюша! Разве я хоть словом про работу обмолвилась? Успеешь еще… Вон ты какой – спокойный, холеный, любо-дорого посмотреть. А работа – она любого мужика до костей съедает! Нет, нет, Кирюш… Мне для Санькиного счастья ничего не жалко! Так что живите и радуйтесь, пока я жива и в силе!

Так, надо поскорее как-то объявить о своем присутствии, иначе маму сейчас на философию об «украшательствах» женской домашней жизни понесет. Вряд ли Кирюша обрадуется оглашению отведенной ему роли.

Шагнув к двери, она тихо ее открыла и тут же с грохотом захлопнула, засуетилась в тесном коридорчике со своими пакетами. В дверях кухни тут же нарисовалась мама, двинулась ей навстречу с улыбкой:

– Ой, кажется, доча моя пришла… Чего у тебя там в пакетах? Тесто, рыба? Значит, на ужин пирог задумала? Молодец, доча, сейчас мы этот пирог в секунду спроворим, вдвоем-то!

Из-за ее спины высунулся из кухни и Кирилл, проскользнул в комнату, деликатно проехав спиной по стеночке, произнес с явным облегчением:

– Ну, вы уж тут без меня…

– Ага, иди, Кирюша, иди! Мы тебя позовем, когда готово будет! – ласково проговорила ему в спину мама. – А может, пока пивка холодненького? Сань, принеси ему пивка!

– Он пиво не пьет, мам.

– Почему? – огорченно двинула вверх бровками мама.

– Потому что он больше другие напитки уважает. Виски, к примеру, или шампанское на худой конец. Кирюша любит признаки настоящей жизни, мам.

– А-а… – снова двинула вверх бровками мама, на сей раз с уважением. Даже не заметила бьющей через край насмешливости в ее голосе. Обернувшись и пристально оглядев ее с головы до ног, проговорила тихо, но довольно напористо: – Сань, ну в чем ты на занятия ходишь! Джинсы, кроссовки, сверху обдергайка какая-то! Не забывай, ты же в престижном институте учишься! И вообще… Думаешь, Кириллу приятно на тебя смотреть на такую?

– Да нормально, мам.

– Ох, вот учу тебя, учу… Запомни, доча, ни одной некрасивой бабе манна небесная на голову не свалится. А если уж свалилась, надо уметь ее сохранить.

– Это что – Кирилл, что ли, манна небесная?

– Да! Да! – громко то ли зашептала, то ли зашипела мама. – А какого ты себе еще мужика хочешь?

– Да он глуп как пробка, мам… Глуп и самонадеян…

– Вот и хорошо, что глуп! Зато барской статью берет! И с лица красив, как девка, одно удовольствие на него глядеть!

– А бабушка Анна всегда говорила, с лица воду не пить…

– Ну, вспомнила бабушку Анну! Моя матушка, царствие ей небесное, всю жизнь в деревне прожила, чего ты на нее равняешься? Нынче умные люди другие правила для жизни придумали… Подумаешь, глупый! Зато в люди с ним выйти не стыдно! И вообще… Дома эстетическое удовольствие получить… Я вот прожила с умной отцовской рожей двадцать лет, а толку? Все псу под хвост! Кормила, одевала, ублажала… Думала, оценит, а он…

– Не начинай, мам, прошу тебя… Только себя растравишь…

– Да что «не начинай»! Думаешь, легко мне все это дается? Знаешь, мне иногда кажется, что я бы даже убила его, ей-богу… И мне бы сразу легче стало. Нормально бы жить начала. А так… Ну не могу я успокоиться, как ни стараюсь! Прямо кипит все внутри, обида в крови плещется!

– Мам, давай лучше пирогом займемся…

– Ты знаешь, я даже к врачу обращалась, к психологу. Он говорит, это у вас на фоне застарелой неврастении… Таблетки какие-то прописал…

– Ну вот и хорошо. Вот и пей таблетки. Все пройдет, мам… Тебе фартук дать?

Вдвоем они и впрямь быстро спроворили пирог, накрыли на стол к ужину, даже бутылка красного вина нашлась в холодильнике. Чокнулись, выпили за удачу и счастье. Разомлевшая мама, окутывая их с Кириллом довольным улыбчивым взглядом, потянулась к сумке:

– Про деньги-то чуть не забыли, доча… Вот тут в пакетике ровно двести тысяч. Возьми, положи себе в сумочку, а то с утра забудешь.

Кирилл на секунду застыл, не донеся кусок пирога до рта. Глянул на нее с удивлением, но смолчал.

– А когда надо ехать, доча? Чего там в институте говорят?

– Я… Я не знаю… Еще точную дату отъезда не объявляли… Там еще визу надо оформлять, билеты…

– Ну хоть примерно? – никак не унималась в своем законном любопытстве мама.