Законодатели

Тотчас же вскочили они на крылатых коней и поднялись в воздух, возбудив суеверный ужас среди дикарей.

Вернувшись в пещеру, Абрасак сообщил друзьям, что заключил договор с туземцами, разрешившими ему выбрать в их владениях любое подходящее ему место, обещая со своей стороны помочь в работе по постройке города и жилищ для великанов, которых Абрасак называл презрительно «обезьянами».

На следующий день Абрасак с товарищами отправился в сопровождении нескольких великанов в лес, который осмотрел и выбрал место для будущего города. Часть обширных лесистых земель оказалась гористой и там, на высоком плоскогорье, решил Абрасак построить город.

По приказанию главы племени великаны принялись за работу, исполинскими руками выворачивая с корнями вековые деревья девственного леса, и понемногу площадь была расчищена, а потом и выровнена.

Абрасак поселился теперь в лесу с приятелями, а те научились уже объясняться с великанами, и под их руководством, из выкорчеванных деревьев дикари сложили грубые по виду и работе дома, которые им казались великолепными.

Затем предназначенную для города местность обнесли циклопической оградой из громадных каменных глыб, устроили колодцы и сараи для съестных припасов.

Согласие с рабочими было полное благодаря тому, что Абрасак, пользуясь обилием плодов, делал из сока их крепкое питье, которым после трудового дня и угощал работников, находивших его превкусным. Другие племена стали искусно подражать первым и основывали поселения в различных местах обширных лесов. Таким образом, огромное население «обезьян», как назвал их Абрасак, стало понемногу жить оседло; влияние Абрасака росло с каждым днем, и он еще усиливал его, применяя свои магические познания.

Так, например, он внезапно появлялся среди рабочих, отдавал им приказания и так же неожиданно исчезал; иногда дом его видели в огне, который нельзя было потушить, а между тем пламя не сжигало постройки из смолистого дерева. Кроме того, он с изумительной быстротой излечивал язвы, раны и различные болезни; но самое сильное впечатление произвел на дикарей следующий случай. Во время сооружения городской стены один из работников выказал лень и даже строптивость; а когда Абрасак строго его выбранил, угрожая бывшей в его руке тростью, чудовище пришло в бешенство и, размахивая крепкими, как молот, кулаками, бросилось на Абрасака. Хотя сравнительно с дикарем-великаном тот казался ребенком, но не смутился, а бесстрашным, пламенным взором впился в налитые кровью глаза чудовища и поднял бывший в руке магический жезл. Словно пораженный ударом молнии, дикарь мгновенно замер в той же позе, с поднятыми руками, и лишь судорожное подергивание лица указывало, что он жив и чувствует силу, пригвоздившую его к земле.

Вся кучка рабочих была объята ужасом, и Абрасак увел их, оставив в одиночестве виновного, лишенного возможности двигаться.

Только на следующие сутки освободил он великана, полностью укрощенного, и тот ползком приблизился к нему и лизал его ноги.

Абрасак помиловал его, но строго объявил, что если кто-либо осмелится впредь бунтовать и поднимет руку на него или одного из товарищей, то будет наказан таким же образом и останется недвижим до тех пор, пока не подохнет с голоду.

Весть об этом происшествии быстро разнеслась по всем племенам, внушая страх и почтение к необыкновенным существам, которые могли располагать жизнью и смертью, а по желанию взлетать в небо и исчезать.

У подножия плоскогорья, на котором возвышался город, протекала между скалистых берегов широкая и глубокая река. Там из огромного древесного ствола выдолблена была первая лодка, а из связанных бревен построен первый плот. Нельзя описать радость великанов, когда их обучили пользоваться ими и они без устали плавали по реке, а на плоту привозили плоды, орехи и дичь, которые доставляли в городские склады.

Дикари все более и более привыкали к работе, и Абрасак убедился, что даже у первобытных людей потребность в труде была врожденной, удовлетворявшей их и развивавшей их способности.

Ни на минуту не терявший из вида главную свою цель, Абрасак начал формировать войско для осады города магов, а в товарищах своих имел преданных и деятельных помощников.

Медленно, но непрерывно велось обучение грозных дикарей, с возраставшей ловкостью вырезавших стрелы, вязавших луки, выделывавших кистени, грубые кремневые топоры и прочее оружие. Образовывались многочисленные отряды, и если вооружение и боевое обучение солдат-исполинов еще не достигли совершенства, то дух был превосходен, а участившиеся кровавые стычки доказывали, что воинственный пыл был вполне пробужден.

Подобно тому, как брошенный в воду камень образует круги, идущие все дальше от места падения; так и просветительное, вызванное Абрасаком движение захватывало все шире отдаленные племена необозримых лесов. Всюду выкорчевывались деревья, расчищалась земля и строились первобытные, нравившиеся дикарям дома с плоской крышей.

Итак, все шло как будто очень хорошо, а между тем Абрасак не был доволен, и часто лицо его омрачалось, а кулаки бешено сжимались. Его мучило воспоминание об Уржани, и грызла ревность. Намерение похитить ее и сделать своей женой оставалось непоколебимым, тревожа его днем и мучительно преследуя по ночам; но бывало, что его охватывала ярость и спесивая голова печально склонялась, когда он окидывал взглядом то, что его окружало. Где поместит он дочь мага, привыкшую к изысканной роскоши и красотам искусства во всех его видах? В настоящую минуту она должна жить в сказочном дворце Нарайяны, высеченном словно из исполинского сапфира. Там все – искусство, красота, гармония, начиная с великолепных садов, полных редких птиц, цветов, веселья, фонтанов и до мельчайших украшавших комнаты безделушек.

С врожденной железной волей стряхивал он с себя минутную слабость и отчаяние, решив, что Уржани должна будет довольствоваться тем, что он сможет временно предоставить ей; а затем, когда будет завоеван город магов, он сложит все свои сокровища к ногам обожаемой женщины.

Несмотря на такое решение, он всеми способами старался приготовить для будущей пленницы самое красивое и удобное жилье. Путем изысканий ему удалось открыть копи различных минералов и его мощным слугам пришлось добывать огромное количество этого богатого материала; но когда он начертил план постройки дворца, и пришлось приступить к решению задачи, как применить все эти богатства, то пришел в бешенство.

– Мне кажется иногда, что я сойду с ума. Все отдал бы я на свете, чтобы растерзать кого-нибудь из этих проклятых магов или взорвать дрянную планету, на которой ничего нет, кроме чудовищ, пустого астрала и гнезда эгоистов-тиранов! – в ярости воскликнул он.

– Я не понимаю тебя, – заметил удивленный Жан д'Игомер, бросая кусок глины, из которой пробовал слепить вазу. – Помимо твоих уродливых подданных, есть же здесь порядочная колония землян, да и мы положим, наконец, основу прекрасной породы воинов, царей и священнослужителей, как только возьмем прелестных магинь, которых ты нам обещал. И как может быть пустым астрал этого мира? Я из него вышел и уверяю, что он очень населен и наполнен…

– Ах, ничего ты не понимаешь! – с неудовольствием возразил Абрасак. – Я говорю, что астрал пуст, потому что в нем нет ни одного клише, которым я мог бы воспользоваться, так как мне известен магический способ, как вызывать и уплотнять астральные клише. Чему ты удивляешься? Что такое галлюцинация, марево и т. п.? Это – вызывание и бессознательная материализация астрального клише; вызывание частичное и случайное, правда, делаемое невеждою, но суть явления не меняется, когда оно вызвано магической сознательной силой ученого. Находись мы теперь еще на нашей старой Земле, я мог бы свободно выбрать астральное клише любого дворца, – хотя бы дворца Семирамиды, – вызвать его, уплотнить и придать ему действительность настоящего здания на определенное время и даже навсегда. Я мог бы это проделать, и здание было бы готово, и таким же точно способом можно было бы его обставить. Но в этом проклятом новорожденном мире еще нет художественной архитектуры, а клише шалашей или дуплистых деревьев, населенных «обезьянами» вроде наших, мне не нужны. Нет здесь даже скрытых сокровищ, из которых слуги мои могли бы добыть для меня разные хорошие и драгоценные вещи. Что же касается прекрасных магинь, то их еще надо добыть!… Но мы достанем их, клянусь! – прибавил он вдруг, оживляясь и потрясая сжатым кулаком. – А так как все они первоклассные искусницы, то и сделают нам все необходимое – как нарядное одеяние, так и художественную утварь.

Жан д'Игомер рассмеялся, очень довольный.

– Будем надеяться, что это счастливое время скоро наступит, и судьба пошлет мне в супруги белокурую красавицу с белоснежным лицом и сапфировыми глазами. Таков мой идеал женской красоты.

Абрасак вдруг звонко, насмешливо захохотал.

– Воображаю, какой шум они поднимут, когда я сочетаю их с кавалерами вроде вас – амфибиями двух миров – и вовсе не похожими на приторных господ божественного города, напичканных добродетелями и идеалами… Но все это – дело будущего, а пока надо приняться за работу и приготовить нашим дамам возможные удобства.

И действительно принялись за работу. Сооружаемый Абрасаком дворец, хотя и был из драгоценного материала, выходил тяжелым, не изящным, с четырехгранными колоннами и неуклюжей плоской крышей. Выделывали также и посуду из золота или серебра, но все эти предметы первой необходимости отнюдь не могли притязать на художественную красоту.

Глава седьмая

В то время как Абрасак готовился таким образом к смелому нашествию и украшал по возможности будущее жилище обожаемой женщины, в городе магов праздновалось бракосочетание Нарайяны и Уржани.

Уржани была в простой широкой белой тунике, опоясанной таким же кушаком; голову ее покрывала длинная серебристая фата, прикрепленная венком цветов, в чашечках которых мерцали голубоватые огоньки, а с шеи спускался на грудь на тонкой цепочке золотой нагрудный знак, которым отличалась дочь мага высших степеней. В сопровождении своих родителей, молодых подруг и товарок, тоже посвященных, невеста отправилась в подземный храм, где уже находились Нарайяна, Супрамати, Удеа, Нара, Ольга и еще кое-кто из близких друзей.

Совершал богослужение Эбрамар, стоя у мистического камня, над которым сверкало имя Неисповедимого. Перед большой чашей с пылавшей и кипевшей в ней первородной материей нового мира стояла чаша меньших размеров, наполненная также веществом, похожим на жидкий огонь.

Жених и невеста преклонили колени на ступеньке престола, и Эбрамар благословил их под звуки невидимого хора, певшего звучный и нежный гимн. Затем, зачерпнув из малой чаши хрустальной ложечкой жидкого огня, он налил его себе на ладонь и, произнося размеренным тоном формулы, скатал сначала шарик, а потом сделал два кольца, которые и надел на пальцы жениху с невестой. Удивительные кольца эти походили теперь на полупрозрачное золото с разноцветным отливом.

Далее Эбрамар скатал из того же вещества и положил на головы сочетавшихся два шарика, которые растаяли и вошли, казалось, в них. После всего он дал им выпить из чаши и, возложив руки им на головы, произнес благоговейно:

– Соединяю вас на общую жизнь и работу. Возноситесь вместе к свету совершенному, к Отцу всего сущего, и всегда свято чтите непреложные, установленные Им законы. Будьте достойны производить от союза вашего не плотию только и сладострастием, а давать существ высших, отважных и сильных борцов на пути добра против «зверя» в человеке, которого предстоит одолеть на этой новой Земле, где возложен на нас столь великий долг.

По окончании церемонии Эбрамар поцеловал новобрачных, и все отправились в дом Дахира, весь разукрашенный цветами. Там принесли им поздравления рыцари Грааля, принявшие затем участие в пиршестве, которое прошло весьма весело и оживленно.

Когда наступила ночь, прирученные и походившие на лебедей птицы отвезли новобрачных в ладье во дворец Нарайяны, где у входа их встретили ученики мага, приветствовавшие их и поднесшие им цветы. Так как слуг вовсе не было, то молодые одни прошли затем по безмолвным покоям в опочивальню. Вся комната была белая, и стены, и занавеси, а обстановка поражала изысканной простотой. В украшенной растениями нише, на возвышении, стояла чаша рыцарей Грааля, увенчанная крестом.

С того момента как Нарайяна вступил в свой дворец, с ним произошла явная перемена. От весельчака и повесы ничего как будто не осталось; красивое лицо его стало серьезно и сосредоточено, а во взгляде на молодую жену читалось глубокое волнение.

– Уржани! Счастье назвать тебя своей – совершенно незаслуженно, – сказал он, прижимая к губам ее руку. – Несмотря на украшающий меня луч мага, в душе моей таится еще много человеческих слабостей, но я хочу победить их, и ты поможешь мне в этом, потому что в тебе воплощена гармония, исходящая от твоих родителей. Благословенно будь вступление твое под мой кров, добрый мой ангел, и будь снисходительна к своему несовершенному супругу.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть, и вера моя в тебя равносильна моей любви. А теперь пойдем и помолимся. Испросим у Отца всего сущего благословления на наш труд по пути восхождения, – просто ответила Уржани, увлекая его в нишу.

С окончанием всех торжеств жизнь в городе магов пошла своим обычным режимом. Просветительские школы открылись, и во всех отраслях знания, на всех ступенях его, привезенные с умершей Земли колонисты работали с большим рвением.

Нарайяна, «самый светский» из магов, как прозвал его Эбрамар, открыл также особую школу развития художественного духа.

Из среды землян он выбрал незначительное число богато одаренных людей и обучал их музыке, пению, декламации, скульптуре, живописи и архитектуре на основании сокровенных законов магической науки. А для его богатой широкой и гениальной натуры открывалось здесь обширное поприще полезного труда.

– Ты будешь хорошим администратором, – одобрительно улыбаясь, сказал однажды Эбрамар, после того как посетил школу, предназначенную дать первых художников для царств и храмов нового мира.

У Дахира также было небольшое число учеников, но он не преподавал в училище вследствие возложенной на него важной работы, о которой уже упоминалось раньше.

Мало-помалу Калитин сделался его любимым учеником, а его скромность, усердие и интерес к научной работе облегчали преподавание. По установившейся привычке, каждый вечер Дахир уделял час на беседу с ним, и час этот проходил всегда весело и поучительно.

Как-то раз Дахир заметил, что ученик его чем-то озабочен и несколько рассеян, против обыкновения. С минуту маг пристально смотрел на него, а потом шутливо улыбнулся.

– Ты рассеян, Андрей, и я вижу, что у тебя в запасе куча вопросов. Почему же ты стесняешься обратиться ко мне с ними? Ты ведь знаешь, что я охотно отвечаю на все интересующее тебя.

Ничего не заметивший Калитин мгновенно покраснел.

– Учитель, ты прочел мои мысли, а потому тебе известно, стало быть, что и у меня есть ученик…