Эликсир жизни

В другом ящике оказались искусственные цветы, целая коллекция вееров и шкатулка с драгоценностями.

– Надо признаться, что мой предшественник был порядочный повеса, – пробормотал Супрамати, качая головой. – Ничего нет удивительного, что Нара такого дурного мнения о браке.

Опорожнив самую большую из шкатулок, он положил туда большую сумму денег и прибавил к этому два убора: один – бриллиантовый, другой – из рубинов, из которых каждый представлял целое состояние, и два веера, которые показались ему лучше всех. Затем, заполнив оставшееся свободное место более мелкими драгоценностями, он закрыл шкатулку.

«Завтра утром я прибавлю еще записку, которая уведомит Маргариту, что подарок посылает бывший должник ее отца», – подумал очень довольный Супрамати.

И, напевая песенку, он начал кидать обратно в шифоньерку вынутые оттуда вещи; но когда он толкнул довольно сильно одну шкатулку в глубину шифоньерки, послышался легкий треск. Супрамати с любопытством наклонился и к крайнему своему удивлению увидел, что металлический угол шкатулки ударил по скрытой пружине, которая открыла тайное отделение. Он отодвинул доску и достал белый сверток.

Сверток этот оказался наскоро свернутой какой-то батистовой одеждой, отделанной дорогими кружевами, в середине которого чувствовался какой-то твердый и длинный предмет. Все более и более заинтересовываясь своей находкой, Супрамати принес лампу, развернул пакет и страшно побледнел.

Вещь, которую он держал в руках, была женский пеньюар с широкими открытыми рукавами. На высоте груди виднелся разрез, окруженный широким пятном темно-красного цвета. Весь низ пеньюара и кружева были, по-видимому, смочены кровью. Небольшой восточный кинжал с кривым лезвием дамасской стали и рукояткой, отделанной драгоценными камнями, еще висел, прилипнув к пеньюару, а также был покрыт черноватыми пятнами. Онемев от изумления, смотрел молодой доктор на этих молчаливых свидетелей преступления.

Но кто его виновник? Конечно, Нарайяна, владелец шифоньерки. Но возможно ли, чтобы он был убийцей? И с какою целью совершил он это убийство? Как могла исчезнуть эта женщина, не возбудив ни в ком подозрения? Как никто не искал ее? Наконец, кто была эта жертва?

Шифоньерка быстро приобрела для него совершенно новый интерес. Может быть, в тайнике найдутся еще какие-нибудь указания?

Супрамати стал жадно искать и минуту спустя вытащил комок смятой бумаги и золотую цепочку с медальоном, на крышке которого бриллиантами было выделано: Лилиана. В медальоне находился портрет молодой женщины необыкновенно оригинальной красоты. Большие, черные, как бархат, глаза смотрели презрительно, на полуоткрытых губах блуждала страстная улыбка. Короткие, кудрявые волосы покрывали эту очаровательную головку, придавая ей большое сходство с знаменитой Гортензией Манчини. Что же касается комка бумаги, то он оказался афишей, и о нее убийца вытер свои окровавленные пальцы, отпечаток которых ясно был виден на бумаге.

Развернув лист, Супрамати прочел: «Бенефис певицы мисс Лилианы». Афиша эта была отпечатана немного более года назад.

Не будучи в состоянии объяснить себе, почему Нарайяна не уничтожил таких опасных свидетелей своего преступления, страшно взволнованный Супрамати положил обратно в тайник печальные воспоминания кровавой и неизвестной драмы. Затем, убрав шкатулку, предназначенную для Маргариты, и тщательно заперев шифоньерку, он лег спать, но долго не мог заснуть, думая о своем странном и ужасном открытии.

Супрамати проснулся поздно. Он только что кончил свой первый завтрак и просматривал новые журналы, когда лакей подал визитную карточку, на которой крайне удивленный Супрамати прочел: виконт Марсель де Лормейль.

– Этот господин уже несколько раз приходил справляться, не приехала ли ваша светлость, – прибавил лакей.

– Давно вы служите здесь?

– Нет, всего только неделю. Как мне говорили, весь прежний состав служащих был отпущен г. Джемсом. Теперь же, в ожидании возвращения вашей светлости, дом был заново обставлен, и Джемс, уезжая, назначил управляющим господина Гремье.

Супрамати задумался. Очевидно, этот виконт был одним из знакомых его предшественника и не знал еще о смерти Нарайяны. Может быть, для него, ни души не знающего в Париже, эта личность сделается приятным товарищем, благодаря которому ему удастся завязать кое-какие знакомства.

– Проводите виконта в гостиную и попросите его минутку подождать меня, – сказал он, вставая.

Быстро одевшись, Супрамати направился в гостиную, но прежде чем войти туда, выглянул из-за портьеры.

Молодой человек лет тридцати, необыкновенно изящно одетый, нетерпеливо ходил по комнате. Его можно было бы назвать красивым, если бы болезненная бледность, темные круги под глазами и преждевременные морщины, бороздившие его увядшее, состарившееся раньше времени лицо, не портили его привлекательного в общем облика.

«А он, кажется, вполне насладился жизнью!» – подумал Супрамати, входя в гостиную.

Услышав шум открывшейся двери, стоявший перед портретом виконт быстро обернулся и радостно вскричал:

– Наконец-то ты вернулся к нам, Нарайя…

Он умолк, увидев перед собой незнакомого ему человека, и слегка сконфуженно извинился.

– Простите меня, но мне сказали, что принц Нарайяна вернулся из путешествия. Как один из самых лучших друзей его, я позволил себе явиться так рано.

– Никаких извинений, прошу вас, виконт! – с улыбкой сказал Морган, подавая ему руку. – Вам сказали правду: я принц Нарайяна Супрамати, младший брат и наследник вашего покойного друга.

– Нарайяна умер! – пробормотал виконт, побледнев как полотно. – Возможно ли это?…

– Увы! это печальная истина.

Виконт был так расстроен, что у него дрожали даже руки. После минуты тягостного молчания он растерянно пробормотал:

– Просто невероятно! Нарайяна был так здоров, бодр и полон жизни, что, казалось, мог прожить сто лет.

– Даже больше, – ответил Морган, внутренне забавляясь последней фразой. – Не болезнь унесла моего бедного брата, а несчастный случай на охоте в Альпах. Он упал и убился насмерть. Я застал уже только его похолодевший труп.

– Какое несчастье! Я положительно в отчаянии от потери такого друга, всегда любезного и обязательного, одним словом – истинного друга.

«Держу пари, что добрейший виконт только потому нетерпеливо ждал Нарайяну и теперь так убивается по нему, что рассчитывал сделать у него заем», – насмешливо подумал Супрамати.

Затем, предложив гостю сесть, он любезно сказал:

– Я очень тронут тем участием, какое вы принимаете в понесенной мною горестной потере, и надеюсь, виконт, что вы не откажете уделить мне частицу той дружбы, какой дарили моего покойного брата. Я только недавно прибыл в Европу и положительно никого не знаю в Париже, так что был бы счастлив, если бы вы взяли меня под свое покровительство.

Приятное удивление отразилось на бледном лице виконта и в его сдавленном сердце зародилась надежда, что эта новая дружба будет так же выгодна для него, как и дружба покойного.

– Я в полном вашем распоряжении, принц! Располагайте мной, – с живостью ответил он.

– Напротив, виконт, это я – в вашем распоряжении. Надеюсь, что вы будете так добры и составите программу, по которой я мог бы ориентироваться в Париже. Мне хотелось бы осмотреть достопримечательности столицы, а также немного поразвлечься.

Виконт вскочил, как наэлектризованный.

– Будьте покойны, принц, я основательно займусь этим вопросом и надеюсь вполне удовлетворить вас. На сегодня я вот что предлагаю. Прежде всего мы совершим прогулку в Булонском лесу, где вы увидите и «свет», и «полусвет». Затем мы пообедаем у меня, если вы сделаете мне честь и примете мое приглашение. У себя я вам представлю двух прекрасных молодых людей, моих друзей. Вечером, наконец, мы прослушаем новую оперетку. Затем ужин в ресторане, где я вас познакомлю с несколькими театральными дамами и артистами – моими друзьями. Ведь на нас – знати – лежит долг покровительствовать талантам.

– Программа весьма полна и даже, может быть, слишком весела, ввиду моего недавнего еще траура, – заметил Супрамати.

– Но все равно! Она так соблазнительна, что я принимаю и благодарю вас за нее.

– В таком случае, принц, позвольте мне оставить вас на полчаса. Я хочу достать ложу.

– О! Для этого вам не стоит беспокоиться. Я сейчас отдам приказание, – ответил Супрамати, нажимая пуговку электрического звонка.

Час спустя Супрамати ехал с виконтом в великолепной коляске. Чудная упряжь, а также красавец незнакомец, сидевший рядом с виконтом Марселем, произвели известное впечатление среди обычных посетителей Булонского леса, особенно же среди дам «полусвета», сгоравших от желания узнать, кто бы это такой был. Виконт, однако, не торопился удовлетворять любопытство прекрасных грешниц. Ссылаясь на сырость, он отговорил Супрамати от прогулки пешком, а затем прямо увез его к себе.

Виконт занимал на бульваре Госман изящную холостую квартирку, уютно и даже роскошно обставленную.

Хозяин с гостем беседовали, куря сигары, когда приехали друзья виконта и тот представил Супрамати барона Роберта де Лонзак и капитана Шарля де Марин. Оба они знали Нарайяну и были крайне удивлены его неожиданной смертью, а также прибытием его наследника. Позже, когда виконт показывал своему новому другу коллекцию портсигаров и трубок, барон прошептал на ухо капитану:

– Экое счастье этому проклятому виконту, немедленно же овладевшему наследником того дурака! Попомните мое слово: благодаря этой новой дружбе он заплатит все свои долги.

– По всей вероятности! Но зато между нашими дамами произойдет целая баталия, кому достанется такой жирный кусочек, как этот набоб, – так же тихо ответил офицер.

Обед был прекрасный. Изысканные вина текли рекой и Супрамати отдал им должную честь. Но разговоры, все более и более оживлявшиеся по мере того как пустели бутылки, внутренне коробили его. Разгульные речи, скоромные анекдоты и бесстыдный цинизм, с которым обсуждался всякий вопрос, угнетали трезвого и скромного доктора, которому никогда еще не приходилось присутствовать в подобном обществе. Легкомысленно и зло собеседники марали и набрасывали тень на репутацию многих женщин, имена которых были неизвестны Супрамати, и насмехались над честными семьями, которые, по их мнению, имели слишком много детей. Этот интересный разговор до такой степени увлек их, что они даже не замечали, какое неприятное впечатление производит их болтовня на Супрамати, не проронившего почти ни одного слова.