Эликсир жизни

– А теперь до свидания, до обеда! Мне еще нужно кое-куда съездить, – сказала Нара, протягивая ему руку,

Супрамати задумчиво вернулся к себе и стал размышлять о своем разговоре с Нарой. До сих пор при их свиданиях говорилось мало о любви, но много горьких истин, а между тем эта странная и умная женщина неудержимо влекла его к себе. Все, что она говорила, была горькая истина. Разве поколение, среди которого он жил, не было действительно лишено всяких идеалов и принципов? Семья, основанная на личной выгоде, расшатанная эгоизмом и распущенностью, не могла помочь такому положению дел. Живя среди родителей, вечно воюющих, или до такой степени равнодушных друг к другу, что они казались чужими, где же почерпнуть несчастным детям чувство любви и взаимного самоотречения, которое облагораживает человека и руководит им в жизни, внушая ему сознание долга и уважения к закону – не тому закону, который написан в «Своде», ибо человек всегда будет презирать «букву», безнаказанно воруя или распутничая, – а к закону совести.

Деморализация семьи всегда влекла за собой падение народов.

Ему невольно вспомнились слова Эбрамара о медленном, но неизбежном разрушении планеты, истощенной и разграбленной жадным человечеством.

Со смешанным чувством счастья и страха спрашивал он себя, какова будет его жизнь с выдающейся женщиной, дарованной ему судьбой, женщиной, которая изучила тайны и читала мысли? Минутами он почти боялся ее, до такой степени та казалась ему выше него. И еще раз он поклялся с жаром приняться за учение. Он не хотел, подобно Нарайяне, пасть жертвой законов, которые он мог вызвать, не будучи в состоянии управлять ими.

Вечером в салоне Нары собралось небольшое общество, принадлежавшее к высшему кругу Венеции, и хозяйка представила своим гостям Супрамати как своего жениха. Весть об их обручении никого не удивила. Всякий понимал, что молодая и красивая женщина не могла вечно оставаться вдовой, а ее брак с братом покойного мужа гарантировал ей все преимущества положения и состояния, которыми она пользовалась. Кроме того, он был достаточно красив, любезен и симпатичен, чтобы быть любимым. Что же касается Супрамати, то было вполне естественно, что он влюбился в такую очаровательную женщину.

Поэтому все почти искренно поздравляли помолвленных и желали им всяких благ. Затем было подано шампанское, и Нара пригласила присутствующих на свадьбу, назначенную через две недели.

– Только очень скромную, в самом интимном кругу, – прибавила молодая женщина. – Мой первый брак сопровождался шумом и помпой; повторение же такой торжественной церемонии пробудило бы во мне слишком грустные воспоминания.

Глава двенадцатая

Две недели промелькнули как во сне, и настал, наконец, день свадьбы.

Супрамати с часу на час становился все влюбленнее. Ум и красота Нары покоряли и опьяняли его; он даже не замечал того, что молодая женщина приобретала над ним все большее и большее влияние.

По желанию Нары, старый протестантский священник должен был освятить их брак перед алтарем, устроенным в большом зале и обставленным экзотическими растениями.

С волнующимся сердцем Супрамати преклонил колени на пурпурной подушке, рядом со своей невестой, которая никогда еще не казалась ему такой очаровательной.

И действительно, Нара была похожа на чудное видение, со своей длинной фатой и с гирляндой неизвестных цветов, похожих на лилии, только меньших размеров и с фосфоресцирующими чашечками. Лицо ее было серьезно и сосредоточенно. Супрамати показалось, что она с жаром молилась.

Вечер прошел весело. Гости, не подозревавшие, конечно, что сочетались двое «бессмертных», горячо желали новобрачным дожить до бриллиантовой свадьбы.

В десять часов приглашенные разъехались и молодые супруги разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться. Час спустя счастливый Супрамати шел в общую спальню, которую отделал с царской роскошью.

Это была большая комната, обитая белым атласом. Когда Супрамати вошел, Нара еще сидела перед кружевным туалетом. На ней был надет пеньюар из индийской ткани, с широкими открытыми рукавами, и камеристка кончала причесывать ее роскошные волосы, которые, подобно заблудившемуся лунному лучу, рассыпались шелковистой массой даже по ковру.

При входе мужа Нара встала, отпустила служанку и, сев на диван, с улыбкой протянула ему руку. Супрамати опустился на колени и страстно поцеловал молодую жену.

Нара возвратила поцелуй, а затем спросила с лукавым видом:

– Теперь, когда мы вторично обвенчаны, не желаете ли вы, чтобы я рассказала историю моей жизни, которая так интересует вас?

– Прежде всего, я не желаю больше слышать из твоих уст церемонного «вы». А затем, если говорить откровенно, сколь ни интересно мне твое прошлое, но я предпочитаю ему настоящее, и час любви – часу откровенности, – полусмеясь, страстно ответил он.

– Вот они, мужчины, во всем своем наивном эгоизме: удовлетворение своего личного «я» – всегда на первом месте, – ответила Нара, слегка краснея, что придало особенную прелесть ее всегда бледному и прозрачному лицу.

Супрамати хотел ответить, но вдруг задрожал и побледнел. Ему показалось, что из-за драпировки высунулась голова, и черные глаза Нарайяны с дьявольской злобой глядят на него.

– Успокойся, Супрамати! Вид Нарайяны не должен пугать тебя, и в моем присутствии тебе нечего бояться, – сказала Нара, привлекая его к себе на диван.

Затем она встала и сделала в воздухе знак рукой. Тотчас же перед пораженным взором Супрамати появился, подобно лунному лучу, сияющий крест.

– Смотри! Вот знак белой магии, который служит непреодолимой преградой для всякого нечистого духа. Чтобы вызвать его, надо пройти, по крайней мере, первую степень высшего посвящения, – сказала Нара, садясь обратно на диван. – Колдун может создать только пентаграмму, которую маг носит на груди как видимый знак своей абсолютной власти над черной магией, побежденной крестом.

– Этот крест, говоришь ты, служит преградой для нечистых духов; но неужели же Нарайяна до такой степени нечист? И как ты узнала, что он явился мне? – пробормотал Супрамати, проведя рукой по своему влажному лбу.

– Я оккультно почувствовала его присутствие. Нарайяна был отъявленный преступник. С точки зрения науки, – он был колдун средней руки, но важный для подчиненных ему элементарных духов, так как он обладал драгоценной эссенцией, которая могла оживлять их, давать им жизненность без телесного воплощения.

Нарайяна злоупотреблял телесной жизнью. Он не подчинялся ни посту, ни воздержанию, ни отдыху, необходимому для того, кто хочет покорить фаланги низших существ; он же хотел без перерыва жить и наслаждаться и мог это делать, так как ему нечего было бояться утомления, а его неистощимый жизненный сок восполнял все потери, производимые излишествами и неумеренным возбуждением всех жизненных функций. Он мог смело расходовать жизненные силы, не боясь их истощения; но подобный избыток сил привлекал и возбуждал ларвов и страждущих духов, которых он привел в соприкосновение с собой вызываниями.

У Нарайяны физическая сила заменяла духовную, которой должен обладать даже колдун, если хочет покорить нечистую, тесно окружающую его свору. Таким образом, он уже одним своим присутствием возбуждал в низших и неочищенных духах все дурные инстинкты и неудовлетворенные страсти, которые еще звучат в их астральном теле.

Исходившие из него могущественные жизненные токи в некотором роде материализовали их, создавая вокруг него грозную армию, которая по пятам следовала за ним, цеплялась за него и увлекала его на всевозможные безумства, желая наслаждаться с ним и через него. Так как у Нарайяны не хватило энергии и терпения пройти суровую школу воздержания, которая сделала бы его господином этих дурных духов, то он стал их рабом и был доведен до невозможности бороться с ними. Чтобы избавиться от своих преследователей, он должен был умереть, приняв вторично жизненную эссенцию в смеси с разлагающейся кровью. И все-таки, вполне он умер только тогда, когда магический меч старейшего из братьев «Круглого стола вечности» окончательно пресек узы, приковывавшие его к телу.

– В таком случае и я, так же приняв эссенцию жизни, рискую подвергнуться такой же опасности? – со страхом спросил Супрамати.

– Да, если будешь вести такую же жизнь, как Нарайяна. Эссенция жизни, видишь ли, это – обоюдоострое оружие. Этот таинственный сок, одухотворенный воздержанием и дисциплиною чувств и воли, приобретает страшное могущество и может привести в действие силы и законы, о существовании которых ты даже не подозреваешь. Смешиваемый же постоянно с грубой материей, этот сок приобретает могущество грубое и тираническое, которое кончает тем, что уничтожает того, кто не сумел его подчинить себе.

Ты не понимаешь еще ясно того, что я сказала, так как не знаешь существ, скрывающихся от человеческого взора в эфире, который кажется таким прозрачным и чистым; но вспомни, что ты видел в старом замке на Рейне, когда так неосторожно ударил в медный диск в лаборатории Нарайяны. Когда видение исчезло, ты увидел, как вокруг магического, начерченного на полу круга ползали отвратительные существа, которые уничтожили бы тебя, если бы ты находился в обыкновенных условиях существования.

Нарайяна забавлялся вызыванием существ такого рода или других, более возвышенных, но колеблющихся и несовершенных, и устраивал с ними оргии, неизвестные смертным. Одаренная ясновидением, я видела эти отвратительные существа, которые питались могущественною жизненностью этого человека, вдохновляли его, наталкивали на преступления и наслаждались при его посредничестве.

Часто в одной из пустых зал своего дворца он собирал общество, состоявшее не из живых, а из мертвых; а иногда с присущим ему цинизмом он отправлялся ночью на одно из уединенных кладбищ. Там он зажигал на треножнике известные ароматы, смешанные с каплей таинственной эссенции, и забавлялся созерцанием того, как из-под могильных камней появлялись существа, которых он одарял мнимой жизненностью. Существа эти с последним веянием аромата рассеивались в пространстве и впадали в прежнее состояние блуждающих духов, но в душе их Нарайяна вызывал этим неутолимую жажду жизни.

Тщетно умоляла я его бросить эту ужасную и преступную игру; он смеялся над моими советами и находил очень пикантным иметь возможность обладать всякой женщиной, живой или умершей, которая имела несчастье ему понравиться.

Нет, если бы я рассказала обо всех преступных фантазиях, которые он изобретал, ты подумал бы, что слышишь сказку из «Тысячи и одной ночи». Так, в прошлом века в Неаполе жила одна известная певица, пение которой Нарайяна очень любил слушать. Не знаю, от чего умерла эта женщина; но я думала, что его увлечение ею кончилось. Однако Нарайяна судил иначе. Он достал тело девицы и положил его в тайник, которые имел повсюду. Когда у него являлась фантазия, он зажигал на всегда готовом треножнике смесь ароматов и первоначальной эссенции, материализовывал несчастное создание и заставлял ее забавлять себя пением.

Однажды Нарайяна был в отсутствии. Я случайно попала в ту тайную комнату, еще насыщенную ужасными ароматами, где в невероятных страданиях билось существо – полудух, полуживой человек, которого адская сила приковывала к разлагающемуся телу.

– Я не могу ни жить, ни избавиться от этого отвратительного тела, – жаловалась несчастная.

Я тотчас же приняла все меры для ее освобождения. Прежде всего я открыла окна, чтобы уничтожить всякий аромат. Когда же от соприкосновения со свежим воздухом труп принял свою ледяную неподвижность, я уничтожила его электрическим огнем, которым располагаю и умею пользоваться. Пепел я положила в капелле, а на том месте, где нашла труп, начертала астральный крест, чтобы помешать Нарайяне опять преследовать душу этой бедной женщины.

Этот мой поступок стоил мне самой бурной супружеской сцены, но я уже привыкла к ним.

Я не знаю, Супрамати, хорошо ли ты понял то, что я рассказала? Все эти странные законы и свойства первичной материи так трудно рассказать, но когда ты начнешь свое посвящение, Дахир шаг за шагом объяснит тебе все это.

– Да, Нара, я понял тебя! Если я не совсем ясно объясняю себе, каким образом совершаются все эти оккультные явления, то все-таки достаточно читал о ларвах, вампирах и привидениях, чтобы знать, какие странные и ужасные тайны таятся в загробном мире. Путь, на который я вступил, и тяжелые испытания, какими я должен буду заплатить за предательский дар Нарайяны, навевают на меня ужас. Одно остается для меня непроницаемой тайной – это причина, побудившая Нарайяну избрать своим наследником меня, бедного и неизвестного врача.

Загадочная улыбка скользнула по розовым губам Нары.

– Не одна причина повлияла на такой выбор. Ища себе заместителя, Нарайяна хотел прежде всего, чтобы это был человек честный, стремящийся к оккультным знаниям; кроме того, ему нужно было, чтобы это был человек больной, кровь которого могла бы служить проводником смерти. Ты отвечал всем этим условиям. Одаренный, благодаря жизненному эликсиру, даром ясновидения, Нарайяна с первого же взгляда, увидев тебя в театре, убедился, что ты мыслитель и труженик, так как над твоей головой в виде огненной стрелы пылал астральный свет.

Все это вместе с другими причинами, перечислять которые было бы слишком долго, решило его выбор.

– Ты знала, что он хочет умереть? – спросил Супрамати.

– Я знала, что он должен умереть! Время же, какое он выберет для этого, мало интересовало меня. Я нисколько не жалела преступного человека, который целые века расточал свой жизненный сок на удовлетворение самых пошлых аппетитов, и который употреблял дар бессмертия не для того, чтобы возвышать, очищать и развивать свою душу, а на прозябание в отвратительном обществе, которое он обогащал своим золотом. Он, посвященный, находил удовольствие в обществе продажных тварей и, наконец, дошел до того, что убил свою любовницу и отравил сигарой соперника…

– Ты сказала, Нара, что жизненный эликсир дает ясновидение. Почему же я не пользуюсь этим даром? – задумчиво спросил Супрамати.