У изголовья прошлых лет

– Ты уверена? – бросила подруга вслед выходящей из машины Женьке, но та уже хлопнула дверцей и решительно направилась к подъезду.

Игорь тут же вскочил:

– Женечка, котёнок, нам надо поговорить!

– Ну что ж, надо так надо! – спокойно ответила ему Женька. – Только я смотрю, поголовье твоих котят увеличивается. Где ты оставил своего нового котёнка?

– Жень, ты всё не так поняла! Я… мы…

– Репетировали, правда? – подсказала она не без сарказма.

Игорь смутился.

– Нет, я не это хотел сказать. Я, конечно, виноват. Но всё это ничего не значит! Я же только тебя люблю! Нам же было так здорово вместе! У нас скоро свадьба! Всё будет хорошо! Я клянусь, такого больше не повторится! Никогда!

– Ты хочешь сказать, что станешь хитрее и изощрённее и больше так глупо не проколешься?

– Ну, зачем же ты так?! Я раскаиваюсь! Я молю тебя о прощении!

– Я тоже раскаиваюсь! – ответила Женька, и тут же в его глазах мелькнула надежда. – Я раскаиваюсь, что доверилась не тому человеку, – добавила она. – Мне очень жаль, но предательства я не прощаю. Извини.

И она шагнула к двери подъезда. Игорь попытался взять её за руку, но Женька руку выдернула и решительно набрала код на домофоне. Когда за ней захлопнулась дверь, Светка завела двигатель. Она не уезжала, пока подруга не закончила свой разговор. А вдруг помощь понадобится?

Женька прислонилась к закрывшейся двери, мучительно прокручивая в голове весь свой разговор с Игорем. Господи! Ну почему он не нашёл таких слов, чтобы Женька поверила?! Она готова была его простить, только бы всё как-то разумно объяснилось. Пусть бы предательства не было, просто девушка из соседнего номера попросилась принять душ, потому что у неё он не работает. Или это не Игорева девица, а какого-нибудь актёра из их группы. И он тоже был тут, только не успел выйти из комнаты. Или… Да мало ли какие ещё могут быть объяснения. Но их нет. Есть обнажённая девица, есть его воркующий голосок и полотенце, сползающее с голых бёдер.

Её предали. Низко. Подло. Коварно.

И банально до тошноты.

Глава 3

Семейный рок

Наутро Женька осматривала своё новое жилище. Как же давно она тут не была! Сейчас бабушкина квартира предстала перед ней совершенно по-новому. Одна из комнат была пуста, если не считать старой пальмы в огромной кадке. Надо же, она ещё жива! Растопырила свои огромные многопалые лапы и греется в лучах утреннего солнца, заливающего комнату через свободные от занавесей окна эркера. Высокие потолки, обрамлённые замысловатой лепниной, как будто увеличивают пространство. А старый паркет, местами слегка поскрипывающий при ходьбе, невольно напоминает, что всё тут дышит историей. Вторая комната с некоторых пор (а если точнее, с тех пор, как умерла бабушка Маша, около двух лет назад) стала своеобразным хранилищем старых вещей. Вещи эти когда-то принадлежали Женькиной бабушке и даже прабабушке. Часть их лежала в двух старых дерматиновых чемоданах с металлическими уголками, часть – в видавшем виды сундуке. Вдоль стен стояла старинная мебель: буфет, покрытый чёрным лаком, стол с резными ножками, кровать с металлическим изголовьем, на котором бодро топорщились затейливые шишечки. Тут же притулился старинный комод. Когда-то Женька с матерью сложили все бабушкины вещи в эту комнату, чтобы вторую сдать внаём. И сейчас ей предстоит разбираться со всем этим скарбом.

Женька прошла на кухню. Там главенствовал большой старый стол, накрытый потёртой клеёнкой, возле него – пара массивных деревянных табуретов, у стены – старая газовая плита. Чугунная раковина с отбитой местами эмалью наполовину покрыта ржавчиной. Из крана капает вода. Новоявленная хозяйка попыталась закрыть кран, но капли продолжали размеренно стучать. Придётся менять смеситель. Да и мебели этой давно пора на свалку. Женька прикинула, как будет тут смотреться новый кухонный гарнитур. А что? Вот заработает она денег и купит приличную мебель. Только что ей делать с тем барахлом, которым забита спальня? Женька вернулась туда. Осмотрелась. Сейчас она займётся уборкой в свободной комнате, а после работы обещала приехать мама, и вместе они решат, как поступить с этой рухлядью. Что-то однозначно придётся выкинуть, а что-то может ещё послужить. Хотя бы вот это старинное зеркало. Амальгама, конечно, уже попорчена местами, зато какая шикарная рама! Или комод. Чем не красавец? Если у него поменять ручки и приделать к ящикам выдвижные механизмы, то он будет очень даже хорош.

Женька выдвинула один из маленьких верхних ящичков комода и обнаружила в нём потёртую дерматиновую папку на завязках. Она не удержалась от соблазна заглянуть внутрь. Толстая потрёпанная тетрадь, исписанная размашистым почерком, пожелтевшие листочки со стихами и рисунками да несколько давних фото, качество которых оставляло желать лучшего. Снимки явно очень старые. Скорее всего, это примерно середина двадцатого века, а то и раньше. На обратной стороне некоторых из них стоят даты. Женька взяла наиболее чёткий снимок. На нём была запечатлена молодая женщина с ребёнком. Видно, что к съёмке та тщательно готовилась. Её волосы аккуратно поделены на пробор и уложены в два ровных валика, из-под которых струятся крупные локоны до плеч. Тёмное платье в белый горошек – вероятно, крепдешиновое – украшено изящным белым воротничком. На коленях женщина держит маленькую девочку примерно годовалого возраста. На малышке светлое пышное платьице, из-под которого видны толстенькие ножки в забавных вязаных башмачках. Женька повертела фото в руках и обнаружила на обратной стороне витиеватую надпись, сделанную фиолетовыми чернилами: «1947 год». Скорее всего, это и есть прабабушка Женя, Евгения Петровна, а малышка – её дочь, то есть, бабушка Маша.

Женька отложила фото в сторонку и взяла первый попавшийся листок. Тем же размашистым почерком на нём было написано:

У изголовья прошлых лет
Сижу я, голову склоня,
Увы, тебя со мною нет,
Как нет уже и той меня.

Неожиданно раздался мамин голос:

– Чем ты тут занимаешься? Я ушла с работы пораньше, чтоб тебе помочь, а ты, я смотрю, не спешишь с уборкой.

– Да вот, выдвинула ящик, а тут так много интересного, что я не могу оторваться. Чьи это стихи, ты не знаешь? – Женька протянула матери листок.

– Догадываюсь. Скорее всего, это бабушки Жени. Твоей прабабки. Она у нас была очень занятной личностью.

– А на этом фото она? – Женька протянула матери снимок женщины с маленькой девочкой.

– Она. И мама моя. У меня где-то есть похожая фотография, на ней мама держит на коленях меня, вот такую же малявку. А ты, часом, не беременна?

– Мам, что за странный переход от семейных фотографий к беременности? – удивилась Женька.

– Понимаешь, у нас над семьёй довлеет какой-то злой рок. Во-первых, всегда рождаются только девочки, а во-вторых, все они растут без отцов.

– Если ты боишься, что, расставшись с Игорем, я стану матерью-одиночкой, то отвечаю тебе – нет! Я не беременна!

– Ну и ладно! Всё ещё впереди.

– Неужели ты на полном серьёзе веришь в какой-то рок? – удивилась Женька.

– Не верила прежде. Твоя бабушка говорила мне об этом, а я только смеялась, ведь вышла же я замуж за твоего отца, и жили мы очень счастливо. А потом… В общем, когда его не стало, я почти поверила. И теперь боюсь, как бы и тебе та же участь не выпала. Непросто это – растить ребёнка без отца.

Женька подошла к матери и обняла её. Так, обнявшись, они постояли немного.

– Давай-ка за работу приниматься! – скомандовала мать. – Я пойду на кухню, а ты комнатой займись. Обрежь сухие листья с пальмы, а оставшиеся протри влажной тряпкой, потом окно помой. А между дел подумай, нужна ли тебе эта полуживая экзотика. Может, отдать её кому-нибудь?

– Нет! – твёрдо сказала Женька. – Чем она плоха? Пусть стоит. Сейчас я её реанимирую, будет память о бабушке.

– Как знаешь, – пожала плечами мать и принялась за работу.

Александра Сергеевна Туманова, при всей её мягкости и сдержанности, была человеком целеустремлённым и всегда старалась довести всё до логического конца. Ни одно начатое дело она не бросала на полпути. Работая в школьной библиотеке, ещё вела часы рисования в начальных классах. Художественный дар Женька получила от неё, как, впрочем, и внешность. В свои сорок восемь лет мама выглядела довольно моложаво: правильной формы лицо, мягко очерченные губы, проникновенный взгляд глубоких голубых глаз. Довершали образ гладко зачёсанные волосы, обычно собранные в узел на затылке. А ещё безупречная для её возраста фигура и лёгкая походка. С Женькой они были примерно одного роста, обе высокие и стройные. Когда шли рядом, то нередко ловили на себе заинтересованные взгляды прохожих. Для Женьки Александра Сергеевна была не только мамой, но и добрым другом. Она никогда не ругала дочь за проступки, но обязательно обсуждала с ней все проблемы, мягко и доходчиво давая понять, в чём та была не права. И этого было достаточно. Вот и сейчас, в ситуации с Игорем, она держала нейтралитет, не лезла в душу, но, конечно же, глубоко переживала за свою девочку.

Вскоре квартира сияла чистотой, а на плите пыхтел чайник.

– Посуды тут достаточно, но если что-то нужно, можно прикупить, – размышляла вслух Александра Сергеевна, отпивая чай из старой фарфоровой чашки. – Мебель, конечно, надо менять. На этом чудовище ещё я в детстве сидела, – и она кивнула на громоздкий табурет, покрытый выгоревшей от времени голубой краской.

– А мне он нравится! – улыбнулась Женька и поднялась с табурета. – Если его ошкурить и покрыть свежей эмалью, то он будет вполне ничего. Смотри, какая добротная вещь. А если сделать декупаж… – Женька замолчала, с интересом разглядывая табурет, словно уже видела его обновлённым.

– Да делай ты, что хочешь, – махнула рукой мать, – тут большое поле для деятельности.

– И непаханое! – рассмеялась Женька. – Я хочу отреставрировать старую бабушкину мебель. Вот поселюсь тут и стану потихоньку разбирать залежи в спальне. Наверняка там найдётся много интересного.

– Ты только записи своей прабабки не выбрасывай, мне очень хочется их почитать.

– Конечно! Это же реликвия! Семейная! А потому бесценная! – воскликнула Женька и вдруг тихим голосом спросила:

– А почему всегда так получалось, что дети в нашей семье росли без отцов? Папа умер, это понятно. А твой отец? А бабушкин? Я как-то никогда не задумывалась, почему у меня нет деда. Мне достаточно было бабы Маши. А ты его знала?

– Нет, – покачала головой Александра Сергеевна, – мама мне о нём никогда не рассказывала. А если я приставала к ней с расспросами, то она сердилась и ворчала на меня. Тогда я решила, что я детдомовская, и заявила ей об этом. Она расплакалась, обняла меня и печально вздохнула. Потом отстранилась, посмотрела мне в глаза и сказала, что не стоит говорить глупостей, особенно, если знаешь, как они могут ранить. Мне стало стыдно. С той поры я больше не возвращалась к этой теме. А когда мы поженились с твоим папой, был один интересный момент. Мы вышли из загса и остановились на высоком крыльце. А внизу стоял фотограф, который нас снимал. Я повернулась к маме, лицо её в этот миг застыло. Я невольно проследила за маминым взглядом и заметила удаляющуюся мужскую фигуру в сером костюме. Тогда у меня не было возможности задать ей вопрос, все тут же двинулись, зашумели, Виктор потянул меня к машине. А потом я уже не решилась. Боялась снова сделать больно.