Записки счастливого человека

как с неодушевлённым предметом».
И я понимаю: «они» его не целуют.
Сердце-невеличка
за пазухой трепещет.
Утро. Перекличка,
расчёт на чёт и нечет —
первые, вторые,
родные, побратимы,
мёртвые, живые,  —
насквозь, до слёз любимы.

Любезные, болезные
на страшном перевале
пилюли бесполезные
слезами запивали.
Анализы ненужные.
Веселье напускное.
Катетеры наружные.
Не надо. Хватит. Уйдите.
Оставьте его в покое.

6 февраля

«Ревела буря, дождь шумел…» – пел дедушка в лодке на всю потемневшую перед грозой реку. С детства обмирала от этой песни, но помнила только её начало. До той ночи, когда разразилась гроза и мы нашли в интернете полный текст и спели её всю: двадцать один куплет. Хватило на всю грозу.

«Но роковой его удел
уже сидел с героем рядом
и с сожалением глядел
на жертву любопытным взглядом».

на последней прогулке —
ты уже еле ходил —
увидели витрину —
три по цене одного —
купили три костюма —
чёрный, серый, голубой —
похоронили в синем —
он тебе больше идёт

7 февраля

Результаты томографии умирающего человека: последними угасают слух и осязание. Разговаривать. Целовать. А первым, по результатам другого исследования, человека покидает обоняние.

Вот моё плечо: иди.
Нам уже недалеко.
Сострадание в груди
разбудило молоко.
Ну же, нежность, разбуди
красные тельца в крови!
Тельце лёгкое нести.
Быть на высоте любви.

8 февраля

мозг сверлит без заморозки
распоясавшийся страх
грозовые перевозки
опечатка в новостях
балагуря каламбуря
не обидеть бы судьбу
будет буря
будет буря
будь что будет
будь что бу

Сон – сознанья изнанка,
трепет сомкнутых век,
сон – заочная ставка
с задремавшим навек.
Помнишь, мой рукокрылый,
как, с нежностью какой
я твои опустила
веки
вот этой
рукой?

9 февраля

Первый сон после смерти Стива был слуховым и осязательным. Чернота перед глазами, он говорит: «Не бойся, ты не можешь меня видеть, пойдём», крепко берёт меня за руку, ведёт в постель, обнимает и целует. Второй сон: толпа, я знаю, что Стив в ней, ищу его, ищу, не могу найти. Третий сон: Стив лежит в постели, смотрит на меня испытующе, я едва выдерживаю его взгляд, и вдруг его лицо начинает размываться, тело превращается в жёлтый сугроб, оплывает, тает. Четвёртый сон, в день, когда вышел «Избранный»: Стива выписывают из больницы, я прихожу домой, а там поселились десятки незнакомых людей. Много кроватей, неубранные постели. «Я забираю мужа из больницы, куда я его положу? У вас хотя бы есть чистое бельё?» Они, хором: «Нет!»

В полном составе чужая семья.
Сослуживцы. Стая ворон.
В гробу – любимый, за гробом – я,
второе лицо похорон.
Соболезнующих череда.
Яма. За комом ком.
Ворон, ворон, скажи, когда
стану первым лицом?

10 февраля

Гуляем по Красной площади.
– А это лобное место,
здесь рубили головы.
Четырёхлетняя Наташа, оживляясь:
– А сегодня будут?
Памяти клад ища,
плачет горемыка.
Старого кладбища
мраморная книга