Холодное сердце пустыни

В оазисах, в которые забредал Пауль по пути в Турфан, была в них нужда. Большим спросом пользовались охотники на нечисть и убийцы духов, но для того, чтобы стать таким, нужно было зачарованное оружие. Которое покупалось у магиков, к которым Пауль в своей гладиаторской броне приближаться не собирался.

Десять шакальих сердец обеспечивали тебе пару медных колонов от главы городской стражи и пару плотных мясных обедов – в основном потому, что тебе отдавали только два сердца из десяти. Пара колонов – запас воды на неделю. Если поэкономить – хватит до следующего оазиса.

Какая жалость, что работать так у Пауля получилось недолго. Сейчас из всего богатства у Пауля в котомке была только пара сушеных желез арахнида, забитого пару дней назад. Их можно попробовать продать на черном рынке. Задешево, конечно, задорого взяли бы магики напрямую. Но про магиков и отношение к ним Пауля мы уже говорили.

– Отпустите…

Пауль остановился и нахмурился. Треп зевак и зазывающие вопли торговцев он особо не слушал, пропускал мимо ушей. А тут – тоненький голосок, девичий. Где-то между глиняными домами…

Не то чтобы у Пауля было желание вмешиваться и привлекать внимание стражи, но все-таки. Если бы Мег была жива, если бы был шанс её найти, он бы её защищал, зря, что ли, боги дали ему “бычью силу”, которой он и прославился на Арене?

– Отстаньте, – снова вскрикнула девушка, и Пауль, четко определив направление, нырнул в ближайший переулок по пути. Глиняные дома Турфана, конечно, имели свойство вылезать откуда ни возьмись, не было у них никакой упорядоченности, как на улицах родных для Пауля белокаменных Эффин, но все-таки два проулка – и вот уже Пауль оказывается в темноватом тупичке, где, судя по неприятной магической вони, разве что жертвоприношений не устраивали.

А кроме Пауля здесь была еще девушка. И двое явно местных ублюдков…

Ублюдок покрупнее держал девчонку, второй ублюдок, неприятно хихикая, снимал с девчонки звенящий фальшивыми монетками пояс. Ну, монетки-то фальшивые, а пояс денег стоит, ага. Кстати, вон та блестящая цацка, что торчала из кармана у тощего, уж не приходилась ли этой девице каким-нибудь ожерельем?

Девушка была…

Красивая?

Да о чем вы вообще?

Девушка была заплаканная. Это все, на что обратил внимание Пауль, пока переводил взгляд с одного лица на другое. Как уже упоминалось, Пауль тут был не ради красоты этой “восточной чаровницы”, как непременно называли бы её в Эффинах, а просто чтобы отдать дань памяти сестре. Сейчас у него была сила защищать. Семь лет назад – не было. И до сих пор эти воспоминания не давали спать спокойно.

Короче говоря, Паулю было сейчас не до девушки. Он просто глухо кашлянул и красноречиво опустил ладонь на рукоять меча. Достаточно ли ясны его намерения?

– Слышь, хасстар, гуляй отсюда, – враждебно рыкнул тот ублюдок, который был покрупнее. Видимо, сжал запястья девчонки крепче, потому что она взвизгнула от боли, дернулась, пытаясь освободиться. Куда там. Ручки-то – как веточки тонкие.

Хасстар. Словечко не из турфанского диалекта. Пауль не очень различал языки кочевников, пять лет жизни в казематах Арены заставили его выучить ругательства на бесчисленном количестве языков. В основном, конечно, большинство оазисов общалось на языке объединенного Магриба, чьей столицей и был Хариб.

Но случались и вот такие вот… Отклонения от привычного.

Ильдар, кажется, как-то называл Пауля хасстаром, уже после того, как получил мечом под ребра. Его народ вообще имел такую традицию – оскорблять перед смертью.

Кажется, на языке выходцев из сердца пустыни это было что-то вроде “белый пес” или “белый шакал”. Хотя разницы нет. С какой стороны ни глянь – с любой оскорбление. Нет, серьезно? Вот никаких глаз нет, ведь Пауль даже в росте обгонял этого щенка на полголовы, про силу и искусство боя мы скромно умолчим. Пауль уже по тому, как стоит соперник, видел, что боец из него никудышный. А туда же – лезет оскорблять. Или типа “вдвоем мы сильнее”? Ну-ну.

На Арене были воины, которые бы на оскорбление ответили оскорблением, и вообще – наверняка бы с полчаса протанцевали бы вокруг врага, изощряясь остроумными унижениями, вот только Пауль усвоил одно: острый язык – это, конечно, хорошо, но лучше, чтобы рука не дрожала и меч был хорошо наточен. На болтовню он распыляться не стал, просто потянул меч из ножен.

Хороший меч, надежный, верный, увесистый. Паулю-то, привыкшему уже, он казался легким, но действительно легкий меч урона не нанес бы.

Сколько крови было на этой полированной стали? Сколько памяти о недругах, да и о друзьях, чью жизнь пришлось оборвать этим клинком. Этот друг был из тех, которые не умирали.

Нужно сказать, что язык простых жестов ушлепки поняли прекрасно. Девчонку отпустили. Сами схватились за оружие. Ну, у них оно тоже было, да. У щуплого – пара кинжалов, у того, что покрупнее, – кривая сабля.

– Уходи, – глухо рыкнул Пауль, замершей у стены девчонке.

С Арены у него ненависть к тому, что за его боем кто-то смотрит. А эта стоит себе, как статуя, глаза свои раскосые пучит. Не дело девке наблюдать резню. Еще потом кошмарами будет мучиться.

– Так ты разговариваешь, хасстар, – ядовито рычит тот самый, который идет за главаря этой недобанды, – а я уж думал, что тебе кто язык отрезал. Ну ладно, погоди, я отрежу.

Ну вот. Вот оно, о чем и говорил Пауль. Болтун. Чем слабже рука, тем длиннее язык. Смерть же напротив – довольно молчалива.

Главарь ринулся на Пауля первым. И сожри его шакалы, его было стыдно убивать. Таких неумех – именно что стыдно, но увы, если что Пауль и делал уже привычно – так это убивал. И нет ничего особенного в том, чтобы скользнуть чуть в сторону, нырнуть под руку противника и полоснуть его острием по животу – неприкрытому броней. Здесь в пустыне броню вообще почти не носили, в ней жарко.

Паулю вот было жарко. Но за сохранность собственного брюха он переживал больше.

Глухой шлепок за спиной – свидетельство того, что все сделано правильно. И стыдно. Стыдно, что пришлось убить чьего-то сына, но Пауль уже привык делать этот выбор. Понятно же, что или он, или его…

После побега – это было первое убийство человека, Пауль искренне надеялся, что больше их убивать ему не придется. Лучше – духов, шакалов, но… Если уж честно и откровенно, разбойников в пустыне было полно, да и вечно избегать стражи вряд ли получится.

– Осторожно.

Высокий вскрик девушки заставляет Пауля вздрогнуть и обернуться.

Зря он зевал во время боя.

Пауль задумался всего на секунду, замер, отдавая честь падающему к ногам врагу. А второй-то противник про него не забыл, второй-то уже очнулся от ошеломления тем, что на его глазах убили его приятеля, и…

От кинжала Паулю удалось уйти. Почти. Все-таки по тыльной стороне запястья лезвие полоснуло. Да, наручей не хватало…

Кинжал метнули – приближаться к Паулю второй ублюдок побоялся, равно как и расставаться со вторым мечом, и поняв, что Пауль ушел от удара – соперник нырнул между двумя глиняными домами и дал деру.

Шакал…

Пауль не стал его догонять. Здесь, сейчас – он в тупике, в котором нету стражи. Вылетит на людную улицу с окровавленным мечом наголо – и все, конец. Хотя и сейчас нужно отсюда уходить побыстрее. Один ублюдок ушел, если не идиот – бросится к страже. Плевать, что они тут делали, и что делали с этой девчонкой. Беглый гладиатор – это в любом случае приговор.

– Господин… – слабый голос девчонки за спиной заставил Пауля вздрогнуть.

– Ты еще тут? – хрипло выдохнул он, оборачиваясь. – Велел же проваливать.

Девушка, бледная как смерть, теребила пальцами краешек сбившегося шелкового покрывала, которым были прикрыты её плечи и волосы.

– Ваша рана, господин…

– Да ерунда, царапина, – Пауль отмахнулся, а потом все-таки глянул на полосу от кинжала и замер. Рана кровила – в этом не было ничего удивительного. Обычное дело. А вот едва заметный бледно-зеленый оттенок кожи вокруг той раны – дело уже не обычное.

Да сожри Сальвадор этого тощего ублюдка и можешь даже не подавиться. Кинжальчик-то отравлен был.

2. Глава, в которой герой пытается немножко умереть

После озарения про яд, на Пауля напал какой-то ступор. Он смотрел на то, как медленно зеленеют его вены, и размышлял о превратностях судьбы.

Нет, ну это ж надо было… И трех недель ведь не прошло с момента побега.

Ну…

Хоть умрет свободным, а не на проклятой Арене…