– Потерпи чуть-чуть… – губы Мии сжались в узкую полоску.
Я не любила жалость к себе, но забота девочек была очень приятна.
Тягучая боль не унималась даже в расслабленном положении ноги, но я улыбалась.
– Что у вас случилось? – послышался мужской голос сзади.
Я обернулась. Фраза принадлежала тому самому новенькому, о котором все время разговаривали девочки, – голубоглазый блондин с прекрасной фигурой и превосходным чувством юмора. Он был в форме футболиста, которая удивительно шла ему.
Ожидающий взгляд все еще был направлен на меня.
Я безмятежно пожала плечами и произнесла:
– Растяжение.
Без лишних слов, под восхищенные взгляды девушек, он ловко поднял меня на руки.
– Тебе нужно в медпункт, – объяснил он.
Я слабо кивнула.
– Спасибо… Я Элизабет.
– Макс.
Вот мы уже рассаживаемся по местам, и Лесса произносит свою речь…
Я не хочу обнажать свои чувства перед публикой, а говорить шаблонные фразы противно… именно поэтому я отказалась от выступления.
Время тянется очень долго: минуты превращаются в часы. На сцену один за другим выходят люди и произносят речи.
Я снова смотрю на безжизненное тело Евы.
Ты видишь все, что здесь происходит? Ты понимаешь, насколько больно сейчас всем твоим близким?
Внезапно становится душно… Стены давят на меня, не хватает воздуха. Все это происходит будто не со мной, я всего лишь зритель… Я начинаю дышать глубже, чтобы справиться с приступом тошноты. В глазах темнеет.
Едва слышны чьи-то голоса, почти не чувствуются прикосновения чьих-то ладоней к моим щекам.
В голове вспыхивает образ Евы: золотоволосая девушка в бежевом платье, с красивыми, правильными чертами лица и сияющей улыбкой – и тут же исчезает…
Резкий противный запах нашатырного спирта возвращает меня в реальность. Открыв глаза, я вижу расплывчатое лицо Макса. Одной рукой он поддерживает меня за плечи, другой – подносит к носу салфетку, пропитанную нашатырем. Сидящая по другую сторону от меня Хлоя крепко сжимает мою руку.
– …она была не только примерной дочерью, прекрасной подругой, но и по-настоящему хорошим человеком…
Речь произносит Софи, тетя Евы.
– Хочешь, мы выйдем на свежий воздух? – спрашивает Макс.
Я качаю головой.
– Нет. Все нормально. Просто легкое головокружение.
Через час церемония заканчивается, люди расходятся. Мне тяжело находиться в этом здании, и, попрощавшись с Евой, я теряюсь среди уходящей толпы и жду друзей на улице.
Головокружение прошло, остался только привкус горечи.
– Знаешь, почему тебе стало плохо? Там был священник. Запомни наконец: приспешникам дьявола не место на таких мероприятиях, – шепот возле моего уха.
Я вздрагиваю.
Делаю несколько шагов в сторону и смотрю в глаза нарушителю моего личного пространства.
– Что тебе… – начинаю я, но тут же замолкаю.
Ключи. Совсем забыла о них.
Я достаю из кармана злосчастную железку и бросаю в Уайта, он ловит ее и несколько раз прокручивает в руке. Ведет себя так, будто ничего не случилось, будто все хорошо. Но мне достаточно было увидеть его лицо сегодня утром, чтобы понять…
– Кончай спектакль, Уайт, – говорю я. – Ты не обязан казаться бесчувственным.
Шон пожимает плечами.
– Я не кажусь им. Ты же знаешь, мою нервную систему уже давно парализовали наркотики.
Сердце пропускает удар.
Помнит, сволочь.
Когда-то я выкрикнула эту фразу ему в лицо, после чего сильно пожалела об этом.
Было утро воскресенья. Мы с Евой договорились встретиться у нее дома в десять часов, но на день раньше она осталась вместе с родителями на ночевку у бабушки, застряла в пробке и не успела приехать вовремя. Не зная об этом, в назначенное время я постучала в дверь. Открыл Шон и удивительно вежливо сообщил, что сестра еще не дома, но я могу подождать ее внутри, ведь на улице холодно. Я помню все мелочи… мне тогда было пятнадцать, ему – восемнадцать.
– Уж лучше мерзнуть, чем находиться с тобой в одной комнате, – фыркнула я, собравшись уходить.
Я каждый раз старалась придумать достойные ответы на его слова, но получалось это не всегда, потому что в такие моменты у меня почему-то отключались все мыслительные процессы.
– Да ты просто боишься меня, Шелден, – насмешливо отозвался он.
Я остановилась.
Сердцебиение ускорилось, как и всегда, когда мы с Шоном вступали в словесные бои. Я хотела прекратить это, но не могла позволить ему думать, что только что озвученная им мысль хотя бы немного приближена к правде.
– Не льсти себе. Знаешь, а здесь действительно холодно. – С этими словами я зашла в дом.
Да, он умело манипулировал мной, и я всегда велась на его провокации. Он знал абсолютно точно, чем меня задеть, унизить или вызвать интерес, и я ненавидела за это не только его, но и себя, свою эмоциональность и неумение скрывать чувства.
Шон закрыл дверь на замок и положил ключ в свой карман. Я осталась в закрытом помещении наедине со своим мучителем.