Подарок для шейха

Вообще не знаю, как могли пожениться двое людей с настолько разным мировосприятием. Вероятно, в молодости на такие вещи не обращают внимания. Либо мама тайно надеялась, что перевоспитает студента-археолога. Обратит его в свою веру мещанства и потребительства. Но номер не вышел.

А теперь результаты родительского союза приходится пожинать мне. Ибо больше некому. Митька протирает штаны за компом, режется в игрушки, дует пиво и дрыхнет до обеда. Мой старший брат и мать живут на алименты, которые отец платит на Данила. Но этих денег им катастрофически не хватает.

Кроху Данюшу я полюбила всем сердцем, как только увидела. Стала заботиться о пищащем комочке, в то время как наша мама «забила» на него. Ведь новый ребёнок не помог достичь ей желаемого результата.

И вот сейчас я сижу, чёрт знает где, в ожидании неизвестной участи, и идея отдать накопленные деньги за кредиты Митьки и мамы не кажется мне такой уж бредовой. Дома хотя бы было ясно, что будет со мной завтра и послезавтра, и послепослезавтра.

Утром – работа в институте на кафедре истории древнего мира, во второй половине дня – репетиторство со школьниками. А поздно вечером – уборка в офисах. По-другому не выжить, учитывая денежные аппетиты моих родственников.

Спустя минут тридцать открывается дверь. На пороге появляется ещё один мужчина и что-то коротко говорит здоровяку. Тот тут же встаёт со своего места, хватает меня за руку и выводит в коридор. Совершенно сбитая с толку, семеню за арабом. Босые ступни колет шероховатый пол. Он тоже каменный, как и всё вокруг. Выдать мне обувь никто не счёл нужным, а мои кроссовки вместе с брюками и футболкой женщина забрала.

Мы снова поднимаемся по лестнице. Миновав охранников, идём по длинному коридору. Наконец, сопровождающий останавливается около массивной деревянной двери. Предупредительно постучав, распахивает её и впихивает меня в комнату. С пафосом произносит фразу на арабском, после чего исчезает.

Затравленно оглядываюсь по сторонам. Стены помещения задрапированы шёлком цвета марсала с типичным золотистым восточным узором. Посередине спальни стоит большая кровать с тёмно-коричневым резным деревянным изголовьем. Она застелена покрывалом в тон стен. Помпезное ложе украшает множество декоративных подушек. В комнате приятно пахнет благовониями.

У стены справа от кровати расположена тахта, на которой удобно устроился худощавый мужчина лет тридцати пяти в традиционной арабской одежде. Он отрывается от чтения книги и поднимает на меня чёрные как смоль глаза. Скользит по моему телу оценивающим взглядом. Несмотря на то, что я стою перед ним практически голая, у араба скучающее выражение лица. Впечатление, будто он устал от просмотра наложниц.

– Как тебя зовут? – незнакомец встаёт с тахты и несколько ленивой походкой подходит ко мне.

– Лада, – делаю шаг назад, упираясь спиной в дверь. Я знаю от силы десять фраз на арабском. «Как тебя зовут» входит в их число.

Мужчина что-то негромко произносит. Уголки его губ приподнимаются в еле заметной улыбке.

– Что? Я Вас не понимаю. Я не говорю по-арабски, – выпаливаю, сильнее вжимаясь в дверное полотно.

– Иностранка? – он без проблем переходит на английский.

– Да! Меня похитили! Я…

– Похитили? – его взгляд тяжелеет. Аристократические черты лица становятся суровыми. Кажется, незнакомец недоволен.

– Угу, – нервно жую губу.

Он коротко ругается. Впечатление, что мужчина разозлился.

Ох… Нехорошо. Злить неизвестного араба, с которым я нахожусь в одной спальне, – плохая затея.

– Кто Вы? И зачем меня сюда привезли? – тихо спрашиваю.

– Я Карим ибн Малик аль-Хасан, шейх Эмара. А привезли тебя сюда в качестве подарка. Для меня. Это же очевидно.

– Очевидно? Мне это совсем не очевидно! Я – иностранная подданная! Свободный человек!

– Уже нет, – шейх протягивает руку и ведёт большим пальцем по моей щеке.

Глава 2

Лада

Вот теперь мне точно конец. Тело колотит крупной дрожью. Собравшись с последними силами, смотрю прямо в глаза аль-Хасана, громко и твёрдо произношу:

– Я требую…

– Тише! Успокойся. Как давно ты здесь? – несмотря на состояние близкое к обмороку, отмечаю, что у шейха красивый голос. Он обволакивает, словно бархатом укрывает.

– Не знаю. Кажется, с утра, – медленно выдыхаю. Липкий страх понемногу отпускает.

Аль-Хасан производит впечатление цивилизованного человека. По крайней мере, разговаривает со мной, а не набросился с порога и не взял силой. Пока. Может, удастся договориться с ним? Убедить отпустить?

– Тебя кормили?

– Нет. Только воду давали.

– Сейчас велю, чтобы тебе принесли поесть. Отойди от двери.

– Я не хочу есть. Я хочу, чтобы Вы меня отпустили.

– Это невозможно, – безапелляционно заявляет шейх.

Сердце проваливается в живот. В носу щиплет, от подступающих рыданий.

– Почему? – голос дрожит от слёз.

– Потому что ты теперь принадлежишь мне, – меланхолично говорит аль-Хасан, подцепляя пальцами прядь моих волос. Пропускает её между ними, глядя, как она бликует в приглушённом свете ламп.

Улавливаю запах сандала и пряностей, исходящий от мужчины. Мы стоим неприлично близко, и шейху это вроде как нравится. На секунду мерещится, что он сейчас поцелует меня, а потом сделает то, для чего я была ему подарена.

– Пожалуйста, не надо, – шепчу умоляюще, закрыв глаза.

– Тшшш. Не бойся. Я не трону тебя. Если ты, конечно, сама этого не захочешь, – заверяет аль-Хасан. Последняя фраза звучит достаточно игриво, однако мне сейчас не до флирта.

Судорожно сглатываю слюну. Шейх отходит на несколько шагов. Я снова могу дышать.

– Здесь есть чай, фрукты и сладости. Будешь чай? – дружелюбно предлагает он.

– Да, – соглашаюсь. Артачиться бесполезно. Надо попытаться найти общий язык с этим мужчиной. Я знаю, что в восточных странах принято решать вопросы за столом, во время трапезы. Таков обычай.

Аль-Хасан ведёт меня в правую часть комнаты, где находится низенький столик, вокруг которого на полу разложены шёлковые разноцветные подушки. Мы садимся друг напротив друга. Шейх берёт медный чайник с чеканным рисунком на боках и разливает горячий чай по бело-голубым пиалам. Напиток пахнет кардамоном и имбирём.

– Угощайся, – мужчина показывает на блюдо с различными сладостями.

Рукав туники немного задирается, когда я тянусь за кусочком пахлавы. Взгляд шейха тут же фокусируется на моём запястье, кожа на котором содрана.

– С тобой дурно обращались? Тебя обижали? – недобро прищуривается аль-Хасан.

– Это от проволоки. Ею были связаны руки.

Щека мужчины дёргается, будто у него закоротил нерв.