Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

Собираюсь вернуться к торту, как отчетливо слышу стук, будто кто-то ударился об ножку стола.

– Ой! – разносится тоненький вскрик, от которого я вздрагиваю.

– Тш-ш-ш! – вторит ему сдавленное шипение.

Обхожу огромную конструкцию, что заслоняет обзор. Крадусь вдоль кухни.

– Кто здесь? – настороженно уточняю.

Присаживаюсь возле стола и, приподняв скатерть, заглядываю под него.

– О-ой, – произношу теперь я сама. И чувствую, как улыбка расплывается по моему лицу.

Ошеломленно смотрю на двух кучерявых малышек в одинаковых платьях нежно-сиреневого цвета. Мгновенно узнаю в них тех самых озорных девчушек из кафе. В нагрузку к которым прилагается папка-грубиян… Благо, сейчас его нет на кухне. Но он и есть заказчик. Печально.

Все-таки удача окончательно покинула меня сегодня. Вместо того, чтобы огорчиться, я улыбаюсь еще шире. Подмигиваю не менее удивленным красавицам.

– Значит, это вы именинницы? – наклоняюсь к ним и щелкаю обеих по носикам.

Веду пальцами по веснушчатым щечкам, стираю подушечками следы крема. Натурального. Без красителей. Творожного.

– Вот и нашлись мышки, которые утащили праздничные кексы в норку, – заливисто смеюсь, когда девочки беспощадно стискивают остатки десерта в руках, пытаясь спрятать. Жестом останавливаю их, указывая на пышные юбки, которые они могут испачкать. – Аккуратнее, ладно?

Медленно кивают, покорно разжимают ладошки, показывая мне кусочки капкейков. Одновременно наклоняют головы набок, покачивая большими бантами, при помощи которых присобраны непослушные волосы. Взмахивают ресницами и прищуривают глазки.

Сдаются с повинной, а я не могу сдержать добрый смех. Какие же они милые! Не то, что их мрачный, всем недовольный отец.

Некоторое время малышки изучают меня, словно глазам своим не верят. А потом вдруг вспыхивают, как две яркие звездочки.

– О, мама! – хлопают в ладошки, перепачканные кремом.

Пока я растерянно округляю рот, не в силах ничего ответить, они летят прямо на меня. Я чудом успеваю подстраховать их, накрыв руками рыженькие головки, чтобы не стукнулись об край стола.

И замираю, когда девочки повисают на мне и обнимают за шею. Зарываются липкими пальцами под поварскую шапочку, пачкают скрытые под ней волосы, размазывают по шее мягкое тесто. Но мне все равно. Пусть хоть целиком меня кремом измажут – и вынесут в гостиную вместо торта. Кажется, сейчас я готова на все.

– Поздлавляй нас, – важно диктует свою волю одна из именинниц. В мелодичном голоске четко прослеживаются повелительные нотки Воскресенского. Папкина дочка растет. Но если от него хочется бежать куда глаза глядят, то эту прелесть я продолжаю сжимать в объятиях. И наслаждаюсь горячей карамелью, что обволакивает сердце.

– Нам вот столько, – вторая отстраняется от меня, показывая четыре пальчика.

Заставляю себя отпустить детей, обхватываю ладонями свои пылающие и почему-то влажные щеки. Шумно выдохнув, поднимаюсь на ноги.

– Какие вы взрослые, – шепчу с нежностью. Смахиваю соленые капли. Откуда они? Зачем? – С Днем рождения, солнышки, – подаю им руки, в которые они охотно вкладывают свои крохотные ладошки.

Я никогда не знала, что такое материнский инстинкт. И вряд ли доведется испытать его… Однако раскаленная лавина, что прямо сейчас низвергается в моей груди, кажется, гораздо острее и реальнее. В солнечном сплетении жарко и… больно. Словно из меня вырвали кусок, заполнив дыру кипящей магмой. Она разъедает меня изнутри, пока я просто стою и держу за ручки чужих детей.

Очнувшись, убираю от них ладони, делаю шаг назад. Девочки не теряются: пользуясь моментом и моим ступором, огибают меня и мчатся к торту. Теперь, когда я их все равно рассекретила, они могут без стеснения исследовать вкусный сюрприз.

Неосознанно любуюсь ими.

Какие же крошки по сравнению с громоздкой, объемной конструкцией. Будто муравьишки, суетящиеся у подножия высокой горки, под которой укрылся их дом.

Носятся вокруг подставки, подпрыгивают, пытаясь рассмотреть верхушку, оформленную в виде лесной поляны со сказочными зверушками. В середине – сахарные фигурки двух рыжеволосых фей с крылышками. В честь именинниц.

– Это ты для нас сделала толт? – восхищенно тянет кудряшка, которая чуть ниже ростом. Если не акцентировать внимание, то разница не столь заметна – всего несколько сантиметров. Но я почему-то улавливаю такие мелочи.

– Да, Машенька, для вас, – соглашаюсь на автомате. И только потом думаю о том, что могла перепутать двойняшек. Я ведь видела их всего один раз, возле кафе. Но малышка не спорит и не исправляет меня. Значит, я не обозналась.

– Кла-ассный кар-равай, – четче проговаривает Ксюша. Тянет ручку к капкейкам, касается пальчиком творожной шапки – и, прикрыв глаза от удовольствия, слизывает крем. – Вку-усно, – причмокивает.

Не мешаю ей. Не останавливаю.

Розочку мне придется подправить, пустые места между кексами – скрыть. Но я не чувствую ни раздражения, ни усталости. Наоборот, готова немедленно приняться за дело, чтобы у маленьких нетерпеливых хулиганок был лучший торт. И идеальный День рождения.

– Подар-рок, – восклицают хором. – От мамы, – не унимаются.

Я обязана возразить. Не тешить их ложными надеждами, но… сегодня у девочек праздник. И я не хочу их огорчать. Поэтому молчу. Не подтверждаю, но и не опровергаю их слова.

– О, господи боже мой, вот вы где! – скрипучий, повизгивающий голос разрушает нашу хрупкую идиллию. – Нужно вернуться в зал, иначе ваш папа мне шею свернет.

Мы втроем, как по команде, стреляем взглядами в сторону двери. И появившаяся на пороге брюнетка застывает, некоторое время сканируя нас.

– Вера, у вас все готово? – не сводя с нас глаз, лепечет сбивчиво. – А что вы тут делаете?

Опомнившись, она шагает к нам, отбивая тонкими шпильками чечетку по плитке.

– Мы тут живем, – девчонки одновременно упирают руки в бока. Становятся передо мной, будто защищая от злой вредной тети. Хотя больше меня волнует их отец. Он уж точно не пощадит ни меня, ни мое начальство.

– Конечно, все готово, Инна, – небрежно бросаю. – Как и договаривались, – киваю на многоярусный торт. – А вы как умудрились детей потерять?

Инна – администратор мастерской праздников «Радость». Женщина, которая принимала меня на работу. И которая теоретически должна все контролировать, но по факту – упустила главных виновниц торжества. Более того, они шарахаются от нее даже сейчас, когда она пытается увести их обратно в зал.

Приобнимаю малышек за плечи и притягиваю к себе.

– Слепая кулица, – неожиданно грозно выдает Маша. Точно Воскресенский! Только маленькая и в платье.

– Кто? Я? – теряется Инна и переводит взгляд на меня, словно в поисках поддержки. Но все, что я могу сделать, лишь недоуменно пожать плечами.

– Игра, – поясняет Ксюша и указывает пальчиком в сторону гостиной, где суматошно снуют аниматоры. То ли ищут пропажу, то ли отвлекают хозяина, пока Инна носится по дому.

– Вы улизнули, пока все остальные играли? – перевожу с детского языка. И двойняшки кивают. – Но не подумали, что папа будет беспокоиться? – пытаюсь укорить их.

– Мы же быстленько, – оправдывается Маша, а Ксюша тут же выдает: – А папа с телефоном говор-рил.

Обреченно закатываю глаза. И почему я ни грамма не удивлена? Вместо того чтобы общаться с детьми, Воскресенский даже в праздник занимается делами клиентов. Профессионал. Ответственный и лучший в своей сфере. Ни одного проигранного суда.

И лишь мне отказал, словно я прокаженная.

– Пора возвращаться, – уговариваю девочек, в то время как Инна стоит истуканом. – Папочка ждет, – подталкиваю их к выходу.