Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

Годовщина. Завтра. У меня тоже, ведь из памяти не стирается тот важный для нас с тройняшками день.

Внутри что-то взрывается, и я разлетаюсь на атомы, но сохраняю равнодушный вид. Терплю жидкий азот, что разливается по венам. Заполняет всю меня, и на смену лихорадке приходит полное обморожение чувств и эмоций.

Ведь ровно шесть лет назад мне провели ЭКО.

– С чего ты вообще взял, что все произошло в тот же день? – отмерев, сипло спрашиваю я. Мы стоим у столика, за которым устроились дети. Не хочу, чтобы они стали свидетелями непростого разговора, поэтому даю им меню. В то время, как они отвлекаются на картинки блюд, я чуть оттесняю Адама к проходу. – Обычно материал обрабатывают и отправляют на криоконсервацию, – обозначаю порядок, но Туманов кривится.

– Я уточнял. На следующее утро, одумавшись, позвонил в лабораторию и приказал уничтожить все. Но они промолчали, а я не стал докапываться до сути, – шокирует своей беспечностью. – Чуть больше месяца назад, когда узнал о своем диагнозе, подослал кое-кого, чтобы осторожно спросила, – отводит взгляд, недоговаривая. Скрывает своего «шпиона».

– Что за диагноз и откуда вдруг взялось бесплодие? – во мне просыпается врач.

– Я не буду говорить с тобой об этом, чертовка, – впервые теряется Туманов. – Неважно, – отмахивается. – Факт в том, что у меня единственный шанс обзавестись ребенком. Я думал, нанять суррогатку, если материал сохранился по сей день, но… – делает паузу, косится на чертят, которые втроем превратились в один большой локатор. – Не хотите в игровую зону, пока еду ждем? – предлагает, быстро сориентировавшись.

– А можно? – и в меня одновременно стреляют три пары глаз. Жалостливо так, с надеждой и азартом.

– Можно, – протяжно выдыхаю я, поддавшись их обаянию, но на Адама зыркаю недовольно. Распоряжаться вздумал моими детьми, как родными! Надо это прекращать. Нельзя, чтобы чертята привязывались к нему. Но они, кажется, уже начинают…

Василиса игриво подмигивает Адаму и раньше всех мчится в детский городок, оборудованный в дальнем углу кафе. Следом выплывает из-за стола Ксюша, кокетливо взмахивает ресничками, теребит юбочку и догоняет сестру. Макс уходит молча, но на полпути все-таки оборачивается и кивком благодарит… Туманова! А меня словно не существует для собственных детей!

– Ты им понравился, – бурчу тихо.

– Я всем нравлюсь, – самодовольно хмыкает Адам и отодвигает стул. – Присаживайся.

Жду, что Туманов устроится напротив, но он вдруг занимает место рядом со мной. Придвигается ближе и укладывает одну руку на стол, а вторую – на спинку моего стула. Заключает меня в плотное кольцо, чтобы я не смогла вырваться, пока не договорим.

– Итак, в клинике сообщили, что в криобанк в тот день ничего не поступало, – продолжает беседу, пока я задерживаю дыхание, чтобы не впустить в себя его аромат. Дурманящий и дорогой. Запах богатства, власти и… настоящего мужчины. – Никаких данных за конкретную дату нет. Значит, использовали сразу. Для какой-то счастливицы, – нагло ухмыляется, будто случайная мать его сына джек-пот выиграла.

– И ты хочешь сделать ее несчастной? – парирую я.

Вбираю носом воздух, тону в смеси цитруса, бергамота и миндаля. Закашливаюсь, пытаясь отогнать отключающий разум аромат. Но он успел окутать меня всю, впитаться в полупрозрачную ткань платья и проникнуть под кожу.

Отклоняюсь, увеличивая расстояние между нашими с Адамом лицами. И с вызовом смотрю ему в глаза.

Его жертва не я. Знаю это, потому что лично выбирала донора из криобазы. Мало того, что по характерным чертам и возрасту он на Туманова не похож (я внимательно изучила описание), так еще и «из старых запасов».

Нет, сноб и хам не имеет никакого отношения к моим детям. И слава богу.

– Ну, не факт, я же не обижу, – опять намекает на деньги, вынуждая меня устало закатить глаза. – Осталось выяснить, кто она.

– Почему ты так уверен, что твой драгоценный материал незамедлительно пустили в дело? – пытаюсь достучаться до его здравого смысла, если зачатки не утонули в море самолюбия. – Что, если он просто не подошел по каким-то параметрам? Морфология, подвижность… – сосредоточенно перечисляю.

– Агата, – обрывает меня Туманов. – Нормально все у меня с подвижностью, – едва ли не рычит. Я невольно зацепила его мужское эго.

– Я о другом, Адам, – качаю головой. – Его могли действительно утилизировать, а ты гоняешься сейчас за призраками.

– Выбора нет, – мгновенно тускнеет. – Я должен попробовать все варианты. – В глазах появляется пустота, а огненно-карие всполохи стремительно гаснут. Словно по щелчку пальцев Адам меняется. Выглядит осунувшимся и глубоко несчастным. – Всего-то нужно достать имена тех, кто делал ЭКО в тот единственный день. Проверить их детей тестом ДНК. И…

– И отнять ребенка? – наношу очередной удар, пока Туманов раскрылся. И отправляю его в нокаут.

– Договориться, – произносит хрипло. – Не получится забрать сына, так хотя бы добиться встреч. Ну и… обеспечивать его. В противном случае мне даже наследство завещать некому будет. Мое положение безнадежно, – тяжелый тон пропитан горечью.

Вместо надменного сноба передо мной – обычный человек, надломленный и растерянный. Совсем, как я, восемь лет назад…

О нет, Агата, нельзя жалеть мужчин! Как они никогда не жалели тебя…

Но разбитое и истерзанное, но по-прежнему широкое сердце побеждает в смертельной схватке с горьким жизненным опытом. Рука сама тянется к столу и накрывает сжатый кулак Адама. Из моих уст непроизвольно льются слова:

– Из любого положения есть выход, Адам, поверь мне, – забывшись на секунду, говорю откровенно. Невольно обнажаю собственную рану. – Когда одна дверь закрывается, открывается другая, но главное – её не пропустить. Жизнь сама подкинет решение, – слегка улыбаюсь.

Внезапно вспыхнувший взгляд мечется на наши сцепленные руки на столе, возвращается к моему лицу, останавливается на губах, которые я нервно облизываю. Взволнованно закусываю нижнюю и замираю.

Туманов подается вперед, наклоняется. Оказывается так близко, что наше дыхание соединяется. Аккумулируется, уплотняется. Достаточно одной искры, чтобы произошел взрыв.

Адам задумчиво смотрит на мои губы, долго и пристально изучает. Но потом вдруг хмурит брови, стискивает челюсти, начинает напряженно скрипеть зубами. И отводит взгляд. Словно сам себя не понимает.

Я – тем более…

***

– Мне клубничный, – тонкий писк прерывает наш с Адамом контакт. И очень вовремя.

Одергиваю руку, как от огня, откидываюсь на спинку стула и оборачиваюсь на Ксюшу, которая по-хозяйски следит за официанткой. Прищурившись, она наблюдает, как девушка снимает с подноса стаканы с молочным коктейлем.

– Они одинаковые, – по-взрослому, спокойно поясняет Макс.

– Адам специально так заказал, чтобы мы не ссорились, – хихикает раскрасневшаяся Василиса. Наверняка больше всех в детской зоне баловалась. В нее точно при рождении вечный двигатель встроили.

Туманов молча поднимается, обходит стол и садится напротив. Видимо, чтобы быть как можно дальше от меня. Я же, наконец, получаю возможность дышать полной грудью, не рискуя быть одурманенной его ароматом и поверженной неправильной близостью. Мне категорически не нравится моя реакция на этого мужчину. Нечто подобное я чувствовала лишь однажды, но второй раз по тем же стеклам не пойду.

Делаю вдох. Надеваю привычный панцирь. А все внимание – на детей.

– Мне с красной трубочкой, – продолжает Ксюша спор ради спора, однако остальные не откликаются на провокацию.

Схватив стакан буквально из-под носа у сестры, она шустро падает на диван рядом с Адамом. Васька занимает место с другой стороны. Таким образом близняшки быстро окружают мрачного, напряженного мужчину и отвлекают его своим щебетанием. Невольно любуюсь моими девочками, а потом перевожу взгляд на потеплевшего Туманова. Вижу, как уголки его губ дергаются и ползут вверх, и сама не могу сдержать улыбки.

Эти трое выглядят так гармонично вместе. В какой-то миг кажется, что они даже похожи. Особенно, когда одновременно устремляют на меня свои глаза. Малышки что-то спрашивают, но я не могу сосредоточиться на их словах. Пульсация крови и шум в ушах перекрывает все остальные звуки, а мысли превращаются в хаос.

Прикрываю глаза и устало массирую виски. От жары, наверное, давление поднялось.

– Мама, в игровой зоне все было нормально, я проследил, – прийти в себя мне помогает короткий «рапорт» сына.

Макс демонстративно приближается ко мне, галантно подает коктейль и, метнув победный взгляд в Адама, важно садится рядом. На место, где буквально несколько минут назад едва ли не обнимал меня Туманов. Сын вздергивает подбородок и всем своим видом показывает, что он – главный мужчина в моей жизни. Безусловно, так и есть, но почему вдруг в нем проснулась ревность?

Замечаю, как он укоризненно косится на сестер, облепивших «дядю», и многозначительно буравит меня черными бусинами, но больше не произносит ни слова. Бойкотирует Адама. Я же шумно вздыхаю. Макс прав – общение чужого мужчины с моими детьми к добру не приведет.

– Ролекс Дайтона, – неожиданно прорезает повисшую тишину хриплый голос Адама. – Неплохая копия, – кивает на запястье ребенка.

Кошусь на часы сына, слишком строгие и громоздкие для мальчика, но мне фраза Туманова абсолютно ни о чем не говорит. Я не разбираюсь в моделях – всего лишь покупаю то, что просит Макс.