Побег из Атахэйла

– Нет. Потом расскажу. Как у вас тут дела?

– Обработку закончили. Имбрас сказал, что вечером домой. Скучала по мне?

– Нет, – издевательски улыбнулась я и расхохоталась над вытянувшимся лицом парня.

Мы поболтали какое-то время, пока я не почувствовала на себе жёсткий взгляд.

– Мне пора возвращаться. Отвези меня на причал.

Я молча села за руль, подмигнув Айко на прощание. Он ответил очаровательной улыбкой, что не ускользнуло от внимания Солда.

– Пап, может, вас сейчас отвезти?

– У нас ещё есть дела. А командир не может больше ждать.

– Я выделю топливо, которое вы затратили на экскурсию. Машина вернётся за вами к вечеру, – сказал Солд.

Воцарилась тишина. Её нарушил отец.

– Спасибо. Приезжайте ещё.

– Поехали.

Он молчал, пока мы выезжали с виноградников. Молчал, когда проезжали пастбища. Лишь когда блеющая отара осталась далеко позади, он вдруг выпалил, будто устал сдерживаться:

– А ему можно тебя лапать?

– Чего? – не поняла я.

– Тот сопляк, с которым ты обжималась.

– Айко? Он мой жених, – гордо выдала я.

Мне хотелось утереть ему нос. Хотелось провести чёткую границу, через которую не прошли бы его двусмысленные гадкие фразочки.

– Жених! – он повторил это слово так, будто сплюнул червивый орех.

– В чём проблема?

– Заткнись и смотри на дорогу. Водишь хуже обезьяны.

Я, которая было немного смягчилась по отношению к нему, снова возненавидела.

– Тебе бы поработать над навыком общения.

Он помолчал, испепеляя меня взглядом.

– Глупая дикарка.

– Козёл.

– Тебе что, повторить урок вежливости? Промыть тебе рот от грязных ругательств? – И без перехода добавил, – ты будешь плохой женой.

– Почему?!

– Не умеешь вовремя заткнуться.

Это было правдой. Отец тоже часто это повторял. Только он не считал, что это помешает мне стать хорошей женой. Но проблема была, и я её признавала. Если я хотела что-то сказать, я это говорила. Нередко это было неуместно, обидно и, как в случае с Солдом, опасно. Но замолчать, когда это требовалось, я не умела.

– Знаю.

Он довольно ухмыльнулся.

Почему-то захотелось выложить этому неприятному типу всё, что я действительно думаю о предстоящей свадьбе, об Айко, о традициях, которые часто упоминает отец. И о самом Солде. Но в то же время оголять мысли и душу перед ним я не собиралась. Это было бы в миллион раз хуже, чем оголить тело.

За всю оставшуюся дорогу мы не проронили больше ни слова. Я подвезла его к самому пирсу, чтобы быстрее избавиться. Если бы могла, завезла бы прямо на катер и подтолкнула, только бы он смылся с острова поскорее.

Мы сидели в машине. Он отдал приказ выгрузить топливо, но сам не пошевелился. Наблюдал за тем, как два охранника стягивали с палубы несколько канистр.

– Спасибо. Это даже много. Мы столько не использовали.

– Тебе спасибо. Что всё показала.

Снова пауза. В тот первый день и во все остальные встречи, которые были после, в общении с Солдом всегда самым тяжёлым было его молчание. Даже когда он нёс чепуху, наносил оскорбления, хлестал своей злостью, было проще. Хотя бы было малейшее представление, о чём он думает. В эти периоды тишины я совершенно не могла его понять.

– Знакомство вышло не очень приятным. Со временем ты увидишь, что я не такой уж и козёл. В целом – да. Но не настолько, насколько ты думаешь, дикарка.

Я вскинула на него удивлённый взгляд, а Солд, не дожидаясь ответа, вышел из машины, властной походкой преодолел пирс, взобрался на катер. И уплыл. Я ждала, что он оглянется, но этого не случилось.

Почему-то после его убытия осталось какое-то горькое чувство на языке. Можно было бы пошутить, что я отравилась его ядом. Но я понимала, что дело в чем-то другом. В свои двадцать лет я столкнулась с таким впервые.

Сидя вечером у костра, я держала на коленях остывающий ужин и не могла выбросить Солда из мыслей. И думала я не о его грубости и тяжёлых ударах. Я думала о его глазах, смехе, о вспышке злости, так напомнившей ревность, мгновениях, когда он мог показаться даже приятным. И о его ладони на моём бедре. Несколько часов спустя я всё ещё чувствовала его короткое, наглое, оскорбляющее прикосновение. И почему-то оно волновало меня куда сильнее, чем более откровенные и дозволенные прикосновения Айко.

За ужином все обсуждали нового командира. Для начала люди обменивались впечатлениями и домыслами, а затем всё же добрались до меня.

– Эйли, ты с ним больше всех пообщалась. Что скажешь?

Я пожала плечами.

– Злобный. Властный. Жестокий. Упивается своим положением. Но пару раз он заставил меня подумать о том, что это маска.

– Защита, – подсказал отец.

– Точно, – кивнула я, ковыряясь в глиняной миске с тушёными овощами. – А ты, пап? Мне интересно услышать твоё мнение.

– У него есть манеры. И ему нравится видеть это в других. Просто он пока что неправильного мнения о нас. Вот и не знает, как именно себя вести. Хочет казаться грозным, чтобы заставить нас слушаться. Очевидно, в его представлении мы какие-то дикие животные или кто похуже.

– И он решил сам вести себя, как животное?