– Я этого не делала, Дэн, – тихо выдохнула она, глядя в пол.
Детектив почесал подбородок ребром ладони.
– Советую еще подумать над ответами на мои вопросы. При следующей нашей встрече попробуем еще раз.
– Я могу идти? – Кэс с надеждой подалась вперед.
– Ты отправишься в тюрьму, пока идет расследование.
– Что?! – Кэс взвизгнула от ужаса. – Издеваешься?
– Ты – главная подозреваемая в деле об убийстве. Это помимо всех остальных заслуг.
– А залог?
– Ты же все прекрасно знаешь. Суд примет решение, стоит ли выпускать тебя под залог. Офицер! – крикнул он себе за плечо.
В комнату снова вошел молодой полицейский в форме.
– Рейнольдс, не смей! Не делай этого.
– Я вас навещу.
Кэс вскочила, уронив стул.
– Не приближайся! – рявкнула она на офицера.
– Мисс, не усложняйте.
Пока она отступала от молодого копа, сзади оказался Рейнольдс. Он схватил ее за тонкие запястья и ловко защелкнул на них наручники. Развернул к себе так резко, что она рухнула ему на грудь. Однако это совсем не порадовало ни ее, ни его. Кэс отшатнулась, но Рейнольдс не позволил. Он снова дернул ее на себя и зашипел:
– Будь хорошей девочкой.
– Да пошел ты, – процедила она и плюнула ему в лицо.
Дэн выпустил ее и принялся утираться. А она с довольной улыбкой позволила офицеру увести себя.
Глава 5.
Камера участка. Полицейский транспорт, который доставил ее в тюрьму. Бесконечные досмотры, оформления, строгие взгляды надзирательниц. Одна из них выдала яркую оранжевую робу.
Другая не отводила взгляд ни на секунду, кажется, даже не моргала, пока Кэс стягивала роскошное платье, принимала едва теплый душ в грязной душевой с замызганным кафелем и нахлобучивала бесформенную тюремную одежду.
Ткань была грубой, застиранной, однако пахла порошком, пусть и слишком сильно. Кэс старалась не думать о том, кто и как долго носил робу раньше. После каблуков даже здешняя обувь показалась удобной.
Ее немногочисленные вещи запечатали в пакет и дали подписать перечень.
Долго водили по коридорам с бесконечными перегородками на сотнях замков. Кэс так устала, что мечтала лишь об одном – упасть лицом в подушку и спать целые сутки.
Ей сунули свернутый матрас, пахнувший чужим потом, комплект постельного белья, полотенце, новую зубную щетку, пасту и кусок мыла.
Заключенные сидели в запертых камерах. Неухоженные женщины гадко улюлюкали, постукивая по решеткам, пока Кэссиди шла мимо. Кто-то высовывал язык в похотливом жесте, кто-то осматривал ее с ног до головы, одна крупная баба провела большим пальцем по шее. В душе поднималась истерическая паника, но Кэс старательно изображала ленивое равнодушие.
«Пожалуйста, пусть камера будет пустой», – мысленно молилась она. Было страшно даже представить соседство с одной из этих дикарок. Однако либо молилась она слишком тихо, либо тот, кто сидит наверху, не обращал внимания именно на ее молитвы. В камере ожидала взлохмаченная кучерявая старуха. Смуглая кожа, синяк под глазом, колкая, но не злая улыбка без двух передних зубов. Она стояла, облокотившись на двухъярусную кровать. Чтобы занять свободный ярус, пришлось бы с ней заговорить.
За спиной Кэс захлопнулась решетка.
– Закрыть камеру! – крикнула охранница.
Щелкнул электронный замок. Невольно Кэссиди проводила тюремщицу взглядом, затем повернулась к новой соседке. Та внимательно изучала новенькую своими темными, почти черными глазами.
– Я здесь ненадолго. Надеюсь, мы не доставим друг другу проблем, – спокойно, без вызова, но и без робости заговорила Кэс.
Сокамерница хмыкнула.
– Наверху устраивайся. У меня колени болят лазить.
– Ладно.
– Убийца, да?
– Нет. Я тут по ошибке.
Старуха хрипло рассмеялась и почти сразу захлебнулась кашлем.
– Как и все мы тут, милочка. Во всех тюрьмах кого ни спроси – каждый сидит по ошибке. Проходи уже. Я Малика.
– Кэссиди.
– Кэсси, значит.
Кэс поежилась.
– Кэс.
– Как скажешь.
Кэс закинула на верхний ярус свалянный матрас, застелила простыней и швырнула худосочную подушку, с грустью подумав о своей ортопедической. «Это ненадолго».
– Когда суд?
– Через неделю слушание, решат, выпускать ли под залог.
– Одобрят?
– Не знаю, – вздохнула Кэс. Рядом с этой женщиной она немного расслабилась. – Я бы поспала.
– До ужина есть время. Но сначала присядь, есть разговор.