Монстры, химеры и пришельцы в искусстве Средневековья

Вместе со всем этим произошли резкий экономический упадок и, как следствие, отток самых образованных людей и лучших мастеров в Византию – последний оплот стабильности. Византийская империя с центром в Константинополе оставалась единственной хранительницей классической традиции. Однако в те неспокойные времена ей было не до своих западных территорий, Византия была вынуждена бросить все свои силы на восточные рубежи, где приходилось сдерживать новую, быстро нарастающую угрозу – арабов.

Что принесли с собой варвары, кроме разрушений, жестокости и хаоса? Прежде всего, они принесли особую, неизвестную античному миру, самобытную и очень древнюю художественную традицию в виде замысловатых и изощренных орнаментов, которыми были покрыты оружие, доспехи и бытовые вещи, используемые в варварском обиходе. Это так называемые «плетенки», кишащие самыми разнообразными существами и гадами, которые в непрерывном движении кусают, царапают и пожирают друг друга.

В этой вечной борьбе отражается тот первозданный хтонический ужас, который испытывал язычник перед силами природы, ее стихиями, представляющими для него смертельную опасность.

Орнаменты такого типа иногда еще называют «звериным стилем». Для него характерно сочетание мотивов растительного и животного мира, а также использование абстракций, трансформирующихся форм, где одно свободно перетекает в другое и превращается в нечто новое. Мастера, которые создавали подобные орнаментальные украшения, не были скованы жесткими шаблонами и образцами, а, наоборот, стремились проявить свою индивидуальность, фантазию и свободу художественного выражения. Особенно впечатляют произведения кельтских племен с их удивительными тератологическими орнаментами, существенно повлиявшими на раннее англо-ирландское искусство.

Инициалы из Геллонского сакраментария, VIII в.

Национальная библиотека Франции, Париж.

Желание ассимилироваться и впитать лучшее из завоеванной ими культуры не было чуждо варварам. Судьбоносным для них стало решение отказаться от языческих верований и принять христианство, которое к моменту их прихода в Европу уже являлось официальной религией Римской империи. В конце V века король франков Хлодвиг прошел обряд крещения. Таким образом он не только укрепил свое политическое положение, но и сделал важный шаг в процессе слияния римской (античной) и германской (варварской) культур. Наиболее ярко этот синтез воплотился в искусстве книжной миниатюры. Заглавные буквы созданного в VIII веке Геллонского сакраментария (сборник молитв, используемых во время евхаристической службы) напоминают обложку советского детского журнала «Веселые картинки»: большие инициалы в нем составлены из фигурок животных, птиц, рыб, а иногда и человека. Встречаются там и фантастические создания вроде полурыбы-полуженщины.

На страницах христианской рукописи многие существа приобрели новое символическое содержание, отличное как от античного, так и от варварского.

Например, рыба превратилась в символ Иисуса Христа, так как анаграмма записанной на греческом языке фразы «Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель» составляет слово «рыба» (по-гречески «ихтис»). К тому же стихия рыбы – вода, а вода имеет непосредственное отношение к христианскому таинству Крещения.

Символ евангелиста Иоанна из евангелия Дарроу, Англия, VII в.

Дублин, библиотека Тринити-колледжа.

Художественная традиция, которую принесли с собой варварские племена, не была привязана к античному понятию красоты, в ней отсутствовало стремление передавать вещи такими, какими их видит наш глаз: трехмерными и натуроподобными. В равной степени чуждым ей было и желание идеализировать образ. С началом Средних веков рождается другая эстетика, где на первый план выходит экспрессия, то есть заостренная выразительность художественного произведения. Глядя на изображение символа евангелиста Иоанна в Евангелии из Дарроу, созданном в VII веке, вероятно, в Англии, лишь с большим трудом можно узнать в нем льва. Современному зрителю он напомнит скорее сказочного хищника или, в крайнем случае, собаку. На миниатюре этот зубастый зверь с вытянутой мордой аккуратно обведен по контуру, а его туловище заполнено красно-зелеными ромбовидными сегментами. При абсолютно плоскостной трактовке и отсутствии пространственной глубины, изображение не лишено пленяющей декоративности и особого шарма. Змеевидный изгиб хвоста добавляет изящности этому необычному и, бесспорно, эффектному существу.

Очевидно, что к оценке таких произведений не стоит подходить с нашими стандартными мерками красоты и критерием соответствия прототипу.

Раннесредневековые художники ушли далеко от античной эстетики с ее идеей подражания натуре, но они создали что-то принципиально новое и по-настоящему цепляющее наше внимание.

Жизнь в ожидании Второго пришествия

«Эпоха веры» – так часто называют Средневековье. Христианская вера стала для средневекового человека главным навигатором в жизни. Через веру он воспринимал и познавал мир вокруг себя, с ее помощью преодолевал непонимание различных явлений, через веру выстаивал свои нравственные, общественные и культурные ориентиры. Как уже отмечалось выше, завоевание Римской империи варварами привело к разрушению школ и принципа систематического образования людей, полностью уничтожило светские очаги образованности в городах. Даже высшие представители власти в Средние века могли быть безграмотными.

Лишь вера оставалась той незыблемой основой, на которую можно было опереться в самые тяжелые времена.

Император франков Карл Великий (правил во второй половине VIII – начале IX века), великий полководец и политик, первым из средневековых правителей смог создать огромную империю, объединив бо?льшую часть Западной и Центральной Европы в единое государство. Но и этого ему было мало, он стремился поднять культурный уровень империи, возродить науку и искусство. Собирая вокруг себя интеллектуальную элиту своего времени, он создал при дворе подобие античной академии. Однако, как бы парадоксально это ни звучало, Карл Великий за всю свою жизнь так и не научился писать. Об этом пишет франкский ученый Эйнхард в своем сочинении «Жизнь Карла Великого»: «Он усердно занимался свободными искусствами и весьма почитал тех, кто их преподавал, оказывая им большие почести. <…> Пытался он писать и для этого имел обыкновение держать на ложе, у изголовья дощечки или таблички для письма, чтобы, как только выпадало свободное время, приучить руку выводить буквы, но труд его, начатый слишком поздно и несвоевременно, имел малый успех»[1 - Эйнхард. Жизнь Карла Великого. Москва: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2005. С. 109.]. При этом Карл оставался истинным и образцовым христианином, исправно посещал церковь (даже ночью!) и был щедрым на милостыню.

Жизнь по христианским заповедям была высшей из добродетелей. Только она могла обеспечить человеку спасение.

Если для античного мира было характерно цикличное восприятие истории с возможностью повторения сходных событий, то христианское мировоззрение существовало с уверенным пониманием того, что рано или поздно привычному порядку придет конец. Мировая история получала, таким образом, вполне четкие границы: на одном конце было сотворение Адама и Евы, а на другом – второе пришествие Христа. Первое пришествие – вочеловечивание Бога в Иисусе Христе – располагалось примерно в середине этой хронологии. Согласно христианским представлениям, в конце времен произойдет Страшный суд – событие, когда на землю вернется Иисус и решит участь каждого. При этом сам факт физической смерти не сильно пугал христианина.

В Средние века смерть была привычным явлением, многие умирали еще в младенчестве или ранние детские годы.

Больше всего людей интересовала не сама смерть, а их судьба после нее. Каждый христианин задавал себе вполне очевидный вопрос: «Что случится с миром и со мной, когда придет конец времен?»

Главным источником сведений о конце времен стало «Откровение Иоанна Богослова» – книга ученика Иисуса Христа, вошедшая в состав Нового Завета. Другое ее название – «Апокалипсис» (от др. – греч. «раскрытие, откровение»). Тест Откровения полон загадочных и мистических предсказаний о конце времен. В нем описывается решающая битва Господа и Сатаны, во время которой ангелы сражаются с демонами и демоническими созданиями: драконами, змеями, гигантской саранчой. Там же присутствует и образ демонической женщины – Вавилонской блудницы, восседающей верхом на монстре. Эти жуткие описания умножали страх перед грядущим Апокалипсисом и рисовали в сознании средневековых людей ужасные картины мучений и страданий, которые обрушатся на человечество. Ажиотаж вокруг Второго пришествия и Страшного суда усиливался еще и оттого, что никто не знал, когда именно они свершатся. «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» – так написано в Евангелии от Матфея (Мф 25:13). И если одни богословы не верили в возможность высчитать точную дату этого события, другие, напротив, скрупулезно высчитывали возможные даты. Средневековые художники и скульпторы, в свою очередь, выражали эсхатологические ожидания в ярких апокалиптических картинах, вкладывая в них все свое усердие и воображение. На фреске Джованни да Модены в базилике Сан-Петронио в Болонье (1410 г.) мы видим покрытого шерстью дьявола с огромной и омерзительной пастью, которая пожирает грешников. Второе, не менее безобразное дьявольское «лицо» находится на месте гениталий и исторгает тела ранее проглоченных нечестивцев. При этом выражение лица у того, кто побывал внутри дьявольской утробы, вызывает искреннее сочувствие и отчетливое нежелание оказаться на его месте.

Джованни да Модена. Дьявол, пожирающий души грешников. Ок. 1410 г. Базилика Сан-Петронио в Болонье.

Следующий вопрос, который терзал любого христианина: спасется ли его душа в момент решающего судного дня? Сможет ли она избежать страшных мучений? Здесь многое зависело от самого человека. У средневековой церкви было припасено множество назидательных проповедей и ярких образов на тему «что такое хорошо и что такое плохо». Пастве внушалась вполне тривиальная идея о том, что только поведение человека при жизни, избранный им путь добродетели или порока, определит, обретет ли он вечное блаженство или же будет обречен на вечные муки. Эта установка задавала строгое биполярное восприятие жизни. Притом в обоих случаях Средневековье нередко доходило до крайности, располагая на противоположных полюсах либо абсолютное добро, либо абсолютное зло. Мир воспринимался словно в черно-белом цвете. Отражением этого особого мировосприятия стали и произведения изобразительного искусства. В них рай и ад часто находятся в прямой визуальной оппозиции. При этом

райские картины часто похожи друг на друга, чего не скажешь о композициях, посвященных миру Преисподней.

Последние гораздо более разнообразны: одни художники придавали изображениям сил зла оттенок сарказма, а другие буквально впадали в одержимость, в мельчайших подробностях выписывая жуткие подробности пребывания грешников в аду.

Средневековье унаследовало от античной культуры богатый арсенал чудовищ, но оно добавило к нему еще и многочисленных инфернальных монстров, порожденных экзальтированным религиозным сознанием и страхом перед адскими муками. Все это многообразие демонов и химерических тварей, отразившееся в тысячах произведений средневекового искусства, стало своего рода кодом всей визуальной культуры эпохи. В этой книге речь пойдет о страшных и странных существах звериной, человеческой и демонической природы. Именно они составляли неотъемлемую часть картины мира средневекового человека.

Глава 1

Фантастические твари: инструкция по применению

«…Для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле – много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы – голова четвероногого. Здесь зверь – спереди конь, а сзади – половина козы, там – рогатое животное являет с тыла вид коня»[2 - Цит. по изд.: Памятники мировой эстетической мысли. Том 1. Античность, Средние века, Возрождение. Издательство Академии художеств СССР, 1962. 682 с.]. Эти полные возмущения слова принадлежат не современному ревнителю благочестия, а видному цистерцианскому монаху и теологу XII века Бернарду Клервоскому. Он яростно выступал за скромность церковной архитектуры, считая, что изображения гибридных тварей и монстров в сакральном пространстве храма отрицательно влияют на духовное воспитание монахов и прихожан. Но средневековые мастера в большинстве своем не спешили к нему прислушиваться.

Арка, украшенная рельефами с изображениями мантикоры, пеликана, василиска, гарпии, грифона, амфисбены, кентавра и льва.

XII век. Франция. Местонахождение: Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

В средневековом искусстве изображения животных присутствуют буквально везде: в скульптурах церквей, на фресках, мозаиках, миниатюрах, их можно встретить на печатях и гербах, они выступают неизменными действующими лицами многочисленных басен и пословиц. И речь идет не только о домашних животных вроде свиней и коров, но и о диких и даже экзотических: например, львах, тиграх, слонах и носорогах. И как уже было отмечено Бернардом Клервоским, в этой пестрой компании можно встретить необычных существ: кентавров, единорогов, фениксов, грифонов, мантикор, василисков, бонаконов и других диковинных тварей. Некоторые из них имели откровенно отталкивающую наружность, как, например, мантикора – чудовище огромного размера, соединяющее в себе тело льва, голову человека и длинный хвост с жалом, заимствованный у скорпиона. В общем, мир средневековых бестий был разнообразен и нуждался в определенной классификации.

Стремление все разложить по полочкам, приклеить к каждой вещи или явлению определенный ярлык – характерная черта средневекового мышления.

По этой причине в Средние века особой любовью пользовались всевозможные энциклопедии, сборники, компиляции, справочники и тому подобная литература. Примером такого жанра служит и бестиарий (от лат. bestia – «зверь») – популярный средневековый трактат, посвященный животным.

Занимательная зоология

Олень живет тысячу лет. Кабан носит рога у себя в пасти. Ласка зачинает ртом, а рожает ухом. Слоны боятся мышей. Кровь козла растворяет алмаз. Моча рыси, затвердев, превращается в драгоценный камень. Страус способен съесть и переварить все что угодно, включая металлические предметы. Гиена может сменить пол по собственному желанию. Что касается ласточки, то она ест, пьет и спит в полете. Подобные утверждения в изобилии встречаются на страницах бестиариев – главных средневековых «путеводителей» по животному миру. Эти книги активно иллюстрировались, многие из сохранившихся до наших дней экземпляров содержат красочные и увлекательные миниатюры.

Информация о повадках и внешнем виде животных, которую можно найти в бестиариях, способна позабавить и даже рассмешить современного читателя, в особенности если речь идет о хорошо знакомых нам существах.

Но только ли нехватка достоверных сведений об окружающем мире и его обитателях заставляла распространять небылицы или, как бы мы сегодня сказали, «фейки» о животных? Или же на это была иная причина?

Средневековый бестиарий по своей структуре далек от привычных нам научных классификаций животного и растительного мира, в основу которых легла система, разработанная в XVIII веке Карлом Линнеем. При описании животных в Средние века руководствовались подходом античных натуралистов. Все представители фауны делились на следующие категории: четвероногие, птицы, рыбы, змеи и черви. Все виданные и невиданные твари распределялись по этим пяти группам. Такая классификация была далека от идеальной: так, пчелы оказывались в разделе про птиц, а к рыбам относились не только собственно рыбы, но и все твари, обитающие в воде, в том числе киты и морские млекопитающие, а также различные фантастические существа вроде сирен.

К категории червей приписывали практически всех животных маленького размера, в том числе грызунов, личинок, насекомых, лягушек и даже моллюсков.

Интересно, что на страницах бестиария даже реально существующие в природе животные часто изображались таким образом, что современному человеку узнать на картинке даже хорошо знакомый вид практически невозможно. Самый благообразный представитель фауны мог быть представлен как отвратительный монстр. Возьмем, к примеру, обычную ящерицу. На территории средневековой Европы ее можно было встретить повсеместно, тогда почему же художник в иллюстрациях к английскому бестиарию XII века изобразил ее как синеголовое чудовище с львинооподобной мордой, когтистыми лапами и длинным хвостом? Что уж и говорить о более редких представителях животного мира, таких, например, как крокодил, хамелеон или рыба-меч, которых средневековые люди в большинстве своем никогда не видели собственными глазами. Для того чтобы изобразить их, средневековому художнику приходилось приложить всю свою фантазию. В результате получались весьма разнообразные, безусловно интересные, но очень отличающиеся друг от варианты изображения одного и того же животного. Все тот же крокодил мог походить в одном случае на дракона, а в другом – на невиданную рептилию с мордой, напоминающей скорее кого-то из представителей кошачьих.

Ящерица из Абердинского бестиария, Англия, XII век, (библиотека Абердинского университета, Шотландия, Univ Lib. MS 24, folio 69v).

Крокодил из «Рочестерского бестиария». Англия, XIII век.

(Британская библиотека, Лондон, Royal MS 12 F, folio 24r).

Крокодил, пожирающий человека.

Музей Меерманно, Дом книги, Гаага

(Ms. 10 B 25, The Hague, MMW, 10 B 25 fol. 12v) Western France; c. 1450.

Главным источником, на который опирался средневековый художник при изображении крокодила или какого-либо другого животного, была не натура, а текст. При этом перед ним стояла совершенно специфическая задача – необходимо было запечатлеть животное так, чтобы максимально заострить особенности его характера и поведения, о которых шла речь в описании. Например, крокодил в бестиарии описывался как кровожадное существо, смертельно опасное для человека. Отсюда мы видим и определенные качества, которые авторы миниатюр стремились подчеркнуть в его облике: например, огромная хищная пасть и острые когтистые лапы недвусмысленно намекают на то, что это существо не особенно дружелюбно. Еще более ясными и доходчивыми были сцены расправы крокодила над человеком, как, например, во французском манускрипте середины XV века из Гааги.