Двойники. Серия «Лунный ветер»

Пустота обрушилась на меня. Я почти не могла дышать. Грудная клетка не вздымалась, чтобы захватить нужное количество воздуха. Казалось, что там, внутри, заела какая-то пружина. И теперь она не даёт нормально двигаться грудной клетке. Чем-то смазать бы её… И тогда я смогу сделать полноценный глоток сладкого воздуха… В остальном мне казалось, что я осталась прежней. Я даже не плакала. Ум-факир убеждал меня, что я вовсе и не переживаю. Ну да, мне стало как-то на всё наплевать, – подумаешь! Подумаешь, что стало невозможно полноценно дышать. В остальном-то – всё отлично! Только вот ещё вес…

Я стала словно таять, меня становилось всё меньше. Даже домашний грузовой лифт перестал меня возить – он не воспринимал мой вес. Обычный пассажирский возил, а вот грузовой – нет. Приходилось отправлять его на какой-то этаж (тогда мне казалось, что я запускаю ракету куда-то далеко, в неизвестное пространство… и почему-то без возможности вернуться…) и ждать пассажирского.

В один из вечеров мне показалось, что я засну, а потом не проснусь: не потому что умру, а просто от меня за ночь ничего не останется, я растворюсь в воздухе, вся изойду на своё поверхностное дыхание…

Но на следующее утро я проснулась. Правда, в сильном жару. Температура, наверное, ползла к сорока. Голова плыла. В полубреду я видела его. И его новую пассию. Он теперь по-другому улыбался. Говорил какие-то другие словечки. Даже выглядел по-другому. Был так неуловимо похож на неё. Даже глаза у него поголубели, хотя когда-то были ореховыми, почти карими… как мои.

И в этом полубреду мне показалось, что он состоит из маленьких разноцветных кусочков. Очень было похоже на мозаику. Какие-то кусочки этой своеобразной мозаики были моими. Меня охватила страшная тоска. В этой тоске я потянула руки к переливающимся кусочкам и стала пытаться собрать их. И кусочки потянулись ко мне. Они легко и естественно возвращались на свои места.

Первое, что я ощутила: мне стало легче дышать. Я жадно пила воздух, не могла им надышаться.

Кусочки мозаики возвращались и возвращались. И с каждым кусочком восстанавливались мои силы. Даже больше – восстанавливалась я, как личность, как человеческая единица.

Потом я поняла, что вся эта разноцветная мозаика – она моя. Не одну жизнь я знаю этого человека. Потому и показался он мне таким родным и знакомым. И моё возвращалось ко мне. Я уже не управляла этим процессом. В какой-то момент вся мозаика облетела с него, и остался голый железный каркас. И больше ничего. НИЧЕГО!

И вдруг с душераздирающим скрипом и скрежетом этот каркас стал разваливаться. Это было жутко. Надсадный звук железа, поднявшаяся ржавая пыль… Потом я, наверное, потеряла сознание.

Когда я очнулась, была уже глубокая ночь. Округлая луна с любопытством заглядывала в моё окно. Я чувствовала себя здоровой и обновлённой. Я в полной мере осознала выражение «заново родиться». Именно это я могла сказать сейчас о себе. Мне не спалось. Двенадцатый час. Ещё не поздно для звонка ЕМУ. Возможно, он поговорит со мной. Возможно, ещё не всё потеряно. Хотя… Я ловлю себя на том, что все эти мысли порождаются во мне некой инерцией, что они не затрагивают меня по-настоящему, словно идёт рябь по воде, а глубинные водные пласты по-прежнему хладны и спокойны. Я поняла, что не хочу возвращать всё обратно, что уже почти перевернула эту страницу своей жизни, отпустила эту историю. Но прежде чем окончательно разжать пальцы и позволить ей тихо упасть в вечность, хочется поставить финальную точку.

И вот я набираю его мобильный номер, который давно знаю наизусть. Механический голос отвечает мне: «Абонент недоступен». Тогда я набираю городской номер. По телефону отвечает сонный женский голос, почти такой же механический, как минуту назад в мобильной сети. Мне всё равно. Сердце не сжимается болезненно, как раньше, от мысли, что это она – разлучница и мой злой гений. Я прошу его к телефону. Женщина говорит, что я ошиблась номером. Я набираю тот же номер ещё раз. Подходит всё та же женщина и раздражённо говорит мне, чтобы я была внимательнее. Я произношу цифры. Нет, всё правильно. «Но таких здесь нет и никогда не было», – говорит женщина и отключается.

«Врёт! Как глупо!! Позвоню завтра», – думаю я.

Назавтра происходит всё то же самое – «абонент недоступен» и «здесь таких нет».

Я приезжаю по его адресу. Передо мной незнакомая дверь. «Неужели поменял даже дверь вместе с замком? Я бы и так отдала ключ, зачем же такие крайние меры…» – иронично думаю я.

Я нажимаю кнопку звонка, который звучит чужим голосом. Мне открывает чужой мужчина. Я вижу совершенно незнакомую прихожую. Я начинаю спрашивать про него, но мне говорят, что здесь никогда такой не жил…

У меня не осталось никаких доказательств, что он существовал. Окружающие помнят, что я встречалась с кем-то. Но без всяких подробностей. Описывают его как что-то серое и бесцветное. Мимолётно-несерьёзное. Хотя я точно помню, что эти же люди восхищались тем, как мы идеально подходили друг другу, не раз говорили мне, что мы половинки одного целого.

У меня не осталось ни одной фотографии с ним. На свою беду я почти никогда ничего не распечатываю на бумаге и все фото храню на специальном жёстком диске. После неудачного посещения его бывшей квартиры я кинулась домой, чтобы посмотреть наши фото с ним. Мой диск, на котором я хранила папку с фотографиями, сгорел. Вместе со всем архивом.

Он вообще не любил фотографироваться, но в телефоне у меня должны были сохраниться несколько наших общих фотографий. Должны были… но почему-то не сохранились. В социальные сети он запрещал выкладывать фото с ним, поэтому и на моих страничках было пусто. Но и это ещё не всё. Он исчез из списков моих друзей во всех социальных сетях. Сначала я подумала, что он занёс меня в «чёрные списки». Поэтому чуть позже пыталась найти его аккаунты через другие устройства, которые не были связаны со мной. Результат был нулевой. Все данные об этом человеке словно кто-то стёр или надёжно спрятал.

И сейчас, по прошествии шести месяцев, мне кажется, что всё это было сном, тяжёлым бредом. Я уже и сама не верю, что всё это случилось со мной. Я ищу доказательств, но их нет. Даже ум-факир смирился с тем, что ему всё это привиделось. Вот только сердце… Иногда в толпе мне вдруг покажется, что я вижу знакомый силуэт и, не отдавая себе отчёта, я начинаю бежать за этим человеком, пока не понимаю своей глупой ошибки. Или в кафе кто-то незнакомый так неожиданно знакомо наклонит голову, и тогда картинка реальности начинает плыть перед глазами от горячей волны, захлёстывающей меня. Или чужое «привет!», адресованное даже не мне, так болезненно резанёт по сердцу из-за знакомой нотки, тона, прозвучавшего в этом нехитром слове…

А неделю назад я познакомилась с очень симпатичным молодым человеком. Мы понимаем друг друга с полуслова. Мне кажется, что я знаю его сто лет. И только сегодня моя подруга сказала мне, что мы просто половинки целого…

    (Москва, 2011 год)

Забытый чемодан

Алёна сегодня переезжала. Вместо комнаты в коммуналке девушка нашла однокомнатную квартиру. А может, квартира её нашла… Знакомые родителей уезжали из Москвы на три года за границу и хотели сдать квартиру надёжным людям. Они не имели ни времени, ни желания контролировать весь процесс сдачи своей квартиры: искать новых постояльцев, если старые съедут; разбираться с пострадавшими соседями, если жильцы зальют тех водой; менять кран, если он сломается, и так далее. Все эти вопросы было бы проблематично решать из Италии, куда их пригласили на работу. В общем, к несказанной радости обеих сторон, они нашли друг друга: владельцы квартиры – надёжного арендатора в лице Алёны, а Алёна – удобную и приемлемую по цене квартиру.

Девушка уже два года жила отдельно от родителей и успела обрасти кое-каким скарбом: учебниками, одеждой, разнокалиберной посудой… Именно эти вещи Алёна с почти добровольным помощником – другом Славиком пытались сейчас упаковать.

«Откуда столько вещей набралось-то?!» – с удивлением подумала Алёна, когда вывалила всё своё добро на продавленный диван.

В комнате, которую она снимала, и вещи-то класть было особенно некуда, так как обстановка в ней была, прямо скажем, спартанская. Ветеран-диван был уже упомянут. О его возрасте трудно судить – обычно мебель столько не живёт. Он гордо выпирал все свои пружины через потёртую обивку. У дивана, с той стороны, что служила Алёне изголовьем, стояла ножная швейная машинка «Зингер», которая вот-вот собиралась перейти в статус антикварной вещи. Сама машинка, которая напоминала Алёне милую лошадку, была опущена вниз. Сбоку крепилось ажурное кованое колесо, которое служило приводом для машинки. Колесо, на вкус Алёны, очень красило эту конструкцию, придавая ей загадочность готики. Из всей этой швейно-готической композиции получился милый ностальгический столик, на котором иногда располагалась лампа советских времён. Такие лампы были когда-то чуть ли не в каждом доме: два параллелепипеда – металлическое основание лампы и пластиковый абажур – соединены между собой металлической же трубкой так, что вся конструкция напоминала букву Z. Это чудо советской дизайнерской мысли даже имело подвижность – лампа могла экономично сложиться в одну прямую. Поэтому счастливый владелец подобной лампы мог направлять её свет туда, куда ему нужно. Абажур мог быть белым или изумрудно-зелёным, а на основании находилась прямоугольная, шикарная в свой огромности и алости, клавиша, которой включалась и выключалась лампа. Этой конкретной лампе достался изумрудно-зелёный абажур.

Данная лампа не имела постоянного места жительства в комнате. В зависимости от потребностей Алёны, она кочевала с письменного стола на столик из машинки «Зингер» и обратно.

У стены стоял жёлтый двустворчатый платяной шкаф, наверное, первых послевоенных лет выпуска. Его большое, во всю створку, местами помутневшее зеркало отражало комнату. И эта неясность и мутность придавали налёт антикварной патины и благородства той, зазеркальной, комнате. У окна расположился коричневый письменный стол. Он появился на свет в семидесятые. Когда-то стол шикарно сверкал полировкой, но теперь совершенно облез. Деревянный венский стул, тоже неопределённого возраста, но аристократичный в своей старости, довершал обстановку.

Этакий временной и стилистический фьюжн проглядывал в дизайне комнаты. Этот фьюжн не всегда был удобен Алёне. Но квартирная хозяйка Клавдия Васильевна была очень милой и доброй старушкой. Её золотой характер компенсировал всё: и упирающиеся по ночам в самые болезненные места пружины дивана, и колченогость письменного стола, которая очень мешала готовиться к лекциям, и неопределённость отражения девушки в зеркале по утрам.

С одной стороны, вещей у Алёны было не так много, чтобы для переезда требовался грузовик, и в то же время помощь Славика, приехавшего на своей раздолбанной «девятке», была очень и очень кстати.

«Без него точно не справиться», – в который раз за сегодняшний хлопотный день с благодарностью думала девушка.

Славик активно помогал паковать вещи во всевозможные сумки, коробки, тюки… А потом энергично и быстро загрузил всё это в машину. «Девятку» забили до отказа. Приехав в новое жилище, они, как могли быстро, перетаскали все вещи из машины. Таскал в основном Славик, но устала почему-то Алёна. Поэтому она, как только всё было закончено, попыталась побыстрее спровадить Славика восвояси:

– Слав, спасибо тебе. Поздно уже… Потом созвонимся, да?

– Ну вот, – разочарованно протянул Славик, – чуть что – так «Славочка, Славочка», а теперь даже без чая выгоняешь.

– Славик, ну почему выгоняю… Сам понимаешь – поздно, завтра к первой паре в универ…

Славик поворчал, но скорее для видимости, и довольно быстро удалился.

Он был её другом ещё со школы. Где-то класса с четвёртого. До недавнего времени они со Славиком жили в одном подъезде: Алёнина семья – на третьем этаже, а его – на пятом. Потом Алёна переехала, а Славик так и жил со своими родителями в том же доме. В старших классах они одно время вместе сидели за партой. Но Алёна влюбилась в Володю из их же класса и пересела поближе к объекту своей девичьей мечты. Дружба со Славиком на этом не прекратилась, а, казалось, стала даже крепче и доверительней.

Для Алёны Славик всегда был (и оставался до сих пор) лучшим другом, а по совместительству – жилеткой и советчиком в любовных делах. Девушка знала, что нравится Славику. И он ей был по-своему дорог, но переводить их отношения в более близкие она не хотела или не спешила. Кто знает, насколько долго продлится любовный роман? Дружба как-то надёжнее…

Алёна кое-как распаковала часть сумок, кульков и свёртков. Она не планировала сегодня разбираться со всем своим добром, слишком устала для этого. Девушка просто пыталась найти вещи, которые ей потребуются сейчас и завтра утром: постельное бельё, зубную щётку, пижаму и что-то из одежды. Под руки попадалось всё что угодно, но не то, что требовалось в данный момент. Наконец Алёна нашла необходимое и буквально рухнула на кровать.

«А завтра ещё к первой паре…» – это была её последняя внятная мысль.

Всю ночь девушке снился какой-то странный сон. Он был яркий, запоминающийся, совершенно отличный от обычных её снов. Алёне снилось её рождение.

Вот она находится в своем тёплом и уютном доме. Ласковые волны нежно покачивают тело. Но внутри её существа постепенно нарастает ощущение тревоги.

Потом происходит что-то фатальное, и её дом перестаёт быть надёжным и безопасным. Пространство вокруг наполняется неприятной вибрацией, которая постепенно усиливается и переходит в давление. Это давление тотально. Оно идёт на неё со всех сторон. Давление переходит в боль. Начинаются сильные толчки и сжатия. Её родное и, казалось, неотделимое от неё убежище стало враждебным и чужим. Оно буквально выталкивает её из своих недр. От этого горько и страшно. Ей кажется, что её предали, обманули в сокровенном и глубинном. Она начинает с трудом продвигаться в неизвестность. Страшно. Тяжело. Больно.

Потом она чувствует определённый ритм толчков, постепенно интервалы между ними уменьшаются, а сила увеличивается. В этом ей видится смысл и замысел. Она ловит этот ритм и двигается в такт ему. Происходящее кажется ей каким-то странным танцем. Танцем смерти, когда тебя душат объятья… или танцем жизни… Она решила просто подчиниться этому странному ритму. Её манит это движение, затягивает в чёрную, вязкую воронку. Давление на виски всё усиливается, кости черепа сдвигаются; кажется, что мозг плавится под этим давлением. Боль невыносима!..

И вдруг – яркий, ослепляющий свет, новое неведомое пространство, имеющее совершенно другие физические параметры. Оно – безгранично! Вокруг простор и пустота. Но пустота, заполненная невесомой эфирной субстанцией. Её охватывает восторг, эйфория. Этот долгий, тяжёлый путь, это умирание стоило того! Сколько света!! Она чувствует, что серебряная нить, которая связывает её с прошлой жизнью, с прошлым домом, пульсирует всё реже. Кровь перестаёт перетекать из бывшего дома в центр её жизни. И где-то рядом, но уже в стороне, остаётся носитель того животворящего тепла, которое сопровождало её прошлую жизнь. Кто-то белый, почти светящийся в своей белизне, ловко перерезал серебряный шнур, соединяющий её тело с тем любящим теплом. Опять больно, но уже не так всепоглощающе…

Что-то внутри подсказывает ей, что нужно сделать глоток этой невесомой эфирной субстанции. Но ей пока страшно. Это совершенно другая, незнакомая среда. В той своей, уже прошлой, жизни она привыкла покачиваться в тёплых мирных волнах уютного замкнутого мира, а теперь… тут прохладно… но безгранично… и так светло. Свет. Сколько света!

Неожиданно она получает увесистый шлепок по попе… Она заходится в крике-плаче. Но сначала она делает вдох, и поток окружающего эфира с силой наполняет её свёрнутые лёгкие, они, как крылья бабочки, расправляются. Эфир – сладкий, прохладный, освежающий. Чудесный! С первым вздохом что-то иное включается в её теле… Начинается новый отсчёт. Новая жизнь.

И она плачет. Плачет по прошлой жизни, плачет от страха и обиды, от усталости… и от восторга тоже. Сложная гамма чувств сейчас разрывает её существо, и она вкладывает всё своё переживание в громкий крик.

Звонок будильника обрушился на сознание девушки и совпал с плачем-криком во сне. Алёна открыла глаза и почувствовала слёзы на щеках.

«Странный сон», – подумала девушка.