– А зачем тебе такие большие палатки?
– Вот, дьявол! – вскрикнул Чэнс, прихлопнув на лице москита. Внезапный вопль испугал бедного Эсмеральду-Снежинку, он застыл на месте, повалился на землю и потерял сознание. Мы просто не смогли удержаться от хохота.
Чэнс подбросил дров в костер и сел.
– А как быть со второй палаткой? – спросила я, разглядывая Чэнса через пламя костра. Я очень надеялась, что Нахал не ожидает, что я установлю ее сама.
– Какой второй палаткой? – с невинным видом спросил он.
– Ты что, купил только одну?
Чэнс вынул упаковку «Пикси» из бокового кармана и запрокинул голову, чтобы ссыпать сладкий порошок из пакетика прямо в рот.
– В палатке два отделения, разделенные перегородкой. Ты со своим подопечным будешь спать с одной стороны, а я – с другой.
Что ж, я не имела права жаловаться, ведь он выполнил всю работу и за все заплатил. Поэтому на этот раз я прикусила язык – так, для разнообразия.
Мы уничтожили запас еды, который означал для меня месячную норму углеводов, и уселись возле костра. Чэнс карманным ножом выстрогал палочку и нанизал на ее конец зефир, потом протянул мне. Здорово же все это у него получалось!
– Итак, сегодня ночью я делю с тобой одну палатку, мы завели домашнее животное, а я при всем при этом даже не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь?
– Можешь считать, что я на пенсии.
– На пенсии? В каком возрасте? Двадцать шесть, двадцать семь?
– Двадцать восемь, – уточнил Чэнс.
– Вот как? Это, конечно, многое объясняет. – Было очень темно, особенно за пределами круга, освещенного пламенем костра. Я подняла поджаренный зефир, чтобы проверить его готовность. Он хорошо подрумянился с одной стороны, а с другой остался белым. – А чем ты занимался до пенсии?
– Футболом.
– Ты играл в профессиональной команде?
– Да, какое-то время. В Австралии.
– И что случилось потом?
– Порвал связку.
– Это неизлечимо?
– Меня оперировали несколько раз, но она снова порвалась.
– Извини. А как долго ты играл, прежде чем это случилось?
– Один матч.
– Один матч? Ты порвал связку в первой же профессиональной игре?
– Да. Моя первая и последняя профессиональная игра. И все в один день.
– Сколько времени прошло с тех пор?
– По контракту я оставался в реестре еще три года. Прошел через несколько операций… но так и не смог вернуться к прежней форме. Ушел в двадцать четыре.
– Черт, это ужасно. Полный отстой.
Чэнс только улыбнулся.
– И чем ты теперь занимаешься?
– Я до сих пор получаю лицензионные выплаты, так что мне нет необходимости просиживать на работе с девяти до пяти. К тому же я увлекся созданием произведений искусства из отходов.
– Из отходов?
– Некоторые называют это скульптурами из вторичного сырья.
– Я ходила на такую выставку в музее Гуггенхайма. Мне понравилось. Хотелось бы когда-нибудь увидеть твои работы.
Чэнс кивнул, но ничего не сказал.
– Могу я полюбопытствовать?
– Имеется в виду – еще больше полюбопытствовать?
– Ты сам сказал, что я должна получше познакомиться с тобой. Это было как раз перед тем, как я налетела на бедную Эсмеральду-Снежинку.
– Ты даже не коснулась бедолаги. И его зовут не Эсмеральда-Снежинка.
Мой зефир загорелся. Я дунула на него, затем сняла с палочки и откусила. Он был почти жидким и очень горячим. М-м-м.
Я заметила, что Чэнс внимательно наблюдал за мной.
– Хочешь попробовать?
Он лениво покачал головой.
– Почему нет? Ты же сластена.
– Для меня большее удовольствие – наблюдать за тем, как ешь ты, чем есть самому. – При этих словах он сглотнул, а меня бросило в жар, к которому костер не имел никакого отношения.
– И все-таки. Как ты можешь жить на выплаты, если контракт был только на три года?
Чэнс отвел взгляд в сторону.
– Ну, знаешь, постеры и все такое…
– Постеры с твоим портретом?